Казацкие байки
Шрифт:
Так, в размышлениях, он провел несколько спокойных часов…
Когда же тишина ночи, казалось, достигла полной глубины, в комнате вдруг резко запахло серой, и из плотного, задушного воздуха горницы беззвучно образовался Упырь. Он был громадной величины и неопределенной, постоянно меняющейся формы. В тот же момент Левко почувствовал, что у него нет сил ни пошевелиться, ни заговорить, ни даже закрыть глаза…
И вот он с содроганием увидел, как это Нечто подняло в воздух мертвое
тело чудовищными лапами с длинными когтями и пожрало его с хрустом, быстрее, чем кот проглатывает мышь. Начав с головы, оно
После этой богомерзкой трапезы он вдруг исчез, так же бесшумно и таинственно, как и появился…
Наутро, когда селяне сочли, что можно больше ничего не опасаться, и
вернулись на хутор, их приветствовал бурсак, стоявший на пороге дома старосты.
Селяне, с ужасом глядя на его изможденное лицо и совершенно поседевшие за ночь голову и усы, по одному проходили в горницу, где вчера они оставили покойника. Однако никто из пришедших не выразил ни малейшего удивления тому, что тело и поминальная пища исчезли. Хозяин дома вошел последним и обратился к Левку:
— Достопочтенный господин, мы все очень беспокоились за вас. И мы рады
видеть вас живым и невредимым, хотя, как я полагаю, вам этой ночью довелось увидеть то, что разумный человек не в силах был бы перенесть. Поверьте, ежели бы это было возможно, мы были бы рады остаться с вами. Но обычай наших предков далеких, как я уже говорил вам прошлым вечером, обязывает нас покидать наши дома после того, как к кому-либо из хуторян приходит смерть. Если бы этот обычай был нарушен, некое огромное несчастье должно было бы обрушиться на всех нас. Возвращаясь утром, мы находим, что покойник и поминальная пища исчезают за время нашего отсутствия. Так было всегда. Но теперь вы, пожалуй, знаете, отчего так происходит, и не откажетесь поведать нам об этом…
Левко, который все еще был в глубоком потрясении от виденного этой ночью, рассказал селянам, как бесшумно появился Упырь неясных очертаний и огромных размеров и как он пожрал труп и поминальную пищу.
И никто не показался бурсаку удивленным его рассказом. Сам же хозяин
дома заметил:
— То, что вы нам сообщили, добродию, в точности согласуется с тем, о чем рассказывали нам деды наши. И так ведется с древних времен…
Тогда Левко спросил с недоумением:
— Но разве святой отшельник, живущий вон на том холме, не совершает
похоронных обрядов над вашими умершими?
— Какой отшельник? — спросил удивленно староста.
— Тот древний старец, который вчера вечером и направил меня в вашу
сторону. Я попросился на ночлег в его святую обитель, но он прогнал меня, сказав,
чтобы я шел сюда.
Селяне посмотрели друг на друга с нескрываемым недоумением…
После долгого молчания староста сказал:
— Достопочтенный господин, мы всего лишь темные, бедные селяне и
просим нас извинить, но на том холме нет ни скита, ни отшельника. Более того, вот уже на протяжении многих поколений в окрестностях нет никого, кто мог бы совершать священные обряды.
На это Левко пожал плечами и возражать не стал. Он понял, что его
вчерашняя встреча с отшельником — проделка злого демона, который воспользовался моментом, когда его добрый Ангел — хранитель по какой-то причине ненадолго потерял его из виду.
Но после того, как он распрощался с гостеприимными жителями хутора,
расспросив их подробно о своем дальнейшем пути, Левко все-таки решил еще раз взглянуть на тот самый холм.
Как это ни странно, он обнаружил скит отшельника на том же самом месте, что и вчера. Однако на этот раз престарелый обитатель сам пригласил бурсака в
свое жилище. Когда Левко вошел, согнувшись в три погибели, отшельник униженно склонился перед ним, восклицая:
— Прости меня, Христа ради Божий человек!
— Вам не следует стыдиться того, что отказали мне в ночлеге, Старче. Вы ведь направили меня на хутор, где мне оказали радушный прием, и я благодарен вам за это.
— Мне не за то стыдно, — сказал отшельник, — я все равно не вправе давать приют смертным. Стыд сжигает меня из-за того, что вы видели меня в моем подлинном обличьи. Ведь тем Упырем, который на ваших глазах пожрал тело усопшего прошлой ночью, был я. Сжальтесь надо мной, Божий человек, и позвольте мне поведать вам мой тайный грех, за который я и был ввергнут в этот страшный образ.
Давным-давно, так давно, что я уж и не помню когда, я был священником в
этом малонаселенном краю. На много верст вокруг здесь не было никого, кроме меня, кто мог бы совершать церковные обряды. Поэтому жители Дикого поля вынуждены были приносить своих умерших сюда, зачастую находясь в пути по нескольку дней. Сперва я ревностно служил Богу и справно исполнял возложенные на меня церковные обязанности. Но со временем меня обуяли гордыня и корысть… Поскольку, я был один священник в этих местах, я понял, что могу извлекать прибыль из своего положения… Я пренебрег своим священным долгом. Грубо отказывая родным покойного, я вымогал у них подношения в виде еды, одежды, злата и серебра. За эти гнусные деяния Господь покарал меня, обратив после смерти в Упыря.
И с тех самых пор я вынужден питаться телами людей, умерших в этом краю.
Я пожирал каждого, и вчера вы видели меня за этим занятием…
Теперь же, Святой отец, я умоляю вас не отвергать моей просьбы:
прочтите молитву и помогите этим избавиться мне от того ужаса, в коем я пребываю бесконечно долго.
Высказавшись и облегчив душу, старец покорно опустился наземь пред Левком.
Пораженный до глубины души, бурсак, встав на колени, глубоко склонился в поклоне и зашептал «Отче наш». Трижды прочел он молитву, уйдя душою к Господу и отрешившись от земного, а когда поднял голову, увидел, что отшельник исчез. Исчезла и его обитель…
А себя Левко обнаружил стоящим на коленях в высокой траве возле древнего, вросшего в землю и покрытого мхом каменного креста, истертого временем и непогодой. На шероховатой, побитой ветрами поверхности каменного изваяния, еще можно было прочесть чудом сохранившиеся буквы, складывающиеся в слова «раб божий»…
Как Чуб и Калина невест искали
Жили как-то на Хортице два казака-побратима — Чуб и Калина. В славные походы ходили, добре воевали и ляха, и турка, и татарина крымского. Так в походах да битвах годы проходили. Однажды сели два казака на берегу Днепра и загоревали, щёки подперев.