Катынь. Ложь, ставшая историей
Шрифт:
Зато при внимательном прочтении документов находится несколько проскользнувших свидетельств о нерасстреле. И мы их непременно предъявим…
…Итак, кроме трудовых лагерей для рядовых и унтер-офицеров, используемых на работах, в начале 1940 года существовали три «спецлагеря»: офицерские — Козельский и Старобельский и Осташковский. Начнём с последнего, поскольку о нём известно больше всего. Каковы его функции?
I. Характеристика контингента
В Осташковском лагере содержится на 1 декабря 1939 г. 5963 чел.
Из них: полиция кадровая 5033 чел.
Жандармы 40 чел.
Тюремщики 150 чел.
служащ(ие) КОПа 41
Осадники 27
Юнаки 8
офицеры всех категорий 263 (включая полицию и жандармерию)
солдаты и мл. начсостав 127
запас полиции 169
Штатские 105
Из общего количества 5963 чел. — 1919 чел. проживали на территории, отошедшей к Советскому Союзу, 196 чел. — в Виленской области и 3848 чел. — на территории, отошедшей к Германии.
Основную массу так называемого запаса полиции составляют рабочие и крестьяне, никогда ранее в полиции не служившие, а вследствие пожилого возраста или недостаточных физических данных для службы в армии приписанные к полиции.
Среди солдат и мл. начсостава много из КОПа и стражи граничной. Солдаты этой категории в основной своей массе ничем не отличаются от других солдат польской армии, зато среди мл. начсостава много сверхсрочников, служивших в КОПе по 9–15 лет. Многие плютоновые и сержанты были начальниками стражниц и при их участии происходили переброски польских шпионов на нашу территорию.
Наиболее разношёрстная категория — это штатские. Среди них имеются рабочие, крестьяне, адвокаты, студенты, служащие магистратов и др.
Есть лица, называющие себя членами Коммунистической партии.
Среди офицеров имеется значительная категория запасников, по профессии учителей, врачей, фармацевтов и т. п. Эти люди по окончании средней школы были призваны на действительную военную службу и после прохождения годичной школы подхорунжих получили звание подпоручиков запаса.
Дальнейшее задержание в качестве военнопленных лиц, относящихся к запасу полиции, рядовых КОПа и стражи граничной, а также офицеров запаса из числа трудовой интеллигенции (советской территории), считаю нецелесообразным.
Освобождение этих категорий следует, однако, проводить после повторного персонального опроса и проверки сомнительных лиц по местожительству, т. к. среди них есть лица, скрывающие свою действительную принадлежность к кадрам полиции и КОПа.
Мл. начсостав КОПа сверхсрочной службы без тщательной фильтрации и агентурной проработки освобождать не следует.
Уже из этой докладной ясно, какой контингент собирали в Осташковском лагере. Это люди, которые по своему служебному положению могли быть причастны к довоенной работе против СССР — шпионажу, переброске банд — а также к преследованиям польских коммунистов, карательным акциям и пр. Кроме того, в полицию, естественно, отбирали идеологически устойчивых граждан — а значит, настроенных резко антисоветски. На допросах они все, конечно, стали взятыми по мобилизации и аполитичными, однако следователи им не верили, и были правы.
Вскоре в Осташков стали отправлять саботажников, отказников, антисоветски настроенных пленных из других лагерей. Почему туда? Всё просто: это был единственный лагерь, где работали следственные бригады НКВД. По крайней мере, в документах нет упоминаний о следствии, которое проводилось бы в других лагерях.
По состоянию на 8 апреля 1940 года в Осташковском лагере находилось 6364 чел.
Из них:
а) офицеров армии 48 чел.
б) офицеров полиции и жандармерии 240
в) мл. комсостава полиции и жандармерии 775
г) рядовых полицейских и жандармов 4924
д) тюремщиков 189
е) разведчиков и провокаторов 9
ж) ксендзов 5
з) осадников 35
и) торговцев 4
к) переведённых из быв. польских тюрем 4
л) судебных работников 5
м) солдат и мл. комсостава 72
н) прочих (проверяются для решения вопроса о дальнейшем направлении) 54
К тому времени 443 человека уже были отправлены из лагеря. Стало быть, к моменту принятия решения пленных там числилось несколько больше — 6879 человек.
Что могла инкриминировать этим людям советская власть?
На полицейских, жандармов, тюремщиков распространялась статья 58–13:
«Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны (от 3 лет до ВМН)».
Сотрудникам разведки и пограничной стражи могли инкриминировать и 58–6 — шпионаж (те же меры).
На отказников, организаторов «волынок» на производстве распространялась ст. 58–14 — «контрреволюционный саботаж» (от года до ВМН).
