Казаки-разбойники
Шрифт:
Девушки заговорили непонятно, но было ясно, что они сгорают от любопытства. Они жадно всматривались в незнакомцев, в их одежды и бритые головы со свисающими чубами, заложенными для удобства за уши.
Когда ужин поспел, все принялись есть, запивая терпким вином, принесенным в глиняном кувшине девушками.
Одна из них все поглядывала на Луку, тот тоже не стеснялся, пытался что-то сказать, но ничего не мог вспомнить из того, что могло понравиться девушке. Омелько, заметив это, засмеялся и молвил лукаво:
– Лука, может, ублажишь девку? Вон она как липнет к тебе. Не посрами казацкую славу. Казаки, – повернулся он к остальным, – надо помочь хлопцу.
– А чего там! – отозвался Яким со смехом. – Парубок молодой, пусть набирается телячьей мудрости, ха-ха! Яцко, помоги хлопцу поговорить с дивчиной.
Тот усмехнулся, прожевал кусочек мяса голубя, отпил глоток вина, молвил:
– Лука, да ты становишься бабником! Гляди, как поглядывает на тебя эта краля. Не теряйся, пока есть что получить.
– Да я и не теряюсь, плохо только, что сказать ничего не смогу, – Лука отвернулся от казаков и встретился глазами с девушкой. Та улыбнулась, подруги захихикали, затараторили непонятно, а Лука смело тронул девушку за руку.
Та руки не отдернула, заулыбалась, протянула в кружке вина, Лука взял ее, отхлебнул глоток, хотя и не хотелось, и, вспомнив, сказал:
– Данке, спасибо!
Девушка была светловолосой, курносой и полнотелой. Вздрагивающая грудь нахально и соблазнительно тряслась при ее смехе, и Лука с трудом мог отвести глаза от этого зрелища. Девушке было лет восемнадцать, а может, и больше. Во всяком случае, она не выглядела простушкой. Ее подруги продолжали хихикать, но со страхом поглядывали на село, где еще светилось несколько тусклых огоньков.
Наконец они встали и стали прощаться. Курносая осторожно взяла Луку за руку и что-то сказала, показав на черневший невдалеке сруб. Подруги прыснули в платки и пошли прочь, оставив подругу наедине с юношей.
Тот чувствовал волнение, хорошо уже понимал, что ему предлагают. Улыбнулся и решительно пошел за девушкой.
Через полсотни шагов они оказались в срубе, вроде бани с ворохом сена и запахами мышей и прели. В смеси с душистым сеном эти запахи не могли взволновать мужчину, но Лука был слишком взволнован, чтобы обращать на эти мелочи внимание.
Девушка оказалась достаточно опытна, и Луке вспомнилась Мотря. Та тоже споро помогала ему, но теперь это почти не потребовалось. Лука сам поцеловал в губы девушку, та с легким смешком завалилась в сено и прижала его к себе.
Что-то сказала, вытащила из-за кушака оба пистолета – они сильно мешали – и приникла к юным губам Луки, шаря по его телу горячей потной рукой. От ее тела исходили запахи молока, навоза, пота и еще бог знает чего…
На рассвете пришли крестьяне и привели бычка, принесли вместе с ним две общипанные тушки гусей. Яцко долго благодарил, Лука искал глазами ночную свою подругу, но ее нигде не было видно. Казаки распрощались и спешно тронулись в путь.
До лагеря добрались, когда обоз уже вытягивался в длинную змею, растянувшись на две версты.
Конные казаки шли целиной в несколько рядов, выставив передовое охранение, в арьергарде трусили два десятка казаков, отстав на двести шагов от последних подвод.
– Чего так долго?! – окрысился Макей, встретив своих людей.
– Ночью не решились вертаться, Макей, – ответил Лука. – Зато смотри, какого бычка привели! И пару гусей. Селяне оказались сговорчивые и не осмелились перечить. Мы и переночевали в сарае.
– Чтоб вас!.. Однако бычок хорош! Да и гуси нам не помешают. Ладно, поспешите запрягать. Мы тронемся подальше к хвосту.
Несколько дней десяток Макея отъедался мясом, пригласили и Степанка со Свищиком. Макей посчитал, что такой старшой им не помешает. Лучше задобрить.
Через несколько дней встретили большой отряд имперских драгун. Те долго вели переговоры с полковниками казаков и офицерами сопровождения. Пополз слух, что им предписано изменить маршрут и идти на север, где должны соединиться с войсками, сдерживающими продвижение шведов к Саксонии.
– Тут названия какие-то чудны2е, что и не запомнишь! – ругался Лука.
– Чего серчать, когда в каждом народе свои названия, – утешал того Яким Рядно. – Нам-то до ихних названий нет дела. То пусть начальство запоминает.
– Да и то верно. Чего это я?
Тем временем и Лука, и молодой Яким Штаны продолжали упорно заниматься отработкой приемов с холодным оружием, стрельбой из лука, пистоля и мушкета. Коней у них не было, поэтому они были вписаны волонтерами в пеший отряд под командой сотника Рудловского. Тот был по отцу поляком, но воспитывался матерью-украинкой и довольно скептически относился к полякам. Ему только что исполнилось тридцать лет, он недавно удостоился звания сотника и хотел побыстрее влиться в товарищество казаков.
Яким Штаны и Лука особенно преуспели в стрельбе из лука. Теперь они с гордостью посматривали на остальных казаков, уступавших им, молодым сосункам, в умении, которое другим не давалось.
Макей немного злился, что Лука почти отошел от дел обоза, хотя тот почти каждый день работал у Макея.
– Скоро ты, Лука, и вовсе забудешь про обоз, – ворчал старый казак.
– Нет, не забуду, дядько Макей! Посмотришь. Я слишком задолжал вам.
– О долге не беспокойся, Лука. Мы с твоим батькой были друзьями, и я в ответе за тебя. Больше некому о тебе подумать и позаботиться. Так что учти.
– Спасибо, дядько Макей! Я не забуду.
Колонны казачьего войска медленно продвигались в глубь земель, ощутивших на себе тяготы войны. Война длилась уже около двух десятков лет, а ощутимых результатов почти не было видно. Погиб уже не один миллион людей, а сильные мира сего все не могли успокоиться и гнали людей и средства в эту прорву, пожирающую все, что достигли эти земли за предыдущие десятилетия.
Сотня, где обосновались Лука с Якимом, состояла в основном из молодых хлопцев, но таких, как наши друзья, было мало. Им приходилось нелегко. Более старшие частенько отлынивали от работы и взваливали все самое трудное на еще не окрепшие плечи юношей. Приходилось терпеть и ждать настоящего дела на поле битвы.