Казачий адмирал

Чернобровкин Александр Васильевич

На шестой день грабежа, когда трюма шхун были набиты до отказа, а на палубах не протолкнуться от освобожденных из рабства православных, и на чайках почти не оставалось свободного места, заметили четырехмачтовое судно с латинскими парусами. Я не сумел определить, к какому типу оно относится. В карамусалы не пускала низкая корма, а в шхуны — латинские паруса. Впрочем, тип был не так уж и важен. Главное, что на нем тонн семьсот груза. В атаку пошли три шхуны. Строем клин — мое судно посередине. Турецкое судно шло курсом крутой бакштаг правого галса, а мы — крутой бейдевинд левого. Заметив нас, турецкий капитан повернул было к берегу, но идти остро к ветру не мог, а курс, на котором мог, выходил к берегу позади нас. Поняв, что судну удрать не получится, на воду спустили двенадцативесельный ял, на котором капитан с частью экипажа отправился к берегу, стараясь следовать против ветра, чтобы

отсечь погоню. На призе остались девять рабов: семь православных и два негра непонятного вероисповедания, скорее всего, язычники. Трюм был заполнен коровьими шкурами, обработанными, но все равно от них шел тяжелый дух гнили. Это была не та добыча, которую я хотел, но поскольку досталась она нам без проблем, порадовался. Казаки к тому времени заполнили чайки до отказа и решили, что пора возвращаться. Пусть добычу взяли дешевую, зато много. Как я понял, старые казаки хотели побывать на большой раде, после чего еще раз сходить в море большой флотилией и взять добычу побогаче.

Выйдя к Крыму, сделали остановку на день, захватив в прибрежной деревне свежего мяса. Миновав Балаклаву, мы разделились. Чайки пошли к Днепро-Бугскому лиману, а три шхуны и приз — в Гезлёв. По предварительной договоренности с призом должна была пойти только моя шхуна, но задул свежий встречный северный ветер. Капитаны двух остальных шхун не были готовы к самостоятельному плаванию галсами против ветра, особенно в открытом море. В результате втроем пережидали на рейде Гезлёва шторм, раздувшийся за то время, пока продавали приз. Вообще-то крымчане сами импортеры шкур, но купцы не смогли устоять перед дешевым товаром. Да и судно взяли с удовольствием. В отличие от меня, купцы считали его более мореходным, чем наши шхуны.

Штормило три дня. Потом ветер начал заходить по часовой стрелке и слабеть. Три шхуны, нагруженные дешевыми трофеями и вырученными от продажи приза деньгами, направились к Днепро-Бугскому лиману. Турецкого флота там не было, но на Кинбурнской косе заметили два обгоревших остова чаек. Видимо, большей части нашего отряда пришлось пробиваться с боем. Гарнизон Аслан-города «не заметил» нас, так что до Базавлука дошли без проблем.

Там и узнали мы, что на подходе к лиману шторм и турецкий флот прихватили наши чайки. Казаки сражались отчаянно, но залитое водой огнестрельное оружие было плохим помощником. На стороне турок были еще и численное превосходство и лучшие мореходные качества галер с более высокими, чем у чаек бортами, благодаря чему их меньше заливало высокими волнами. Чайки расстреливали из пушек и ручного оружия. Многих казаков убили, сотни две взяли в плен. До Базавлука добралась всего одна чайка, половина экипажа которой была убита, а остальные почти все ранены. И по суше пришли остатки экипажей с тех двух чаек, что успели добраться до берега, обгоревшие остовы которых мы видели.

Глава 52

Большая казачья рада состоялась в середине июня в урочище Сухая Дубрава. На раде присутствовал иерусалимский патриарх Феофан и новый киевский митрополит Иов. Не знаю, что им пообещал король Сигизмунд, считавший, что православные хуже еретиков, но священнослужители выложились по-полной, агитируя казаков сложить головы за Речь Посполитую. К ним прислушались. Тем более, что казаки мудро рассудили, что надо помочь слабому победить сильного. Со слабым врагом казакам потом легче будет разделаться. На раде было принято решение помочь полякам в войне с турками. Эту весть повез в Варшаву гетман Малой Руси Петр Сагайдачный. К вести прилагались кое-какие требования казаков. Я был уверен, что их требования пообещают выполнить, как только, так сразу.

По уговору казаки должны были прибыть на помощь полякам в середине августа. Турецкий султан Осман Второй со своей огромной армией застрял на берегу Дуная в ожидании, когда соорудят мост. Все находившиеся в том районе паромы с утра до вечера перевозили турецких солдат, но без моста переправа затянется до зимы. По слухам султан уже собрал тысяч триста, но каждый день прибывают новые войска. Плюс три сотни пушек. Плюс огромный обоз, везущий снабжение для этой армады. В ожидании возведения моста султан вместе с приближенными развлекался, расстреливая пленных казаков из луков. На Базавлуке мы узнали, что отряд Сулимы вместе с донскими казаками тоже попал в шторм, а потом нарвался на турецкий флот. Много чаек и стругов было потоплено, много казаков убито, а сотни три взято в плен. Так что турецкому султану было, в кого стрелять. Наше предложение совершить обмен пленными запоздало.

