Кавалер Красного замка
Шрифт:
В числе последних находились капитан и егерь, которых мы уже заметили.
— А, капитан Диксмер, — сказала содержательница буфета, — какое у меня есть сомюрское винцо…
— Ладно, гражданка Плюмо, но сомюрское вино, по моему мнению, ничего не стоит без брийского сыра, — отвечал капитан, который, прежде чем предложить это меню, тщательно осмотрел буфет и заметил между прочими съедобными вещами, хвастливо разложенными на прилавке, отсутствие этого лакомства, которое он так ценил.
— Ах, капитан, последний
— А если нет сыра, так не надо и сомюрского вина; а вместе с тем заметьте и то, гражданка, что потребление его принесло бы выгоду, ибо я имел намерение угостить роту.
— Капитан, прошу тебя повременить пять минут, и я сбегаю к гражданину привратнику, который снабжает меня им и у которого всегда есть запас; я заплачу за него подороже, но ты отличный патриот, верно, меня не обидишь.
— Ладно, ладно, ступай, — отвечал Диксмер, — а мы между тем сойдем в погреб и сами выберем вино.
— Распоряжайся, как в своем доме, капитан.
И вдова Плюмо во всю прыть пустилась бежать к привратнику, между тем как капитан и егерь, запасшись свечой, спустились в погреб.
— Так, — сказал Моран после некоторого обзора. — Погреб вырыт в направлении улицы Порт-Фуан. Глубина его от 9 до 10 футов; плотничной работы нет.
— Какая тут почва? — спросил Диксмер.
— Суглинок. Все это наносная земля; эти сады уже несколько раз были изрыты; камней быть не может.
— Скорее, — сказал Диксмер, — я слышу деревянные башмаки нашей торговки. Возьмите две бутылки вина и пойдемте.
Они уже оба показались из погреба, когда возвратилась вдова Плюмо со знаменитым брийским сыром, затребованным так настоятельно.
За ней шли несколько егерей, привлеченных приятной внешностью сыра.
Диксмер угощал сыром и велел подать бутылок до двадцати вина своей роте, между тем как гражданин Моран рассказывал о преданности Курция, бескорыстии Фабриция и патриотизме Брута и Кассия. Все эти исторические рассказы были оценены не менее брийского сыра и анжуйского вина, которыми потчевал Диксмер.
Пробило одиннадцать часов. В половине двенадцатого была смена.
— Как обычно прогуливается австриячка, от двенадцати до часу? — спросил Диксмер, обращаясь к проходившему мимо хижины Тизону.
— Именно от двенадцати до часу.
И он запел:
Madame monte a sa tour, Mironton, tonton, mirontaine. (Мадам поднимается на свою башню, Миронтон, тонтон, миронтэн.)Эта новая выходка была встречена единодушным взрывом хохота национальных гвардейцев.
Тогда Диксмер сделал перекличку тех людей своей роты, которым пришла очередь стоять на часах от половины
Если бы взглянули на Морана в ту минуту, как он получил это очень обыкновенное приказание, то могли бы заметить, как покрылось бледностью все лицо его до самых волос.
Внезапно раздался глухой шум около Тампльской тюрьмы, а в отдалении слышен был ураган криков и неистовых возгласов.
— Что там происходит? — спросил у Тизона Диксмер.
— О, — отвечал тюремщик, — так, пустое, вероятно, восстание приверженцев Бриссо перед прогулкой на гильотину.
Шум страшно усиливался, раздался залп артиллерии, и толпа людей пробежала мимо Тампля с неистовыми криками:
«Да здравствуют отделения! Да здравствует Анрио! Долой брисотепов! Долой роландистов! Долой госпожу Вето!»
— Славно, славно! — заговорил Тизон, потирая себе руки. — Я сейчас открою дверь к госпоже Вето, чтобы она могла беспрепятственно наслаждаться выражениями той любви, которую чувствует к ней ее народ.
— Эй, Тизон! — закричал страшный голос.
— Что прикажет генерал? — отвечал последний, внезапно остановившись.
— Сегодня нет выхода, — сказал Сантер. — Заключенные не выйдут из своей комнаты.
— Ладно, — сказал Тизон, — меньше хлопот.
Диксмер и Моран обменялись неизъяснимо грустными взглядами, потом, в ожидании смены, сделавшейся теперь бесполезной, оба они пошли по направлению к хижине и стене, выходившей на улицу Порт-Фуан. Тут Моран стал мерными шагами определять расстояние.
— Сколько? — спросил Диксмер.
— Шестнадцать шагов, — отвечал Моран.
— Много ли потребуется дней?
Моран задумался, начертил на песке палочкой несколько геометрических линий, которые в ту же минуту стер.
— Нужно будет по крайней мере семь дней, — сказал он.
— Через неделю очередь Мориса, — проговорил Диксмер. — До этого времени нам непременно надо с ним помириться.
Пробило полчаса. Моран со вздохом взял свое ружье и, предводительствуемый капралом, пошел сменить часового, который прохаживался по платформе на высоте башни.
XIV. Преданность
На другой день после рассказанных нами происшествий, то есть 1 июня в 10 часов утра, Женевьева сидела на своем обычном месте близ окна; она спрашивала себя, отчего вот уже три недели дни сменяются для нее так грустно, проходят так медленно и, наконец, зачем, вместо того чтобы быть веселой в ожидании вечера, она встречает его с каким-то унынием?