Казаки на Кавказском фронте 1914–1917
Шрифт:
Мистулов проследует до следующего фланга цепи, остановится, спокойно сойдет с коня, сядет на камень, обязательно в профиль к противнику и скажет:
— Федор Иванович, пишите донесение.
Я сажусь на одно колено против него, а на другом под его диктовку пишу.
Пишу и думаю: ну к чему так рискует командир? Не только что пуля по прицелу турка, но даже шальная легко может сковырнуть его с камня или же пробить ему голову… И главное — без всякой пользы для дела.
Наши конные вестовые, присев на корточки, держат лошадей в стороне от нас, и лошади при каждом взвизге пуль коротко вздрагивают и нервно подбирают свои животы. Мой конный
«Заколдованный рыцарь», — сказали о нем сунженцы, которыми он командовал.
«Бог войны», — потом скажут кавказцы, которыми он командует теперь.
Затем Мистулов спокойно встанет с камня, сядет в седло и шагом двинется к остальным сотням, находящимся в укрытии.
С таких картинок началась блестящая боевая страда полковника Эльмурзы Мистулова в его новом полку, нашем 1-м Кавказском.
К началу июня 1916 года русские войска закрепились на новых исходных позициях перед началом 2-й Мемахатунской операции. Наш полк расположился биваком у знакомого села Бардак, что на реке Тузла-чай.
В подготовке к операции сделалось затишье. Пользуясь этим, Мистулов предложил всем офицерам организовать общее довольствие. На столбиках натянули казачьи палатки; из дощечек скрепили общий стол, и получилось «офицерское собрание»…
В противовес мнению некоторых, что «за столом о службе не говорят», Мистулов, повторяя это избитое выражение, указал, что лучше всего и легче всего, безо всякой воинской натянутости, именно за столом говорить о службе. Но добавил: мы будем говорить о службе только «за сладким блюдом». Сказал и улыбнулся, так как «сладким блюдом» у нас был только чай.
И вот, когда заканчивался обед из казачьего же котла, он, дружески улыбаясь, начинал так:
— Господа… сейчас могут нам подать сладкое блюдо, почему давайте поговорим о нуждах полка. Говорите все, в чем нуждаются сотни…
И сотенные командиры говорили. Нужд было, конечно, много. Мистулов очень внимательно выслушивал всех, сообща обсуждали все возможности, как и что надо и можно изменить, улучшить, достать, усовершенствовать. И когда все это выкристаллизовывалось, тогда он заявлял:
— Ну, господа, значит, мы решили так-то и так-то… Хорошо… Завтра вы мне доложите, что вами сделано и какие получились результаты.
С этим он и отпускал всех. А на следующий день обязательно спрашивал: что сделано, все ли хорошо прошло и что нужно еще?
И так было всегда. А главное — всем это очень понравилось и проходило в таком непринужденном общении, какого мы никогда не испытывали. Все мы сразу полюбили своего нового командира полка, и встречаться с ним было приятно.
При этом с первого же дня он запомнил имена и отчества всех офицеров, до самого молодого прапорщика, и обращался ко всем, называя их только по имени и отчеству.
Он всегда был очень деликатен в обращении со всеми. Всегда был прекрасно одет, всегда при своем дорогом кавказском оружии, которое у него было единственное. И все это, вместе взятое, так выделяло его в суровой нашей жизни и выдвигало на первенствующую роль, где бы он ни появлялся.
К этому времени в дивизии появились новые лица высшего командного состава. Первую бригаду — 1-й Таманский, 1-й Кавказский полки и 4-ю Кубанскую батарею возглавил Терского войска полковник Иван Никифорович Колесников. Начальником штаба дивизии назначен Генерального штаба генерал-майор Певнев, бывший командир 1-го Линейного полка в мирное время, коренной кубанский казак. Колесников прибыл из Персии, где он командовал 1-м Запорожским полком нашего войска. Через несколько дней пришло производство его в чин генерал-майора.
Кроме того, перед 1-й Мемахатунской операцией этого же года наша дивизия была пополнена 6-й Кубанской батареей войскового старшины Черника.
55-й Донской казачий полк вошел в Приморский отряд, который переименовали в 5-й Кавказский армейский корпус. Наша 5-я Кавказская казачья дивизия по своему составу была чисто кубанская и в своем высшем командном составе улучшилась. Мы этому только радовались.
С самых первых дней войны наша Закаспийская отдельная казачья бригада действовала в походах и делах нераздельно. Она почти всегда стояла квартиро-биваком в убогих и очень мелких курдских селах, где все село по площади размером самого обыкновенного казачьего двора на Кубани. Такая скученность двух конных полков и батареи в 2500 казаков и лошадей, с неизменными лишениями в жизни, в довольствии, в фураже и другими фронтовыми невзгодами, естественно сближала людей. В строевых частях войск развивался и укреплялся дух боевого товарищества и интереса к общему делу фронта — походам, боям и даже пирушкам.
Вот при таком общем состоянии наша 1-я бригада вошла в бои 2-й Мемахатунской операции.
На главном направлении на город Мемахатун действовала 39-я пехотная дивизия. На левом ее фланге — наша 1-я бригада 5-й Кавказской дивизии. Правее ее — 4-я Кубанская пластунская бригада, о которой генерал Масловский отзывается очень похвально, и Донская пластунская бригада.
Доблестная конная атака 1-го Таманского полка
Наш полк стоял биваком в котловине у села Бардак, покрытой роскошными травами. 1-й Таманский полк находился северо-западнее нас, на плоскогорье, в непосредственной близости от пехоты, ведшей бой.
«В течение дня были минуты чрезвычайно критические, почему находившийся во время всего боя при командире 153-го пехотного Бакинского полка, командовавший 1-й бригадой 5-й Кавказской казачьей дивизии полковник Колесников подтянул свою бригаду из долины реки Тузла-чай вплотную к левому флангу полка, дабы быть готовым оказать помощь», — пишет генерал Масловский.
Было полуденное время 24 июня 1916 года. Наш полк мирно проводил свой день. Вдруг зашипел полевой телефон, и телефонист спешно передал мне запись: «Таманцы сейчас атакуют турок. Кавказцам спешно прибыть на поддержку. Полковник Колесников».
С телефонограммой бегу к палатке командира полка. Мистулов, прочитав ее, быстро вышел наружу и громко, властно, гортанным голосом прорезал мирную тишину бивака единственным словом:
— Сед-ла-ай!
И этого единственного слова достаточно, чтобы полк, словно муравейник, разрушенный сильным неожиданным толчком, вскочил на ноги и бросился к своим местам сотен. Офицеры, выскочив из палаток, пристегивая на ходу оружие, бросились туда же. Через пять минут все сотни, словно серны, спугнутые со своих пастбищ, строясь на широких аллюрах, прыгая через всевозможные каменистые препятствия, мчались на северо-запад, к таманцам. Впереди всех сосредоточенно-молчаливый, на горячем своем коне скакал Мистулов, изредка оглядываясь назад и громко, гортанно, властно бросая команду: