Кайкки лоппи
Шрифт:
— Кто ты такой, чтоб мне указывать, — ей было очень трудно разговаривать сквозь почти неподвижные сведенные странной судорогой челюсти, но она упорствовала изо всех сил. — Сдохнешь еще здесь, сволочь.
Ромуальд посмотрел на нее почти с сочувствием. Кто такие эти люди, возомнившие в себе безграничные возможности решать людские судьбы по своему усмотрению и настроению? Или они не ведают, что творят? Он запихнул два пальца в рот, на манер жеста, вызывающего рвоту у отравленных людей, но только не стал давить на язык. Наоборот, он изобразил, что пихает свой язык в горло, напрягая мышцы, будто и в самом деле намерен сделать это.
Толстая тетка повторила
17
Поездка в родной город у него была не случайной: поблизости, в другом городке, обнаружился человек, донельзя досаждавший местную милицию. Был он Художником, жил с семьей очень уединенно во временном своем жилище, волею судьбы бывшим еще и памятником архитектуры. Образование его было очень академичным на фоне всяких там художественных школ и отделений рисования в педучилищах — закончил он в свое время ЛИСИ (Ленинградский Инженерно Строительный Институт). Ромуальд захотел просто переговорить с этим человеком. Может быть, та смутная тревога, день ото дня разрастающаяся в его душе, пропадет. Может быть, он поймет что-нибудь доселе скрытое от него.
Ромуальд приехал в этот городок дневным автобусом, уже примерно зная, в какую сторону нужно податься. Как и положено грязи было изрядно, особенно на улице Пришкольной, где синел новой крышей трехэтажный свежепостроенный могучий, как кремль, дворец милиции. Его удостоверение и командировочное предписание вполне удовлетворили упрятанного за неприступным бастионом дежурного помещения лейтенанта и какого-то сержанта при вертушке, наверно вахтера, или мента на легких работах после ранения.
Собственно говоря, просто хотелось узнать, кто такой Художник, почему он такой, и какие к нему претензии. Его сразу же отфутболили к какому-то Камлаеву, то ли оперативнику, то ли участковому. Ромуальд понять особо не пытался, тем более обращать на это внимание.
Камлаев оказался по гражданке одетый парень выше среднего роста, более похожий на строительного прораба, чем на мента. Приходу «командированного» Ромуальда он очень обрадовался.
— Слушай! — ликовал он. — Как ты вовремя! Сегодня у этого Художника под крышей леса установили. Надо бы что-нибудь приспособить такое, чтоб хотя бы за тридцать метров слышно было.
— Почему я? — удивился Ромуальд.
— Так дело-то конфиденциальное! — Камлаев перешел на шепот, странно, по-шпионски, поводя большим носом. — Тебя ж никто не знает. Город у нас маленький, все на виду. Я попадусь — карьере моей нехорошо. А ты — убежишь, никто и не догадается, что из ментовки.
— Тебе это нужно? — недоверчиво поинтересовался Ромуальд.
— Да это всем нужно, — снова обрадовался Камлаев, вынимая из-за стола какую-то штуковину размером с кирпич. — Достал уже этот Художник весь город. А у меня так вообще, как кость в горле стоит, бородатая сволочь.
— Это что — передатчик? — хмыкнул Ромуальд на «кирпич». — Поди, с древнего «Юного техника» инструкцию по сборке брал. Убери. Так уж и быть, дам попользоваться своим.
Он вытащил из сумки несколько горошин на присосках, соединенных с маленьким, в пол спичечного коробка передатчиком. Можно, действительно, послушать недолго, какие козни этот Художник строит.
После этого, отказавшись от пива и водки, он пошел ближе к старинному двухэтажному дому, чтобы чуть-чуть осмотреться.
У Художника были совсем маленькие дети: дочка шести лет и двое младших сыновей. Они играли перед самым входом в дом, и это было проблемой. Заставить взрослых людей не видеть тебя — это дело техники, не самая большая проблема. Но ребятишек обмануть никому не удавалось. Поэтому Ромуальду пришлось засесть в беседке, где местная агрессивная молодежь пила пиво, и вести наблюдение отсюда.
Ребятишки играли в совершенно безобидные игры и, похоже, были очень дружны. Во всяком случае, за все это время никто из них друг друга не обидел. Отец их временами появлялся в окне, но совсем не для того, чтобы оглядеться, или, наоборот, показаться. Он занимался чем-то, передвигался взад-вперед, временами выдерживая паузы. Словно танцевал. Позднее Ромуальд понял, что так, оказывается, пишут картины. У каждого Художника свой ритм и своя плавность движений. Это завораживает.
Вскоре на крыльце показалась и мама, и сам Художник. Дети с матерью ушли куда-то по своим делам, шуганув по пути наглую кошку, норовящую прокрасться внутрь дома.
Ничего, вызывающего раздражения в нем, Ромуальд не видел. Опрятно и чисто одет, не толстый, не тощий. Борода, правда, большая, как у старообрядца петровских времен, но это же не проблема в неуставных отношениях. Зи-зи Топ вообще — самые почетные парни в среде «калифорнийского» рока, их бороды в книгу рекордов Гиннеса занесены. И не жужжат!
Художник сел на велосипед и уехал. Ромуальд, осмотрев замок, легко его вскрыл и вошел внутрь. Он задумал осуществить сразу две вещи: осмотреться в комнате и повесить прослушку. Но так уж сложилось, что успешно осуществил лишь осмотр. Не самый большой специалист по культуре старины, он увидел много того, что заинтересовало его. И старинные стулья с высокими спинками, и круглый стол, и какой-то комод, размерами с рояль, и много икон. Одни иконы были хорошо просматриваемые до самых мелких деталей, несмотря на свой явный возраст, другие — местами темные, но угадываемые, потому что соседствующий фрагмент был насыщен красками, третьи — практически не распознаваемые. Ромуальд перекрестился, как умел, и напрасно. Вспомнив о Боге, стало муторно почти до явной тошноты. Он заставил себя осмотреть картины, висевшие на стенках и стоявшую на подставке, незаконченную. В это время вернулся хозяин. То ли забыл чего-то, то ли почувствовал, что надо возвратиться. Пропустив его мимо себя, Ромуальд, чуть не пошатываясь, пошел на улицу.
Он вспомнил, что где-то в этом городишке живут двое его былых коллег по минувшему морскому несчастью, механик и штурман, но в гости не пошел. В беседке уже ругались матом какие-то аляповато разукрашенные съедающей кожу дешевой косметикой девчонки. Ромуальд пошел в гостиницу, надо было прилечь и отдохнуть.
Искать долго не пришлось. Странное двусмысленное название насторожило, но самой опасной составляющей была цена за одноместный номер. За такие же деньги можно было прожить пару дней в соседней Финляндии или десять — в Камбодже. Ромуальд давно уже перешел в категорию людей, которых финансовые проблемы беспокоить перестали, но отдавать деньги за красивые глаза администратора Татьяны не хотелось. Но другого-то выхода не было. Вернее, искать другой выход не было сил и желаний.