Кавказ без моря

Файнберг Владимир Львович

Глянуть со стороны — наверное, глупая картина.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Под колёсами «газика» похрустывают покрытые утренним ледком выбоины горного шоссе. Мы с Хасаном спускаемся на равнину, чтобы там влиться в главную магистраль, ведущую к городу.

Не выспался. Провожу тыльной стороной ладони по лицу. Трёхдневная противная небритость. Не взял с собой из гостиничного номера бритвенный прибор. Думал, уезжаю на сутки. Оказалось, на трое. Обидно, что таким меня запомнит Мзия.

Как обычно и бывает в подобных случаях, Нодар с Хасаном вернулись к раскопу позавчера лишь поздно вечером. Без сторожа. Привезли огромный рулон плёнки для покрытия раскопанной могилы, видеокамеру. Казбек тотчас уехал. И не к епископу, а прямо в город, несмотря на то, что было уже совсем темно. Я уговаривал его не делать этого, переждать до утра. Он поцеловал меня в плечо и все-таки уехал. Как он спускался в темноте, по этой узкой, виляющей над пропастями трассе?

— Хасан, будем в городе, сможем найти домашний телефон Казбека? Или хотя бы номер его редакции?

— Шамиль Асланович знает.

Печка в машине не работает. Да если бы и работала, брезентовый «Газик» продувает насквозь. От холода, от небритости чувствую себя совсем бесприютным. Особенно сейчас, когда оставил дом епископа Георгия.

Вчера Нодар с Хасаном и епископом чуть не весь день пробыли у открытой мною могилы. Нодар все детально измерил, зарисовывал, снимал на видеокамеру, описывал. Все, как оно лежало больше тысячи лет. Владыка Георгий совершил заупокойную службу над потревоженным прахом. Лишь к вечеру они вернулись домой. Принесли с собою золотой крест и полуистлевший свиток. Нодар с трудом дозвонился в Тбилиси директору своего института. Тот обещал утром выслать бригаду специалистов. Могилу нужно срочно законсервировать до снега.

А я провёл вчерашний день, не выходя из дома. Сейчас почёл бы за счастье вернуться, если б не надежда на то, что за эти несколько суток пришло на Главпочтамт письмо от Жанны.

— Хасан, заедем по дороге к гостинице на Главпочту?

— Не по дороге. Заедем, конечно. Я уже думал об этом. Скажите, а как вы можете находить то, чего никто не видит?

— Дело тренировки.

Другой человек принялся бы расспрашивать, въедаться в душу, но Хасан замолк, почувствовал, что я не настроен разговаривать. Это не признак послушного раба, вынужденного возить разного рода начальство или же залётных столичных штучек вроде меня. Вчера, когда они вернулись с капища, он прямо-таки сцепился с Нодаром, сказавшим что-то пренебрежительное о развевающихся разноцветных ленточках на ветках деревьев священной рощи. «Каждая лента — знак надежды человека, его просьбы к Богу. Я неверующий, но вы-то учёный, должны понимать и уважать, например, какую-нибудь бабушку, у которой больной внук…»

Едва Казбек уехал, владыка послал Мзию в комнату за Хасаном, усадил его с нами за общий ужин.

Позже, когда мы с епископом Георгием уединились в молельной, я прямо спросил:

— Казбек действительно вызывает неприязнь, связан с бандитами, но разве мы, христиане, должны его унижать? Сторониться?

К моему удивлению, владыка ничего на это не ответил, промолчал. Он вдруг вернулся к тому, о чём я исповедовался в первый вечер, сказал, скорбно поглядывая на меня:

— Смею думать, что беда ваша — женщина Жанна. Эти люди — Марк и Жанна, играя своими жизнями, играют и вашей. Слышал о них по «Голосу Америки», по «Свободе». Известны на весь мир. Уверен, используют вас… Ведь это так?

— Прячу у себя их рукописи, бумаги… Они меня любят, доверяют.

— Вы честолюбивы. Но ещё обиднее погореть из-за чужого честолюбия. В случае чего, их защитит заграница, а вас сгноят в зоне… История с чужой женой — плохая история.

Молится он, погружаясь в молчание. По крайней мере, я не расслышал ни одного слова. Запомню этот урок на всю жизнь. Молиться нужно от себя, из глубины сердца. Наши многословные молитвы—зачастую ханжество, актёрство перед людьми, ещё хуже — перед собой…

Глядя на шоссе, на первозданную суровость гор, горько и хорошо обо всём этом вспоминать. В то же время страшно подумать, что я когда-нибудь потеряю Жанну. Владыка Георгий, безусловно, об этом и молился во имя моего спасения….Как странно, познакомился с епископом — нашёл могилу епископа…

Неожиданно он сказал:

— Сожалею, что не знаком с вашим духовным отцом Александром Менем. Слышал о нём, молюсь за него… Думаю, он разделил бы мою тревогу. Откроюсь вам, я нахожусь в ложном положении, являюсь пастором язычников, лишь номинально числящихся христианами. За три с лишним года, что я здесь нахожусь, я потерпел поражение. Приходя в церковь, крестясь, венчаясь, мои якобы верующие продолжают приносить в жертву животных, оставляют на могилах покойников еду, водку, сигареты. Считается доблестью украсть девушку. У них нет понятия греха. Лишь к немногим удалось пробиться в душу… Много раз хотел уехать. Уйти в монастырь, там, у себя на родине в Грузии.

— Бог поставил вас здесь.

— Да. Иногда думаю: если меня тут не станет, пастырями останутся одни секретари райкомов…

Потом он доверительно заговорил о Мзии. Ещё раз сказал, что мать побаивается дочери, что девочка не ходит в школу не только из-за своей глухоты. Её, этого ангела во плоти, боятся дети, не любят. Хотя она необыкновенно участлива к чужим бедам.

— Кроме этого, здесь, в горах, к ней много раз приходили раненные или больные животные, прилетают птицы. Последний раз, в октябре, появилась раненная в ногу косуля. Каждое утро приходила к воротам, ждала девочку, пока та не вылечила её. Все звери и птицы излечиваются.

— Водит руками, лечит биоэнергетически?

— Нет. Просто гладит их, разговаривает с ними.

— Может быть, молится?

— Вчера пришла ко мне, сказала, что будет плакать, если вы уедете… Ей свойственны и другие странности, фантастические. Есть такое явление — телепортация… Но сейчас об этом говорить не хочу. Возможно, мне кажется, мнится… Посоветуйте, что делать? Могу отвезти её в Тбилиси к врачам, можно в Москву. Но к каким врачам? Психиатрам? Когда Нодар рассказал мне о вас, я подумал — «Вот кто даст совет, что-то объяснит».

— Никаких психиатров! Никаких врачей! Неужели, Владыка Георгий, вы не понимаете, девочка — олицетворённая тайна Божия!

— Но мать настаивает, говорит — «Что её ждёт?».

Интересно, что наш разговор прервала именно Мзия. Она, безусловно, каким-то образом узнала, что мы говорим о ней. Постучала в дверь молельни и, открыв её, встала, как в раме в своём длинном ситцевом платьице в синий горошек, молча смотрела на нас, с укором.

Я подумал, что она подслушивала, но спохватился: глухая.