Кавказ. Выпуск XIV. Покорение Эльбруса
Шрифт:
На этой террасе отряд расположился лагерем. Теперь Емануель уже не сомневался в возможности достичь кульминационной точки Кавказа, и восхождение на Эльбрус было назначено на другой день, 21 июля. Между тем маленький отряд, сопровождавший экспедицию, принялся устраивать для себя помещения, насколько позволяли имевшиеся под рукой средства, а на этот раз не было ничего, кроме снега да скудного подножного корма. Но кавказский солдат умел находить необходимое даже там, где, по-видимому, не росло ни одной былинки. Рассыпавшись по окрестным ущельям, солдаты набрели на какой-то лесок и стали возвращаться в лагерь по одному и по два с охапками хвороста до того огромными, что за ними, кроме движущихся ног, ничего нельзя было видеть. Об усталости совсем забыли и вспоминали об отдыхе только тогда, когда последние лучи догоравшего дня потухли на серебристых шатрах Эльбруса и на лагерь опустилась холодная звездная ночь. Громадные костры запылали между шатрами, и Эльбрус, может быть, в первый раз, увидел на своих равнинах огни,
На следующий день еще не начинала заниматься заря, а все были уже на ногах. И людям, просвещенным наукой, и темным простолюдинам одинаково хотелось хоть раз в жизни насладиться видом Эльбруса при первых лучах восходящего солнца. И вот звезды стали гаснуть одна за другой. На востоке протянулась белая полоса рассвета, и снеговые горы, окутанные синеватой мглой, стали окрашиваться в такой нежно-розовый цвет, что издали казались прозрачными. И вдруг ледяная корона Эльбруса зажглась мириадами ослепительных искр, и он предстал во всем блеске утреннего наряда, одетый в серебро, как златотканую глазетовую ризу. То же явление повторилось и на соседних покрытых снегом вершинах. Даже черные остроконечные утесы на несколько мгновений утратили свой угрюмый вид и казались отлитыми из флорентийской бронзы. Картина была достойна великого Художника, Зиждителя этой дивной природы. И взоры людей невольно обратились вверх, к беспредельной глубокой синеве эфира, куда с земли не достигает ничто, кроме молитвы…
В восемь часов утра 22 июля Емануель вышел из лагеря с небольшим конвоем и, поднявшись на крутой высокий холм, долго и внимательно осматривал в подзорную трубу восточный склон Эльбруса. Осмотр убедил его, что впереди препятствий не было, что все, что могло остановить или задержать его предприятие, было пройдено ранее. Оставался один корпус горы, но он поднимался на 9 тысяч футов, почти вертикально над террасой, где стоял отряд, – и страшная высота, на которую приходилось взбираться, невольно путала самое смелое воображение. Все народные мифы о недоступности этой горы оправдывались величественным и в то же время грозным ее видом. Эльбрус – громадная снеговая пустыня, выброшенная из недр земли одним из тех мировых переворотов, которыми создавались материки и океаны. Это целая страна, перенесенная в заоблачные пространства, унылая, необитаемая, суровая. На полюсах есть жизнь, на Эльбрусе ее нет. Название мертвой горы к нему еще более пристало, нежели к Асфальтовому озеру название Мертвого. В одиннадцать часов утра генерал вернулся в лагерь и тотчас же приступил к снаряжению небольшого каравана, который должен был сопровождать ученых-натуралистов на Эльбрус. Вызваны были охотники. Вышли двадцать казаков и один кабардинец по имени Килар. К академикам присоединился еще итальянский архитектор Бернардацци, но зато венгерский ученый предпочел оставаться внизу, в роли простого наблюдателя.
Запасшись на два дня провизией, караван выступил из лагеря, напутствуемый пожеланиями генерала и всех присутствующих. Прямо с террасы пришлось подниматься на так называемые черные горы среди крутых и скалистых утесов, на которых не было ни малейших признаков тропинки; каждый ступал туда, где казалось более удобным и безопасным, чтобы не сорваться в бездну. Не только академики, но даже казаки и проводник Килар не решились доверить свою жизнь животным, и потому все спешились и вели лошадей в поводу. К вечеру черные горы были пройдены, и на площадке одной из них, под навесом выступившей громадной скалы, экспедиция заночевала. С этого момента генерал, наблюдавший за ней все время в телескоп, потерял ее из виду.
Только на другой день, в самый полдень, де Бессе первым заметил в телескоп на сверкающих снеговых покровах Эльбруса четырех человек, которые пытались достичь самой вершины горы. Трое из них скоро исчезли из виду, но четвертый поднимался все выше, выше – и вдруг фигура его рельефно обрисовалась над самой короной Эльбруса. То был, как оказалось впоследствии, кабардинец Килар, уроженец Нальчика. Его появление на вершине горы войска приветствовали тремя ружейными залпами. Пальба продолжалась столько раз, сколько высот окружало священную гору. Едва ли какое-либо другое торжество сопровождалось таким величественным и грозным салютом.
