Кавказский узел
Шрифт:
– Не обессудь, Магомед, в мыслях не было… – сказал струхнувший парень.
– Надо поговорить
Магомед показал на стул.
– Садись. Ешь. Говори. Это мои братья, у меня от них секретов нет.
Аслан сел на стул, ему налили и пододвинули тарелку с мясным, но он не обратил на нее внимания.
– Что это было, Магомед?
– Ты о чем?
– Я о заправке. Зачем это? Ты знаешь, что там один парень в больнице умер?
– А, ты за те движения. Это ногайские на нас выскочили, рамсят не по делу. Ништяк, мы их конкретно выстегнули [9] …
9
Избили, в более широком понимании – победили.
– Я не про старших, Магомед. Я про тебя.
– Ты о чем? Не волоку чо-то.
– Помнишь, мы с тобой неоднократно говорили об этом? Говорили о справедливости. О том, как хорошо будет без Русни и навязанных ею правил. О том, как наши народы будут жить по шариату Аллаха и заповедям предков. О том, как закон впервые не будет ломать нас, потому что мы сами напишем его. А теперь – что?
– Че? – не понял Магомед.
– Что ты делал на заправке? Что вы все делали на заправке? Где там закон? И только не говори мне про шариат! Зайди в больницу, посмотри на лежащих там пацанов. Поговори с матерью, которая потеряла сына из-за этой заправки!
– Про шариат не надо, э! – вскинулся один парень.
– Тише, Гарик, тише. Ты что хочешь сказать, Аслан?
– Впервые, может быть, за несколько сотен лет у нас есть возможность стать самостоятельным государством. Самостоятельным цивилизованным государством, которое уважают в мире. Государством, которое покажет путь к свободе всему остальному Кавказу, а может быть, и не только Кавказу. И что ты делаешь? Что делаете вы все? Вы разъезжаете по городу с палками, со стволами, с канистрами бензина. Это и есть то, к чему ты стремился?
Девицы, почувствовав неладное, кто отодвинулся от своих кавалеров, кто и вовсе собралась и тихо испарилась.
– А ты к чему стремился, друг? – спросил Магомед.
– Мы стремились к свободе. Только мы понимаем ее по-разному. Ты понимаешь свободу как свободу носить ствол. Я понимаю свободу как свободу говорить, что думаю.
– Так говори. Кто тебе здесь мешает.
– В морду не дадим, э… – хохотнул кто-то.
– Послушай сюда, Аслан, – Магомед смотрел ему в глаза, и в них не было ни капли алкогольного дурмана, только простая и ясная сила. – Я, как и ты, в Европе был. Хаваю я всю эту систему. Это хорошо, что мы отложимся от Русни. Пусть все деньги в республике остаются. Каспий наш, там нефть есть, газ есть, все деньги Русня забирала, а сейчас по-другому все будет, отвечаю. Только что – ты думаешь, что здесь кто-то хочет, чтобы было как в Европе? Так, да?
…
– Так вот, я эту Европу… Здесь не надо Европы, и никогда не будет Европы. Там – тормоза все, русисты, и то сильнее их. Я там был… как-то раз в отеле приглянулась марчела одна. Четкая бомбита, типа, рядом с ней какой-то камень сидел. И знаешь, что я сделал? Я вытянул ее подергаться, она пошла. Потом с танцплощадки я ее в номер свой вытянул и все дыры ее драл, так, да. Аллахом клянусь, не вру. Спускаюсь вниз – а этот тормоз так и сидит, мышуется. Ты хочешь, чтобы и у нас так было, да?
– Ты не понимаешь, о чем ты говоришь.
– Нет, друг, отлично понимаю. Если у них на кармане много – это еще не значит, что мы должны быть похожи на них. Много – придем и отнимем. Посмотри – на Ближнем Востоке тоже бабла много, но там Русни рядом нет, потому и мужчин нет, все как бабы какие-то, астагфируллагъ, несмотря на то, что все мусульмане. И тупые, отец на хадж ездил, приехал, говорит, там все тупые, только денег много. А у нас здесь – нефти много, газа много, но главное – мужчин много. Нефть может кончиться, газ кончится, но храбрые люди в нашем народе не кончатся никогда. В этом и наша сила. Джихад должны возглавить самые достойные и сильные. Мы и будем главные по движению, жи есть. А Европу мы… на бану вертели.
Аслан смотрел на своего друга… может, уже бывшего друга, и понимал, что сказать ему нечего. Просто нечего.
– Я тебя знаю, Аслан, ты хочешь добра республике и народу. Такие тоже нужны, как мы победим, надо будет министра иностранных дел нам. Ты языки знаешь… даст Аллах, ты и будешь. Но такими, как в Европе, мы не будем. Аллахом клянусь, этого не будет…
Аслан встал.
– Не теряйся, – крикнул ему Магомед, – если что, на созвоне…
Когда Аслан вышел из клуба – один из сидевших за столом недовольно сказал, обращаясь к Магомеду:
– Ле, Магомед, брат, ты зачем этого аташку [10] нам за стол посадил?
– Тебя че, не устраивает?
…
– Тогда вышел и потерялся, да?!
Выйдя из клуба, Аслан пошел к своей машине – и тут его скрутило. Он едва успел отбежать в сторону – и его начало рвать. Рвать мучительно, одной желчью и какой-то слизью. Он долго стоял, держась за стену, чтобы не упасть, потом вдруг осознал смысл надписи, которую кто-то на ней оставил. Это была не случайная надпись маркером или баллончиком, набита она была вполне профессионально.
10
Наркомана.
Дагестан, словом и делом защищай религию Аллаха!
И ниже:
Аллаху акбар!
Ничего не меняется. Ни-че-го.
Бессмысленно.
Через месяц Аслан стал заместителем министра юстиции Дагестана – одним из самых молодых в истории ведомства.
Первым к нему пришел Магомед, принес в пакете денег и попросил зарегистрировать на него какие-то земли в районе. Аслан отпихнул от себя пакет и сказал убираться из кабинета и больше не приходить.
Через месяц он узнал, что земли все-таки зарегистрированы.
Уроки демократии. Махачкала, Россия. 11 апреля 2018 года
Демократия – это широкие, равные, защищённые, взаимообязывающие консультации…
Этот день был вторым, который Аслан Ахатович Дибиров запомнил как день на пути к катастрофе…
Это был день, в который в Махачкалу впервые прилетел специальный комиссар ЕС Альваро Беннетт.