Казачий адмирал
Шрифт:
— Вы черкасы, что ли?! — произнес на таком же суржике, на котором говорили казаки, один из гребцов — пожилой мужчина с впалыми щеками. — Мы тоже христиане. Меня татары семь годов назад в плен захватили, отдали ему, — кивнул он на таможенника, — в рабы. И он раб, — показал на коренастого брюнета с туповатым лицом. — валах. А остальные — вольные, греки, живут здесь.
Эти греки были больше похожи на славян. Наверное, потомки тех, что встречал здесь еще в шестом веке, которые тоже считали себя греками, чем смешили византийцев до икоты.
— Отплывем подальше от города, отпущу вас, — пообещал я. — Только сборщика подати заберем. За него выкуп дадут, — и спросил турка на его родном языке: — Заплатишь выкуп?
— А сколько? Я человек бедный, много не смогу… — сразу начал он торг, льстиво улыбаясь.
— Врет,
— Придется твоим женам продать и табун, и отару, и много чего еще, чтобы ты вернулся домой живым, — напророчил я таможеннику, который перестал улыбаться.
Преодолев еще километров пять, мы встали на якорь за небольшим островом, поросшим ивами и камышом. Там и переночевали. «Греков» утром отвезли на их лодке на левый берег Днепра и отпустили. Бывшие рабы остались с нами, подменив двух казаков на веслах.
— Вот уж не думал, что так легко проскочим! — сказал Петро Подкова, перемещая поскрипывающий румпель.
— Так обычно и бывает. Там, где ждешь сложностей, всё проходит легко, и наоборот, — сказал я. — Турок вот думал, что сейчас быстренько возьмет у нас бакшиш и вернется к своим четырем женам, а получилось намного интереснее.
— Как они с четырьмя женами живут?! — удивился рулевой. — Мне на одну терпения не хватает!
— Говорят, что один черт, что одна, что четыре. Когда жен четыре, они три четверти своего яда друг на друга тратят, а по четверти тебе скидываются, — поделился я жизненным опытом.
Глава 10
Остров Базавлук, на котором сейчас располагалась Запорожская Сечь, находился у правого, высокого берега, напротив впадения в Днепр рек Чертомлык, Скарбная и Подпольная. Днепр в этом месте был шириной километра два, если не больше. У обоих берегов было много маленьких островов, поросших камышом, из-за чего трудно было определить, где начинается материк. Многие островки были низкие, почти вровень с водой, не поймешь, где камыш растет на мелководье, а где на суше. Протоки между островами были узкие и в большинстве мелкие. Если бы не подсказки казаков, я бы не смог провести тартану к Базавлуку, посадил бы на мель. Этот остров по форме напоминал прямоугольный треугольник с катетами длиной километра два и прямым углом вверху и возвышался над водой в некоторых местах метров на пятнадцать-двадцать, благодаря чему его не весь затапливало во время весеннего половодья. Лагерь казаков находился на самом высоком месте, на гипотенузе, омываемой рекой Чертомлык. Обнесен земляным валом высотой метра три, с дубовым частоколом и надвратной и пятью угловыми, широкими и невысокими, метра на четыре выше вала, деревянными башнями, на которых стояло по несколько орудий разного калибра. Выше частокола и башен была только квадратная деревянная колокольня с четырьмя — на каждую сторону — бойницами ярусом ниже колокола, в которых стояло по шестифунтовому фальконету. Вход в паланку, как называли свое поселение казаки, был один, с западной стороны, метрах в семидесяти от берега реки Чертомлык.
На берегу напротив ворот была деревянная пристань длинной метров сто, возле которой стоял под разгрузкой шестнадцативесельный и одномачтовый парусно-гребной беспалубный бот грузоподъемностью тонн пятнадцать. Хозяином его был армянин Егия Навапян из Гезлёва. Приходил он сюда уже несколько лет и не реже раза в месяц, поэтому его знали все казаки, и он их, причем помнил имя каждого и никогда не путал. Он был основным поставщиком соли и вина, ему продавали трофеи, заказывали нужные товары, договаривались о выкупе или обмене пленных. Судя по всему, имел Егия Навапян неплохо, но почему-то не обзаводился судном большего водоизмещения.