Известие это требовало отмщения. Три шхуны и двадцать одна чайка отправились к турецким берегам. По данным купцов, турецкий флот

под командованием Халил-паши, захвативший наших товарищей в плен, находился сейчас на Дунае, в районе Килии. Наверное, за заслуги перед отечеством получили отпуск. Чтобы нашим небольшим отрядом не нарваться на турецкий флот, мы пошли с попутным норд-остом напрямую к болгарскому побережью. Вышли южнее Варны, возле небольшого порта Анхиалос, расположенного километрах в двадцати севернее Бургаса на плоском полуострове, который уходил в море километров на пять. Я помнил этот порт еще по своему византийскому периоду. Уже тогда говорили, что город очень старый. В то время он был многолюднее. Как и в двадцать первом веке станет, только под названием Поморие. Кстати, я видел Поморие с высоты птичьего полета — из самолета, совершавшего посадку в расположенном неподалеку аэропорту Бургаса. В морском порту Бургаса лоцман, уроженец Помория, советовал мне приехать туда на отдых с семьей, детьми. Маленький тихий городок, дешевое жилье и питание, мелкое море, лечебные грязи — что еще надо многодетным родителям?! Поскольку в то время я был бездетным родителем, так и не воспользовался приглашением. Решил наверстать сейчас.

Каменная крепостная стена, пересекающая полуостров от берега до берега, была высотой метров пять, а вот остальные три — не больше четырех, причем ее давно не ремонтировали. Часть зубцов или обвалилась, или была сбита во время предыдущего штурма, может быть, турецкого, и так и не отремонтирована. От одних ворот начиналась дорога к материку, а от других, на противоположном конце города — к длинному деревянному пирсу, возле которого разгружалась торговая одномачтовая двадцативосьмивесельная галера и стояли несколько рыбацких баркасов и лодок. Завидев нас, экипаж галеры и рыбаки сдрыстнули в город, двустворчатые ворота которого сразу закрылись.

Шхуны ошвартовались к пирсу с двух сторон, носом к воротам и настолько близко, насколько позволяла осадка в балласте. Третья шхуна встала вторым бортом к моей. Чайки выскочили на мелководье рядом с пирсом и на перешейке, перерезав путь к отступлению. Их вытянули носами на сушу. На стенах стояло несколько человек с оружием в руках, но никто из них не выстрелил, не помешал казакам высаживаться на берег.

— Стреляем по воротам! — крикнул я капитанам шхун.

Артиллерийское вооружение на других шхунах такое же, как и на моей. Казаки не стали мудрствовать лукаво, скопировали один к одному, даже заказали пушки у тех же мастеров. От носов шхун, где стоят по два погонных орудия, до ворот было метров сто. Первые наши ядра не пробили дубовые ворота с железными пластинами, но оставили в дереве глубокие вмятины. После второго залпа полетели щепки. Третий не потребовался, потому что на одной из двух башен, расположенных по бокам от ворот, левой, замахали красным флагом, приглашая на переговоры. Нашу делегацию из трех человек возглавил сотник Безухий. Торг продолжался с полчаса. В итоге казаки стали богаче на пять тысяч монет, двадцать пять бочек вина емкостью около двухсот литров каждая и сотню баранов, которых чуть позже пригнали с материка. Из рабства были освобождены все православные, которых там оказалось всего семнадцать человек. Попировав до поздней ночи на берегу, рано утром наша флотилия отправилась в сторону Босфора. Окрестности Стамбула стали любимым местом паломничества запорожских казаков.

В проливе нас ждал приятный сюрприз — караван из десяти галер. Мы подошли со стороны открытого моря, откуда нас не ждали. Сторожевой пост заметил нас и зажег сигнальный костер, когда наша флотилия уже входила в пролив. Наверное, приняли парусники за мирные торговые суда, а низко сидящие чайки, идущие на веслах, чтобы быть неприметнее, не сразу разглядели. Турецкий караван если и заметил медленно подрастающий столб белого дыма на холме на северном берегу Босфора, то не придал ему значения. Мы встретились на последнем прямом отрезке перед выходом в Черное море. Впереди шла на веслах против ветра военная баштарда с двухвостым бунчуком, закрепленным на фок-мачте. Видимо, чиновник недавно получил свой пост и поспешил похвастаться. За баштардой гребли восемь торговых галер, нагруженных основательно. Замыкала строй военная кадирга.

Я посигналил шхунам, чтобы одна присоединялась к нападению моей на баштарду, а вторая атаковала кадиргу. Чайки займутся торговыми галерами, которые ниже военных, хуже вооружены и экипажи меньше.

На баштарде догадались, с кем им подфартило встретиться. На форкастле появились комендоры, начали вынимать пробки из стволов пушек: одной калибром не менее сорока восьми фунтов и двух тридцатишестифунтовок. Обычно турки выходят в море с заряженными орудиями. До баштарды было около трех кабельтовых, и расстояние быстро сокращалось.