Казаки-разбойники
Шрифт:
К подъезду уже подъезжала легковая машина, не милицейская, и сидели в ней гражданские люди. Если бы Анна Федоровна не знала, что за Валеркой должны приехать, ни за что не догадалась бы, что трое в машине имеют отношение к милиции. Но сейчас что-то подсказало ей, что эти люди из МУРа. А то, что они приехали не на милицейской машине, тоже понятно – не хотели привлекать к себе внимание. Женщина подошла к машине в тот момент, когда дверца открылась и вышел один – рослый, в курточке и джинсах, но с таким лицом, что она догадалась – милиционер.
– Я из четырнадцатой комнаты, – представилась женщина. – Ведь вы приехали за Валеркой Онуфриевым?
Милиционер
– А кто вы?
– Соседка его, Анна Федоровна Стрельчук. Это я сказала девушке Ане, что знаю, кто на нее напал. Вы же приехали по ее звонку?
– Да, Аня нам позвонила и рассказала о встрече с вами. И о том, что вы описали его так, что она сразу поняла, это тот грабитель. Может, поднимемся к вам? У меня несколько вопросов.
– Да я думаю, ко мне как раз и не надо. Соседи могут неправильно понять. А поговорить мы и здесь можем, только надо отойти в сторонку, на всякий случай. Мне ведь здесь еще жить…
– Тогда сядем в машину. Вопрос пока только один. Вы точно уверены, что грабитель и Онуфриев одно и то же лицо?
– Конечно, – твердо ответила женщина. – В тот день, когда на Аню напал грабитель и она прыснула ему в лицо из газового баллончика, Валерка вернулся домой и сразу заперся в ванной. Полчаса глаза промывал. Я видела его после этого – глаза были красные-красные. Он пытался прошмыгнуть мимо меня, лицо прикрыл руками, но я все равно успела заметить. Я сегодня у Ани спросила – в какое приблизительно время на нее напал грабитель. Так Валерка домой вернулся примерно после нападения.
– А Онуфриев сейчас дома? – спросил милиционер.
– Да в том-то и дело, что его сейчас нет. Я вышла вас предупредить.
– А он всегда возвращается ночевать домой? – спросил второй милиционер.
– Ну я за ним не слежу. Но мне кажется, дома он ночует всегда. Мать у него строгая, скорее злая, – поправила себя соседка. – И хоть он шалопут, она старается держать его в строгости.
Первый милиционер запоздало представился и протянул ей руку.
– Бондарев, МУР. Спасибо вам за помощь. Вы можете идти домой и никому пока ничего не говорите.
Когда Анна Федоровна ушла, Бондарев обратился к коллегам.
– Захват отменяется. Но ты, Константин, все-таки зайди проверь. А ты, Степанов, остаешься в машине, но поезжай за угол, поставь ее среди других машин, чтоб в глаза сразу не бросалась. Мы тут устроим засаду. Сейчас позвоню в местное отделение, пускай сегодня усилят патрулирование.
21
Валентина Фролова сдала смену, сменила белый халат на костюм, набросила плащ и вышла из диспансера. Во всех окнах туберкулезного диспансера горел свет. Большой парк, как всегда, совсем не освещался. Сколько уже об этом медперсонал напоминал администрации, но никаких изменений. Ответ был один: электричество надо экономить. Дорожка петляла между деревьями и Валентина, слегка поежившись, пошла по привычной дороге. Можно было, конечно, выйти за территорию диспансера через главный выход, который освещался фонарями, с другой стороны, но тогда к автобусной остановке пришлось бы идти целый квартал, вдоль забора по периметру. А тропинка выводила к калитке прямо у остановки. Валентина шла быстро, успокаивая себя, что пути всего пять минут. Да и кто тут может затаится? Больные все уже в корпусе, медперсонал приступил к работе, посторонние здесь не бывают, хотя парк большой и красивый. Всех отпугивает табличка на воротах с надписью «Туберкулезный диспансер». А о существовании калитки
Валентина не знала, сколько пролежала у забора диспансера. Может быть минуту, может, десять… Когда она пришла в себя и открыла глаза, над ней стояли несколько человек и взволнованно переговаривались.
– Что у вас болит? – спросил участливо пожилой мужчина и взял ее за руку.
– Спина, – тихо сказала она и попыталась встать.
– Лучше лежите, – посоветовал ей женский голос. – Кстати, а сумочка у вас была? Мы вызвали «скорую», они же документы спросят.
– Сумочка была… – слабо пошевельнулась Валентина.
– Была…Теперь ее нет, – констатировал тот же женский голос. Валентина провела рукой по шее. Золотая цепочка тоже исчезла. Подняла руку на уровне глаз – ни часов, ни тоненького браслета, ни обручального кольца. Мужчина и женщина проследили ее взгляд и понимающе переглянулись.
– Ограбили сволочи, – зло сказала женщина. – И где же милиция? Почему они не патрулируют такие темные улицы?
Вопрос был скорее риторическим. Подъехала «Скорая помощь», вышли трое в белых халатах, Валентину положили на носилки. Мужчина и водитель помогли задвинуть носилки в машину и Валентина закрыла глаза. Спина болела так, будто в нее загнали гвоздь и садистки поворачивали его. Она не удержалась и тихонько застонала.
Врач в машине осмотрел рану.
– Сделай пока укол против столбняка, – распорядился он. Медсестра зашуршала упаковкой, доставая шприц. Валентина едва почувствовала укол.
– Легкая у вас рука, – похвалила она медсестру. Та улыбнулась и подбадривающе погладила Валентину по голове. – Дня три может болеть, – предупредила она.
– Знаю, я сама медик, – ответила Валентина.
Врач, и медсестра одновременно спросили:
– А работаете где?
– Да здесь, – вяло махнула рукой Валентина, – в тубдиспансере.
– Угораздило же вас… – сочувствующе сказал доктор, совсем еще молодой парень. Наверное, еще в интернатуре – подумала Валентина, но спросить постеснялась.
Бондарев позвонил Щеткину и доложил, что план немедленного захвата Крюгера отменяется ввиду изменения ситуации.
– Его нет на месте. Соседка сообщила, а Константин проверил. Мы решили устроить засаду. В местное отделение сообщили, чтобы усилили наблюдение. Только что проехала их патрульная, так что будем надеяться, сегодня ничего не случится.
Бондарев и Константин для наблюдения за подъездом общежития выбрали скамейку у подъезда в доме напротив. Описание внешности Онуфриева они уже знали назубок, так что не сомневались – только появится, узнают его сразу. Изредка мимо проходили жильцы, но никто не обращал на них внимания. Прошла веселая компания ребят, явно в подпитии. Говорили все вместе, не слушая друг друга.
– Сплошной мат, – поморщился с отвращением Константин. – По-человечески уже совсем разучились говорить.