Кавалькада
Шрифт:
Я попробовал свой бурбон. На вкус он был как настоящий американский бурбон, только щедро разбавленный настоящей немецкой водой.
Пуци заметил:
— Красные вооружены, Фил, и опасны. Поражение в девятнадцатом году только укрепило их решимость.
— Верно. Так что там стряслось, когда патриоты проводили маневры?
— Их окружила баварская государственная полиция с мюнхенским гарнизоном рейхсвера — это немецкая армия. Хотя полицейские и армейские начальники, понятно, сочувствовали господину Гитлеру, им хотелось избежать столкновения с красными. Поэтому сторонникам господина Гитлера пришлось сдать оружие. Это был большой
— Угу.
— Тогда он решил, как он сам мне потом сказал, что время простых демонстраций кончилось. Нужно отстранить от власти само правительство — этих предателей в Веймаре. Он решил, пришло время двинуться на Берлин. Слыхали о марше Муссолини на Рим? В прошлом году?
— Да.
— Итальянские патриоты пошли на столицу, чтобы спасти свою страну. После Обервайзенфельда господин Гитлер решил поступить так же. Он поговорил с генералом Отто фон Лоссовом, командующим военным гарнизоном в Мюнхене, и выдвинул идею: группы верных бойцов из «Freikorps» идут на Берлин, вербуя походя сторонников, понимаете? Как и всякий порядочный немец, фон Лоссов был недоволен веймарским правительством и обещал держать мюнхенский гарнизон в казармах. Но только при условии, что берлинский гарнизон под командованием генерала фон Зеекта не станет разгонять участников марша. Чтобы заручиться соответствующими гарантиями, господин Гитлер и встретился с фон Зеектом в Тиргартене.
Я кивнул.
— Поскольку марш на Берлин так и не состоялся, можно предположить, что никаких гарантий Гитлер не получил.
— Ах, увы!
— Из-за генерала все и помалкивают о той встрече? И о покушении?
— Да. На этом настаивал фон Зеект. Для нас так тоже лучше, в смысле — для партии.
— Если бы люди узнали об их встрече, они бы догадались, чего хотел Гитлер. И вам этого не хотелось.
— Нет.
— А люди в списке? Кто-нибудь из них знал, что Гитлер собирался встретиться с генералом?
— Все знали.
— Кто устроил встречу с генералом?
— Я. У нас с ним общие друзья.
— Вы кому-нибудь рассказывали об этой встрече?
— Никому. Даже жене. И генерал дал мне слово офицера, что он тоже никому не скажет, кроме полковника фон Хиппеля. Генерал — кристально честный человек. И фон Хиппель, разумеется, тоже. Так что, Фил, проболтаться они не могли.
— Все может быть, но с ними все равно нужно побеседовать.
Он кивнул.
— Я говорил Гессу, что вы так и скажете. Завтра же свяжусь с генералом.
Мисс Тернер, обращаясь к Пуци, сказала:
— Этот генерал фон Лоссов…
Пуци повернулся к ней и как будто снова удивился:
— Да?
— Это тот самый генерал, который приказал разоружить демонстрантов первого мая?
— Да, но у него тогда не было выбора.
Мисс Тернер отпила глоток своего коктейля.
— Но если он так беспокоился, чтобы между социалистами и сторонниками господина Гитлера не случилось стычки первого мая, почему он не волновался, что столкновения могли с тем же успехом произойти во время марша на Берлин? Потому это не тревожило господина Гитлера?
Пуци улыбнулся. Такими улыбками любящие отцы одаривают своих маленьких смышленых дочурок, когда те несут околесицу.
— Марш не имел ничего общего с демонстрацией, мисс Тернер. Как я уже говорил, число его участников должно было увеличиваться по мере продвижения к Берлину. Большинство добропорядочных немцев настроено против
— Вы сказали, у них есть винтовки. Вдруг они…
В эту минуту, возможно потому, что мы вновь принялись обсуждать красных, появился официант с блюдами. Пуци поднял руку, останавливая мисс Тернер. Официант расставил тарелки и все так же вразвалочку двинулся прочь. Рано или поздно он привыкнет к ковбойским сапогам, только не сегодня.
— Вы сказали, у них есть винтовки, — повторила мисс Тернер. — Разве они не могли пустить их в ход против участников марша?
— У нас тоже были винтовки, — ответил Пуци и улыбнулся ей своей отеческой улыбкой. — На марше мы превзошли бы их в численности — сто к одному. И напасть на нас было бы самоубийством. Разумеется, господин Гитлер все это учел заранее.
— Не сомневаюсь, — заметила мисс Тернер, сказав это таким тоном, каким разговаривают любящие дочурки с отцами, когда те несут чушь.
Но Пуци как будто ничего не заметил.
— Может, на сегодня хватит политики, а? — сказал он. — Давайте лучше есть и говорить на более приятные темы. Расскажите мне, пожалуйста, мисс Тернер, с чего это вдруг вы стали работать на агентство «Пинкертон»?
Пока я ковырялся с рыбой, сильно смахивавшей на кучу спрессованных опилок, только без свойственного им запаха, мисс Тернер поведала ему о том, как участвовала в операции агентства в Англии, в девонском особняке под названием Мейплуайт. [20] Рассказала, как я выдавал себя за телохранителя Гарри Гудини, американского иллюзиониста. В то время, по ее признанию, она была всего лишь сторонней наблюдательницей, но ей все же удалось мне «немного» помочь. А когда операция закончилась, я предложил ей работу в агентстве.
20
Эту историю У. Саттертуэйт изложил в первом романе серии — «Эскапада».
Мисс Тернер рассказывала о событиях в Мейплуайте беспристрастно, изящно, но как-то отстраненно, и у меня создалось ощущение, что она уже составила себе представление о Пуци, о его прошлом, и Пуци вряд ли обрадовался бы ее выводам.
— Потрясающе! — воскликнул Пуци. — И после того как вы стали сыщицей, у вас наверняка было немало и других приключений?
Она улыбнулась и мельком взглянула на меня, поведя глазами за стеклами из-под очков.
— Совсем немного, — сказала она, — только, боюсь, я не вправе об этом говорить.
— Понятное дело! Никому ни гу-гу, так? — Он снова повернулся ко мне, как будто узнал от мисс Тернер все, что хотел, и сказал: — Фил, я вам рассказывал, как однажды встречался с самим Уильямом Пинкертоном?
Я взглянул на мисс Тернер и заметил, что она в насмешливом отчаянии воздела глаза к потолку. А может, ей было и не до насмешек.
— Нет, Пуци, — сказал я, — не рассказывали.
— Отличный парень. Это было в Нью-Йорке, в Рокфеллеровском центре. Он поведал мне несколько потрясающих историй. — Тут Пуци оторвал глаза от стола, и его густые брови поползли вверх. — А, Эрик! Рад, что смог к нам присоединиться. — Поднявшись медленно, как бы по частям, он протянул новоприбывшему свою огромную лапищу.