— С ним и договоримся о выкупе турка, — предложил Петро Подкова. — Он может сразу заплатить, но меньше. Мы порешили, что ждать не будем
На переходе мы договорились, что я получу треть суммы, а остальное поделят между собой казаки. Требовать половину не стал, потому что, чем ближе к Сечи, тем самоувереннее, если не сказать наглее, становились они. Вот и с выкупом порешали без меня. Зато о судьбе женщин и детей заморачиваться не стали. Поняв, что продать в рабство я не позволю, сразу потеряли
— Пусть идут, куда хотят! — высказал общее мнение Матвей Смогулецкий, к которому вернулся весь его гонор и, как мне показалось, немного добавилось от других казаков.
Он вместе с тремя казаками отправился к армянскому купцу на переговоры. Поскольку пану не пристало торговаться, договорились на треть суммы, которую можно было бы получить за турецкого таможенника. Я не стал качать права. Нам этот турок легко достался — легко и ушел. Переговорщики вернулись на тартану с Егией Навапяном — носатым коротышкой с широкими и густыми черными усами, одетым под турка. Купец нес большой потертый кожаный кошель, наполненный золотыми венгерскими флоринами и серебряными польскими флоринами и германскими талерами, имевшими одну стоимость.
Я поздоровался с купцом на его родном языке.
— Откуда ты знаешь наш язык?! — удивился он.
От однокурсника по институту. Только вот Егия Навапян наверняка понятия не имеет, что такое институт.
— Знаю всего несколько слов. Торговал с армянскими купцами, — ответил я на турецком языке.
— Приятно встретить образованного человека! — искренне произнес армянин.
Вообще-то в Армении образованным человеком считается тот, кто одного покупателя сумел обжулить дважды. Посему следил за его руками внимательно. К моему удивлению, казаки предпочли серебряные монеты. Скорее всего, их реже подделывают. Я взял пополам теми и другими, потому что мне на ближайшее время вся сумма не пригодится, а золотые занимают меньше места
— Судно это не хочешь продать? — поинтересовался Егия Навапян.
— Не сейчас, — ответил я.
— Как надумаешь, дай знать, — сказал он.
— Для себя возьмешь? — спросил я.
— Нет, на перепродажу, — ответил армянский купец. — Меня и моё полностью устраивает.
— На большем и прибыль была бы больше, — предположил я.
— Как сказать! — хитро улыбнувшись, произнес Егия Навапян.
Казаки, получив свою часть выкупа, отправились в паланку. Кстати, свой лагерь они называют еще и кошем, но именно, как местонахождения войска. Где расположилось войско, там и кош. К тому времени спасенные из рабства женщины и дети ушли в северную часть острова, где на другом холме, пониже, было небольшое поселение — несколько постоялых дворов, торговых лавок, кузниц и разных мастерских, где готовы были изготовить все, что угодно заказчику. Там же делали и порох. Селитру для него добывали где-то неподалеку. На тартане, кроме Оксаны, остались два мальчика, один лет двенадцати, а другой девяти, и девочка лет восьми. Старшего звали Иона, младшего — Мирча, а девочку — Марика. Говорили на вульгарной латыни. Выросли вдали от моря, в деревне, принадлежащей господарю Валахии. Сейчас им был турецкий ставленник Раду Михне. Захватили их в плен и продали в рабство свои, воины Раду Щербана, который недавно был изгнан из господарей турками, но никак не хотел смириться с этим. Я решил оставить детей у себя. Будут прислугой. Это лучше для них, чем рабство у турок. Я, по крайней мере, не оскоплю мальчиков, а девочку, когда подрастет, выдам замуж.
По пути казаки мне рассказали, что делятся они на низовых, то есть истинных запорожцев, и реестровых (около двух тысяч человек) или городовых, которые состоят на службе у польского короля Сигизмунда Третьего, владеют городом Трахтемиров и казаками считаются постольку-поскольку. Запорожцы относились к ним примерно так же, как к бедным шляхтичам. В свою очередь, низовые делятся на собственно лыцарство или товарищество (неженатых, проживающих в Сечи постоянно) и зимовых — женатых и присоединяющихся к первым на время походов, чаще всего летом, а на зиму разъезжающихся по своим домам в города и деревни. Зимовые частично поражены в правах, имеют голос только в походах, но, в отличие от остального населения, проживающего на землях Войска Запорожского, налоги не платят. Поскольку у меня уже есть жена, дорога в лыцарство закрыта. Да и не имел желания вступать в него, потому что надо было бы преодолеть испытательный срок, иногда лет семь, а дедовщина у казаков на уровне советской армии периода застоя. Налоги тоже платить я не желал, поэтому оставался путь только в зимовые. Для этого надо было получить разрешение кошевого атамана. Я попросил Петро Подкову похлопотать за меня.