Казачий адмирал
Шрифт:
Раздел добычи продолжался на день дольше, чем грабеж. Взяли мы намного меньше, чем в Каффе, а в походе участвовало больше казаков. Пошли разговоры, что Петр Сагайдачный был удачливее нынешнего кошевого атамана. Вряд ли эти разговоры возникли стихийно. Люди бывшего гетмана Войска Запорожского не зря примкнули к нам перед походом. Чашу в его сторону склоняло и то, что по его наущению патриарх иерусалимский Феофан пятнадцатого августа в Печерской лавре восстановил Киевскую православную метрополию. Уверен, что на такой смелый шаг его подтолкнуло известие о движении турецкой армии в сторону Речи Посполитой. По слухам, король Сигизмунд призывал Петра Сагайдачного вместе с реестровыми казаками отправиться в поход на турок, но в ответ услышал напоминание о невыполненных
Я уехал в Кандыбовку. Добычи в этом году взял меньше, чем предполагал, поэтому придется еще один год провести здесь. Я даже начал привыкать к тихой, размеренной, деревенской жизни. Все чаще появляется мысль: а не остаться ли в этой эпохе казаком? Если бы не знал, что с запорожцами будет дальше, может быть, и остался бы. Но я знаю и не хочу своим сыновьям такой судьбы.
В конце сентября до нас дошли известия, что возле молдавской деревни Цецора произошло сражение между польско-молдавской армией и турками. Последних было раза в два больше. Поляки и молдаване проиграли. Часть их войска быстренько разбежалась в разные стороны, а оставшиеся, меньше половины, начали под командованием великого коронного гетмана Жолкевского организовано отступать в стороны Польши. Турки и татары преследовали их, нападая с разных сторон, не давая расслабиться ни днем, ни ночью. Недели через две мы узнали, что уйти им не дали. Поляки не дотянули до родных земель самую малость. Шестого октября их добили. За семнадцать дней боев турки захватили сто двадцать пушек и много другого военного имущества. Великий коронный гетман Жолкевский и множество богатых и не очень шляхтичей погибли. Голову гетмана повесили на крыше дворца султана. Кто-то попал в плен. Убежать удалось небольшому отряду реестровых казаков, вынесших и тело своего кошевого атамана Кошки. Они и рассказали о том, как все произошло, и сообщили имена погибших и попавших в плен. Два имени меня заинтересовали: погиб сотник Чигиринской сотни Михаил Хмельницкий и попал в плен его сын Зиновий, потомок кошевых атаманов, как по отцовской, так и по материнской линии. У казаков свои родословные, в которых предки-атаманы считаются кем-то вроде Рюриков или Гедиминов, поэтому их потомков помнят и уважают. Кстати, мой сосед Петро Подкова тоже потомок кошевого атамана. Ходят слухи, что скоро станет сотником. По крайней мере, командование шхуной ему доверили.
По странному совпадению, потому что я сомневаюсь, что Петр Сагайдачный узнал о полном разгроме поляков в тот же день, именно шестого октября иерусалимский патриарх посвятил игумена Киево-Михайловского монастыря Иова в сан киевского митрополита, а еще одного монашествующего в архиепископы и шестерых в епископы, окончательно восстановив Киевскую православную митрополию. Скорее всего, бывший гетман догадался, что турки не дадут уйти полякам, и подтолкнул патриарха Феофана к более решительным действиям. В общем, дал полякам достойный ассиметричный ответ на прошлогоднее оскорбление.
Глава 51
Следующий год начался с приглашения Петра Сагайдачного на совет в Варшаву. Поляки после поражения стали платить крымскому хану дань в сумме сорок тысяч злотых, что было напряжно для казны. Ладно бы эта дань служила гарантией ненападения на них, но король Сигизмунд Третий понимал, что турки продолжат наступление. Победы толкают вперед, а останавливают только поражения. Армии, способной остановить турок, у Речи Посполитой не было. Вся надежда была на казаков. Петру Сагайдачному пообещали признать его гетманом всей Малой Руси, чтобы ему подчинялись кошевые атаманы реестровых казаков и Запорожской Сечи,
Запорожские казаки одобрили снятие с них ограничений и признание иерархии, а вот к гетману Малой Руси отнеслись по-разному. Кто-то был за, кто-то против, а истинные низовые в большинстве своем не приняли всерьез. Они сами выбирали кошевого атамана и подчинялись только ему, а он выполнял приказы только их рады. У них весной были другие заботы — подготовка к очередному морскому походу. Этот вид промысла оказался намного доходнее, чем грабить шляхетские маетки или угонять татарские табуны. В половодье четыре сотни низовых казаков под командованием Ивана Сулимы отправились в Адомаху, чтобы оттуда выступить вместе с донскими. Остальные ждали, когда закончится посевная и на Базавлуке соберутся зимовые казаки, чтобы вместе выйти в море.
Я этой весной посеял меньше обычного. Собирался летом поднакопить еще деньжат и в начале осени отправиться в Нидерланды, где за зиму построить улучшенный вариант флейта и заняться морским извозом или получить каперский патент, который превращает обычного разбойника в благородного воина.
По высокой воде приплыл Мыкола Черединский. Я ему отдал на реализацию часть прошлогодней добычи. Ее оказалось так много, что свояк оставил без внимания товары моих соседей, сразу погреб в обратную сторону — в Киев и Чернигов.
В середине мая я прибыл на Базавлук. Там продолжалось брожение. Запорожцы все никак не могли определиться, подчиняться гетману Малой Руси и под его командованием отражать нападение турок или не подчиняться, и тогда воевать с турецкой армией не имело смысла. На июнь в Белой Церкви была назначена большая казацкая рада, чтобы совместно решить этот вопрос. Поэтому в морской поход в мае отправились всего три шхуны и двадцать шесть чаек — примерно тысяча шестьсот человек. Такого войска было маловато для захвата крупного города или разграбления окрестностей Стамбула, поэтому решили пройтись вдоль турецких берегов и выбрать цель скромнее.
Из Днепро-Бугского лимана в море вышли после того, как разведка доложила, что поблизости нет турецкого флота. Купцы предупредили нас, что султан Осман Второй выслал сорок три галеры под командованием капудан-паши Халила, чтобы не допустить выход казацких чаек из Днепра. Дул северо-восточный ветер, поэтому пошли напрямую к юго-западному берегу Черного моря. В открытом море можно было не опасаться встречи с турецким флотом. На следующее утро ветер поменял направление на южное, и мы направились к южному берегу.
Вышли западнее Синопа. На город нападать не решились, ограничились грабежом приморских деревень, смещаясь в сторону Стамбула. Казаков не покидала мысль ограбить окрестности турецкой столицы. Они высаживались на берег возле какой-нибудь деревни и до вечера выгребали из нее все ценное. В первую очередь загружали добычей шхуны, начав с моей. Треть награбленного барахла, если не больше, я отказывался принимать.
— Вы бы еще навоз захватывали! — отчитывал я, выбрасывая за борт лохмотья и стоптанные тапки.
Одна радость была — ели досыта свежего мяса. Если крупный скот иногда успевали увести подальше от берега, то вся домашняя птица становилась нашей. Находили и муку, и зерно прошлогоднее, и сыры. Вечером на берегу устраивали пир, а потом спали, выставив караулы. Утром отправлялись дальше на запад. Несмотря на то, что наш маршрут легко было просчитать и принять меры, местные жители, привыкшие за полтора века к безопасности, не хотели расставаться с дурной привычкой. Каждый наш налет был неожиданностью для них, как приход зимы в России.