Кавказушка
Шрифт:
– До свиданья, мама… Лёгкой тебе дороги…
Неясная горечь разлилась в ней, и Жения, легонько оттолкнув от себя Вано – медали жалобно тенькнули, – быстро засеменила к ближней машине. Взялась за борт, ногу на лесенку…
– Сюда нельзя! Нельзя!! Нельзя!!! – заполошно зашептал ей в затылок тонкий, писклявый голос.
Жения обернулась – никого.
Она как-то растерянно улыбнулась и уже медленней перешла к соседней машине.
– И сюда нельзя! Нельзя!! Нельзя!!! – всё тот же голос.
"Не к добру это…"
Ей расхотелось
Однако она заставила себя подойти к третьей машине.
Занесла ногу на лесенку. Подождала, прислушиваясь.
Голоса не было.
Она взобралась. Слабо, в нерешительности помахала сыну.
Вано постеснялся поднять руку и лишь грустно, плохо скрывая огорчение, покивал.
Дорога была вся в нырках. В выбоинах.
Машины ползли по ним черепахами с каким-то жалобным, воющим пристоном.
Где-то в середине пути настиг немецкий самолёт. Уничтожил две машины с ранеными. Прямое попадание. И только третья машина, которая шла в голове и в которой ехала Жения, – среди раненых был там и грузин с обожженным лицом – благополучно добралась до госпиталя.
Начальник госпиталя, увидев входившую к нему в тесный кабинетик Жению, обрадовался:
– А-а!.. Те же люди в ту же хату!.. Ну-ну! С чем пожаловали?
Жения отдала записку.
Он прочитал. Почесал кончик носа:
– Придётся снова звать грузина…
– Зачэм? Я тепер понимай мала-мала рюски. На фронт учи…
– Значит, не зря ходили… Раз фронт научил, должны понять. Тут, – тряхнул запиской, – предписано…
Начальник запнулся.
– Да что я вам толкую? Раз вы теперь знаете по-русски, наверно, читали записку?
– Зачэм, кацо? – насупилась, сбычила глаза Жения. – Записка нэ мнэ. Зачэм читай я?
– Логично, – оживился начальник. – Тогда поясню. В записке предписано… Руководство приказывает препроводить Вас отсюда домой.
– Хачу часть, – тихо, но твёрдо возразила Жения. – Там син. Дом нэ хачу…
– Хочу… не хочу… Таких понятий не существует на фронте. Если надо, – начальник ещё раз тряхнул запиской, – значит, ладошку к виску. Слушаюсь! До железнодорожной станции Туапсе мы Вам найдём, мамаша, транспорт… За помощь Вас тут, – показал бровями на записку, – сердечно благодарят. Спасибо…
Жения не стала ждать обещанного транспорта.
Она побрела по старой знакомой дороге и заплакала.
"Неужели всё это подстроил Морозов? Я так верила ему… А он – на… Какой-то писулькой отогнал меня от Вано. Прямушкой в глаза скажи, разве я б посмела ослушаться военную власть? Никуда б не делась, подалась бы домой… Так хоть бы честь честью простилась с сынком… А то… так… Вроде шапочные знакомцы… До свидания – до свидания… Будто до нового дня расстались… Даже не обнялись, не поцеловались… Вот тебе раз… Из моря выплыла, в росе утонула… Наверное, я не так поняла Морозова?.."
В своё село Жения вошла поздним вечером.
Кругом всё было черно.
И чем ближе подходила она к своей пацхе, ступала всё медленней, всё тяжелей. Боязно было ей взойти на холодный, шаткий порог своего домка, всеми забытого, зачужелого.
От калитки Жения насторожённо всматривается в свои окна.
О Боже!
Окна изнутри меркло светятся! Кто там? Кто?
Да никого там не может быть. Мерещится!
Подбежала Жения к крайнему окну.
На столе коптит лампёшка без стекла.
У печки хлопочет бедная мамушка Минандар.
Стороной, поди, узнала, что увеялась я к Вано, бросила свою Джангру, перебралась, родная, ко мне под крышу… И сколько я ни пропадала, жизнь в доме в моём не умерла… Жизнь продолжается!
Делать нечего. Надо жить дальше, надо жить… надо жить…
Жения уткнулась лицом в плетёную стенку избы.
Стенка была тёплая, живая…
Эпилог
Промигнули долгие годы.
Случается, при гостях достают внуки с комода коробку, где ратные и трудовые награды семьи. И больше всего дивятся гости не орденам-медалям, а всегда холодной, блёсткой бабушкиной пуле. Пуле бабушки Жении.
В ранге бабушки Жения давно. Да что бабушка! Тяни выше. Доехала уже Жения и до прабабушки Бог знает когда!
Многое из того, как ходила к сыну на фронт, выстегнулось из ума. Но пуля, едва не угадавшая в неё тогда, глубоко сидит в ней и ничем ту пулю не выковырнешь из памяти. Никогда не забудешь этот вечный сувенир войны.
Жения так и не дождалась с фронта мужа Датико.
Пал под Сталинградом.
А Вано миловала беда. Вернулся целёхонький.
Как вернулся, запрягли в бригадиры и по сегодня не выпрягли. То ли забыли, то ли понравилось.
Похоже, понравилось.
Бригадирствует Вано ладно. Косяком награды, премии… Только вон одна Выставка московская возьми отвали в подарок "Москвича". Катайся не хочу! Да когда раскатывать?
С зари до зари толкётся Вано в бригаде.
Чай – мудрый капризник. На него только в пачке спокойно и взглянешь. В пачке он не перерастёт, не загрубеет в день. Какой с корня взяли, такой и будет до второго пришествия.
У Вано самая большая в селе бригада. Ну что тут разособенного? Лягушка и та хочет, чтоб её болото было больше всех. Мечется Вано белкой. И в зиму и в лето перемены нету.
Ох, не перестоял бы участок у чинары!
А не пролежал ли лишнего под навесом уже собранный чай?..
Зазевался, совсем зазевался с удобрением! Копка же на носу…
Управиться бы в самую пору с формовкой, ох, управиться бы. Ничего не надо!
Сплошные охи да ахи у Вано.
Смотрит, смотрит на него старушка мать, вздохнёт и пошаталась с корзиночкой на плантацию. Годы её уклонные. Восемьдесят. Какая из неё помощница?