Кавказ без моря
Шрифт:
Сегодня после утреннего кофе я, по просьбе епископа, уехал, не попрощавшись с ней. Нодар остался ждать своих коллег из Тбилиси. Сказал, что, с моей помощью, совершено большое научное открытие. Сердечно расцеловались. Везу с собой его греческих дельфинов.
…Спуск из страны ущелий и пропастей на равнину скучен и пошл. Высокая будка ГАИ на бетонных ногах. Лежащая в стороне мощная цепь с частыми стальными зубьями на случай перекрытия дороги, набитый салом гаишник с жезлом. Пропускает. Не пристал. Чего возьмёшь с плебейского «газика»?
Скучна и равнина по обе стороны переполненной транспортом магистрали. Всё
Ох, как захотелось вонзиться телом в синюю, солёную толщу, перевернуться на спину, увидеть небо, торжественное шествие гор, покрытых зеленью.
Смешно докучать Хасану — снова спрашивать, в какой стороне море…
Вот впереди и трамвайное кольцо на окраине города. Какой-то человек, отделяется от толпы на остановке, сорвав с головы широкополую шляпу, изо всех сил машет нам.
— Заслуженный артист драмтеатра, снимается в вашем кино, — говорит Хасан.
— Знаю его, видел. И на почте, и на съёмках в павильоне. Типичный Актёр Актерыч.
Тот нахлобучивает свою чёрную шляпу, влезает на заднее сиденье приостановившейся машины.
— Гигантское мерси, Хасан! Трамвая, как всегда, нет и нет. Куда, если не секрет, держите путь? На киностудию?
— В гостиницу обкома, — отвечает Хасан.
— Эх, сделали бы крючок на Главпочту. Извещение получил. На посылку!
— Обязательно первым делом заедем на Главпочту, — вмешиваюсь я. — Мы с вами уже как-то встречались. «Раз–два–три–четыре–пять, вышел зайчик погулять». Не так ли?
— И я вас помню! Вы — человек, приносящий удачу! В тот раз я получил от неё денежный перевод. А сейчас извещение на посылку! Честно скажу, всю ночь сгорал от нетерпения, что там? Наверное, продукты, может быть, и бутылочка… Тогда сможем распить на троих! Эта история достойна Шекспира. В прошлом году, зимой, наш театр был на гастролях в Москве. Декада искусств народов Северного Кавказа. Сами понимаете, много встреч. Однажды после спектакля зашёл к одним знакомым, другим. Вышел. Метро уже не работает. Денег на такси не осталось. А на улице мороз. Спьяну забыл, на какой улице гостиница, как называется…
Пока Актёр Актерыч рассказывает свою историю, мы переезжаем по мосту через речку, едем по набережной. Вон, из-за парапета видна крыша стоящего на сваях домика, где живёт Хасан, и я впервые чувствую — город успел войти в сердце. Может быть, когда-нибудь напишу обо всём, что здесь со мною происходило…
— Забрёл с Арбата в какой-то переулок, дрожу, как цуцик, сунулся в подъезд какого-то дома. И тут меня нашла женщина. Толстая, тёплая. Водитель автобуса, она возвращалась с работы. Устроила мне горячий душ, положила с собой спать. К утру всё было постирано, выглажено. Позавтракали. Дала стопку водочки на дорожку, сказала, что в первый раз познакомилась с живым артистом, взяла адрес, обещала приехать в гости. Зовут её Маша. Мария Ивановна. В гости так и не приехала. Писем не пишет. А вот переводы несколько раз получал. И вот теперь, представьте себе, посылка!
… Подъехав к ступенькам Главпочты, мы, первым делом, выпускаем из машины горящего нетерпением Актёр Актерыча. Гляжу на его шляпу, на перекинутый через плечо длинный конец выгоревшего красного шарфа, я вдруг понимаю, на кого похож этот человек: вылитый актёр со знаменитого плаката Тулуз Лотрека. Только вряд ли тот был так несчастен.
Продираюсь сквозь заполнившую ступеньки, несмотря на утренний час толпу бездельников в кожаных плащах и куртках. Чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Незнакомый узкоглазый человек в пыжиковой шапке, в дублёнке. Лишь оказавшись в очереди к окошку «до востребования», соображаю. Это — Ахмед.
Пока стоящий впереди меня Актёр Актерыч получает свою посылку, думаю о том, что нужно срочно мотать из этого города, ни в коем случае не связываться с поисками чемодана… Наконец протягиваю в окошко паспорт.
— А, здравствуйте, — улыбается пожилая тётка с бородавкой на носу и, не требуя паспорта, подаёт открытку.
ОТКРЫТКА
«Сыночек! Теперь я жалею, что заставил меня сюда привезти.
Из тумбочки украли все мои медали.
Ко мне редко кто-нибудь заходит, забывают звать на партсобрания.
Звонила твоя знакомая Жанна. Меня не позвали к телефону. Только передали, что звонила. А я хотел попросить, чтобы купила ирисок и ржаные хлебцы к чаю.
Не волнуйся за меня. Но когда вернёшься, поскорей забери. Вместе встретим Новый год, как было, когда была жива мама».
— Смотрите! Смотрите, что прислала мне добрая русская женщина Маша, — Актёр Актерыч не утерпел, вскрыл свою посылку и теперь чуть ли не размахивает вытянутыми из фанерного яичка двумя парами новеньких егерских голубых кальсон и рубашек. Декламирует — «Битвы революций посерьёзнее Полтавы и любовь пограндиознее онегинской любви!».
Сбегаю, не простясь. Едва отъезжаем от Главпочтамта, Хасан сообщает:
— Подходил Ахмед. Сказал, чтобы послезавтра, в субботу вы к десяти утра были у того самого духана…
— Опасные люди, — горячится Хасан. — Я знаю, ищут какой-то чемодан. Хотите, заберём сейчас в гостинице вещи, сразу отвезу вас в аэропорт?
— Спасибо. Ещё есть время до послезавтра.
У проходной гостиницы мы прощаемся. Выхожу из машины с плоским пакетом, в котором лежит сувенир из Афин.
— Давайте, вечером заеду за вами? Надя приглашала ужинать.
— Созвонимся. Ты домой? Передай ей привет, поцелуй детей.
— Я на киностудию. Под задним сиденьем — выделанная шкура барана для Вадима Юрьевича. Вчера, пока вы были у епископа, съездил в аул на другой стороне перевала, достал у одного ингуша.
…Иду по выстланной плитами дорожке через старый сад к зданию гостиницы, ловлю себя на чувстве острой зависти. Почему-то и мне захотелось увезти с собой в Москву шкуру барана! Вот ведь как я устроен! Зачем она мне нужна? Что я с ней буду делать? Да если бы и была нужна. Ведь Вадим примет шкуру, как дар, а если и сделает вид, что хочет заплатить, Хасан ни в коем случае не возьмёт ни копейки. Все они привыкли паразитировать, эти заслуженные артисты! Слава Богу, я не такой. Своих дельфинчиков, в конце концов, заработал!