Тем, кто был причастен к переброске банд на советскую территорию, светила 58–8 и 58–9 (терроризм) — очень серьёзная статья, по которой в СССР было много смертных приговоров.
И наконец, для резко антисоветски настроенных пленных, не скрывавших своих взглядов, существовала самая массовая 58–10 — «антисоветская пропаганда и агитация» (от шести месяцев).
Кроме того, в СССР существовал ещё контингент «социально опасных», на которых никакие статьи не распространялись, однако их тоже могли репрессировать в превентивном порядке, с учётом предвоенного времени.
Следующий вопрос: если следовать логике времени, что могла сделать с этими людьми советская власть?
Существует несколько более поздний документ — докладная записка Супруненко, касающаяся 1525 польских полицейских, интернированных в Латвии и Литве и после присоединения этих государств к СССР переданных в Козельск. Написана она год спустя, в марте 1941 года. Там говорится:
«По полученным материалам из местных органов НКВД установлено, что многие полицейские, содержащиеся в Козельском лагере, при бегстве в Латвию и Литву уничтожили материалы полиции. Часть полицейских вступала в карательные отряды и жестоко расправлялась с населением, встречавшим части Красной Армии.
В процессе агентурной разработки интернированных в лагере установлено, что основная масса полицейских, жандармов и других служащих карательных органов относятся враждебно к мероприятиям Советского правительства.
Многие из них высказывают, что по освобождении из лагеря будут бороться за восстановление Польши и мстить тем, кто лояльно относится к Советской власти.
Отдельные полицейские высказывают намерения бежать из лагеря с наступлением весны…
Учитывая, что перечисленные категории интернированных являются активными и непримиримыми врагами Советской власти, считаю необходимым…»
Что, расстрелять?! Не совсем так…
«…на всех их, по имеющимся учётным делам и агентурным материалам, оформить заключения для рассмотрения на Особом совещании».
Но ведь Особое совещание — это значит расстрелять?
Опять же — не совсем так…
Согласно положению об Особом совещании при НКВД СССР, оно имело право в отношении тех людей, которые были признаны общественно опасными, применять ссылку и высылку, а также заключать их в исправительно-трудовые лагеря. Тех, кого подозревали в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, отправляли в тюрьму. По сути, это было превентивное заключение и плохо увязывалось с презумпцией невиновности — но обстановка в стране хронически не вылезала из чрезвычайности, и советское правительство достаточно долго пользовалось этим наследством Российской империи (Сталин, например, ни разу не был предан суду — все свои ссылки и тюрьмы он прошёл исключительно по решению Особого совещания при МВД РИ). В то время Особое совещание имело право приговаривать к заключению сроком до 8 лет — то есть пленные, дела которых шли через ОСО, гарантированно оставались в живых.
…Ещё нам известно, что 4 декабря в Осташковский лагерь выехала следственная бригада НКВД. К 30 декабря было оформлено 2000 следственных дел, из них на Особое совещание — 500, или 25 %. А остальные? Непонятно… То ли не успели, то ли не на ОСО. А куда?
В самом начале марта начальник особого отделения Осташковского лагеря Корытов рассказывал начальнику особого отдела УНКВД по Калининской области Павлову о совещании в УПВ по поводу «разгрузки» Осташковского лагеря. В числе прочего он сообщал следующее:
В Москву я был вызван, как уже Вам сообщал, телеграммой начальника Управления по делам военнопленных т. Сопруненко. По приезде на место т. Сопруненко заявил, что он вызвал меня по требованию начальника 1-го спецотдела по вопросу организации отправки в[оенно]пленных после вынесения решений Особым совещанием…
…В начале совещания мне предложили высказать точку зрения О[собого] о[тделения], как бы мы мыслили организовать отправку.
Исходя из настроений в[оенно]пл[енных], их численности, а главным образом, имея в виду, что весь этот контингент представляет из себя активную к[онтр]р[еволюционную] силу, я свои соображения высказал:
1. Подготовку к отправке производить в том же духе, как производили ранее при отправке в Германию и районы нашей территории, т. е. соблюдая принцип землячества, что будет служить поводом думать осуждённым, что их подготавливают к отправке домой.
2. Решение Особого совещания здесь у нас, во избежание различного рода эксцессов и волынок, ни в коем случае не объявлять, а объявлять таковые в том лагере, где они будут содержаться. Если же в пути следования от в[оенно]пленных последуют вопросы, куда их везут, то конвой им может объяснить одно: «На работы в другой лагерь»…
…Как скоро мы будем разгружаться.
Из представленных нами 6005 дел пока рассмотрено 600, сроки 3–5–8 лет (Камчатка), дальнейшее рассмотрение наркомом пока приостановлено.