К великому смущению местных жителей, никакого старика с длинной белой бородой, прикованного к скале, не оказалось. Джинн-падишах, окруженный несметными полчищами своих подвластных духов, также не сделал никакой попытки к сопротивлению. Люди, пришедшие с полночных стран, где царствует вечная зима, исполины по духу, покорили его заоблачное царство и сняли с узника оковы. Если бы де Бессе менее увлекался генеалогией своего народа, мог бы написать в своем дневнике: «Мы ходили освободить Прометея, и Зевс не только не прогневался на нас, но, напротив, послал нам чудное синее небо, теплый ласкающий воздух и девственной белизны мягкий пушистый ковер под ноги».
Килар никого и ничего не видел на Эльбрусе, но на память о своем восхождении принес оттуда черный с зеленоватыми прожилками камень, оказавшийся базальтом. Генерал приказал разбить его на две равные части, из которых одну отослал в Петербург, другую вручил де Бессе для хранения в национальном музее Пешта.
Ученая экспедиция спустилась
Утром 22 июля, в то время как натуралисты, опираясь на свои длинные шесты, взбирались по обледенелым крутизнам Эльбруса, Емануель со своей стороны предпринял также небольшую экскурсию. Он не мог оставаться праздным, когда другие, может быть, с опасностью для жизни предавались своим бескорыстным исследованиям в интересах науки. Если лета и высокое положение, занимаемое им в служебной иерархии, не позволили ему принять непосредственное участие в трудах академиков, то он пожелал по крайней мере ближе ознакомиться со всеми окрестностями Эльбруса и видеть все его достопримечательности. Уже давно он обратил внимание на глухой, однообразный шум, нарушавший торжественное молчание ночи, напоминавший грохот экипажей, снующих взад и вперед по бойким улицам большого города. «Что это такое?» – спросил он одного горца. «Это Малка шумит», – ответил тот. В ту сторону генерал и направил свою экскурсию в сопровождении де Бессе, нескольких офицеров и конвойных казаков. Чем ближе подъезжали путешественники, тем явственнее доносился до них сердитый шум Малки, и в этом шуме терялся звук человеческого голоса, а в нескольких саженях нельзя было расслышать даже ружейного выстрела. Дорога к реке обрывалась на краю страной пропасти, по другую сторону которой с высоты 7800 футов падала вода, образуя громадный движущийся занавес. Это был настоящий водопад, напоминавший де Бессе знаменитый Шафгаузен на Рейне, но далеко превосходивший его дикой красотой пейзажа. Жители станиц, расположенных у нижнего течения Малки, где она так мирно катит свои желтоватые волны, конечно, не подозревают, с какой страшной высоты она низвергается и каким грозным величием обставлена ее колыбель.
Двадцать третьего июля, на другой день по возвращении экспедиции с вершины горы, у Емануеля был парадный обед, на котором присутствовали представители Кабарды, Карачая, Уруспия и других закубанских народов. За обедом пили шампанское, замороженное в снегах Эльбруса, – и первый тост был провозглашен за здоровье венценосного покровителя наук – императора Николая Павловича. Этот тост, за неимением музыки, сопровождался ружейными залпами, которым бесконечными перекатами вторило горное эхо; потом пили за инициатора экспедиции – генерала Емануеля, за ученых, за кабардинца Килара, за фактическое присоединение Эльбруса к владениям Российской империи. Пили все, не исключая мусульман, которые оправдывали себя исключительным случаем. После обеда Килару был вручен с особенной торжественностью заслуженный приз, а затем состоялась церемония раздачи подарков всем почетным горцам, принимавшим участие в экспедиции…
Дуглас Фрешфильд. Исследования Кавказа
Дуглас Фрешфильд (1845–1934) – знаменитый английский альпинист, прославившийся своими многочисленными восхождениями.
…Члены созданного в 1857 году Английского альпийского клуба, заявившие своей целью «содействовать установлению дружбы между альпинистами, развитию горных восхождений и исследований во всем мире и лучшему познанию гор через литературу, науку и искусство», спустя десять лет покорили практически все пики в Альпах. Тогда они обратились, так сказать, к «чужим» вершинам, направив свой взор на совершенно не исследованный к тому времени Кавказ. Летом 1868 года сюда отправилась экспедиция, в состав которой входили Дуглас Фрешфильд, Каминс Таккер и Адольфус Мур. Они взошли на Казбек и Эльбрус, побывали в Осетии, Сванетии, Балкарии. Впечатления от той экспедиции и легли в основу книги «Путешествия по Центральному Кавказу и Башану, включая посещение Арарата и Тавриза и восхождения на Казбек и Эльбрус» (Лондон: Издательство «Лонгман, Грин и К0»,1869), перевод которой для нашего издательства осуществил Игорь Гориславский.
Д. У. Фрешфильд прожил долгую и насыщенную жизнь, побывал в десятках стран, исследовал множество горных массивов, в том числе Гималаи, организовывал экспедицию на Эверест, и даже будучи шестидесятилетним, множил число покоренных вершин.