Кавказская слава
Шрифт:
— Как сейчас?
— В хорошую погоду и вовсе не помню. Перед дождем будто бы кто-то пощипывает внутри. Как ты?
— Спина отпустила. Нога, как и у вас, по погоде. А где же полк?
Мадатов махнул рукой:
— Остался во Франции вместе со всей бригадой. А меня выписали в Россию. Ермолов, Алексей Петрович, слыхал о таком?.. Он вытребовал меня у государя. Хочет, чтоб я помог ему в Грузии.
Последние слова он произнес с такой тщеславной, самолюбивой гордостью, что Сергею едва удалось удержать улыбку. Он постарался напомнить себе, что генерал-майору, кавалеру стольких орденов, гусару, знаменитому своей бесшабашной храбростью, не грех и похвастать своей удачей.
— Стало быть, вместе будем служить.
— Вместе? Тоже на Кавказ собираешься? Снова в строй?
Новицкий печально покачал головой:
— На коня мне, пожалуй, никак. Да и в пехотном полку я тоже не пригожусь. Буду работать в канцелярии командующего, под началом Рыхлевского.
Мадатов нахмурился.
— Бумажки перебирать? Славное занятие для гусара.
— Спасибо, что разрешили инвалиду хотя бы таким заниматься.
Князь положил Новицкому на плечо тяжелую руку:
— Извини, не подумал! Давай хоть выпьем за наш, Александрийский. За Ланского, Приовского, Пашу Бутовича, за Фому… Помнишь Чернявского? Он тогда тебя крепко выручил [31] …
— Помирать буду — вспомню! — твердо сказал Новицкий.
— То же и я. А он уже умер. Нас с тобой выручил, а мы его — не сумели. Тебя в Бухаресте, меня под Борисовом… Его на моих глазах француз заколол. Я кирасира тут же зарезал, но поздно, поздно… Пойдем, Новицкий, выпьем, а то что-то уже душа загорелась…
31
См. книгу «Черный гусар».
Таким Мадатова Сергей никогда не видел. Сколько он его знал — гренадерским поручиком, егерским капитаном, гусарским ротмистром, майором, полковником — тот никогда не слыл другом бутылки. Но, стало быть, накопилась в нем за годы войны боль, сухость души, которую он пытался унять, размочить зеленым вином.
Они выпили, потом повторили; после помянули отдельно генерала Ланского, молча, вытянувшись, словно в строю, глядя друг другу в глаза, но думая каждый свое. Потом Мадатов сказал: «Хватит!» Сергей был рад, поскольку отказывать бывшему сослуживцу, много старшему чином, он не решился, а в голове у него и так уже начал сгущаться хмельной туман. Беседовать в таком состоянии с Мухановой ему представлялось немыслимым; уехать, не попрощавшись, казалось отвратительным вдвое. Чтобы разогнать опьянение, он попробовал тут же заняться делом:
— Если не возражаете, князь, хочу попросить совета. Мне уже поручили разобраться в одной непростой ситуации. Но отсюда за горы не заглянуть, а по одним только бумажкам разобраться довольно трудно.
— Давай, давай, говори. Если знаю, конечно, скажу. А если не знаю, тогда — попробую приказать! — Мадатов, тоже захмелевший весьма заметно, громко рассмеялся незамысловатой армейской шутке.
Сергей улыбнулся, стараясь попасть в тон, и быстро заговорил:
— Дело касается майора Швецова, попавшего в плен к чеченцам. Приходилось вам слышать об этом?
Мадатов дернул себя за бакенбарду.
— Постой, постой, уж не ему ли на выкуп деньги в армии собирают? Я ведь и сам месяц назад сто рублей отдал.
— Ему, князь. Человек оказался в большом несчастье, надо его как-то выручить.
Мадатов нахмурился, огляделся и вроде бы протрезвел:
— Пойдем отсюда, Новицкий. Не терплю любопытных. Найдем место спокойнее.
В зале все так же гремела музыка. Но теперь к ней примешивались глухие удары. То удалые танцоры лупили в пол каблуками, соревнуясь в искусстве лихой мазурки. Мадатов с Новицким прошли дальше, стали у окна, в глубокую нишу.
Сергей заговорил сразу, не дожидаясь вопроса:
— Подробности, князь, вам вряд ли известны, так я передам все, что сам вытащил из бумаг. Павел Швецов, майор Грузинского гренадерского ехал нынешней зимой в отпуск. Времени у него было немного, он торопился, а потому не стал ждать оказии [32] на Военно-Грузинской дороге, а двинулся через Дербент, Дагестан, далее на Кизляр, что на Тереке. Там старший брат его служил полицмейстером.
— Что за Военная дорога? — спросил Мадатов. — При мне ее не было.
32
Караван путешественников под сильной охраной.
— Пробили из Владикавказа через горы, через перевал Крестовый, в Душети и дальше к Тифлису. Строили ее наши солдаты.
— Видишь, Новицкий, я тоже сколько лет за Кавказом не был, приеду, надо многое узнавать. Но — что же с майором?
— Доехал он до укрепления в Кази-Юрте, попросил конвой до Кизляра. Местный начальник ответил, что людей у него мало и назначения конвоировать проезжающих у него нет.
— Резонно.
— Да, вины штабс-капитана в случившемся я не увидел. Тем более что он предложил Швецову погостить у него день, два, чтобы дождаться сильной оказии. Но тот, видите ли, торопился. А потому попросил о помощи одного из кумыкских князей. По правилам нынешним тамошние правители отвечают за безопасность на своих землях. Шефи-бек послал сына с отрядом. Всего их набралось около двух десятков.
— Так можно ехать. Только весьма осторожно.
— Осторожности, князь, им не хватило. Под самым Кизляром попали они в засаду. Верст за шесть до города.
— Решили, что уже дома, и расслабились. Чернявского на них нет.
Оба они улыбнулись грустно, вспоминая Фому Ивановича и его методы устроения порядка во взводе и в эскадроне.
— Партия чеченская была небольшая, человек десять, но напали внезапно. Грянули залпом из зарослей и тут же кинулись с шашками. Половина отряда погибла под пулями, других изрубили, трое успели бежать, а под Швецовым убили лошадь. Он защищался, положил двоих, а последний выстрел задерживал. И чеченцы тоже не кидались на него опрометью, зная, что один из них ляжет мертвый.
— А это все откуда известно?
— Раненый кумык лежал среди мертвых. Разбойники его не добили, потому как времени у них не было. Сбежавшие подняли тревогу в Кизляре, брат Швецова собрал отряд из ногайцев, человек шестьдесят, и помчались они выручать майора. Ему еще полчаса продержаться — и дело было бы сделано. Но — кто-то прополз ему за спину и ударил прикладом. Чеченцы связали его, забросили на лошадь и стали уходить, но не в горы, а к морю. Брат преследовал их и нагнал к ночи. Но те вывезли пленного, так чтобы он был у всех на виду, поставили рядом человека с кинжалом и объявили, что биться будут они до последнего, а первой жертвой станет пленный майор. Его они зарежут непременно, чтобы потом не говорили, что у них отбили добычу.