Казаки
Шрифт:
Требование ехать в Москву не иравилось гетману. В ожидании его приезда, правительство не приступало ни к каким изменениям: не вводило воевод, не посылало войска. Он понимал, что если поедет в Москву, то должен будет согласиться на всякие условия, какие ему предложат. Мысль отторгнуться от Московии и сойтись с Польшею стала теперь тверже в голове его. Он выжидал только, чем кончатся дела Польши с Швециею, и откладывал свою поездку под благовидными предлогами. Хитрово писал к нему беспрестанно и торопил ехать. В Путивле готовили ему подводы и провожатых.
Он отговаривался в письме своем тем, что нельзя .ему покинуть Украины в смутных обстоятельствах. <<Хотя — писал он от 18 марта к отцу своему, с уверенностью, что это письмо покажется воеводе, '— окольничий его царского величества часто ко мне пишет, но поездка моя замедляется, и я остаюсь в раздумье более от того, что меня со всех сторон извещают: польский король со шведским помирился, и оба государя хотят вместе идти на великого государя; полки подходят к Межибожью;
В Москву поехал Лесницкий, — он оставил полковнический уряд; место его заступил избранный полковник Стефан Довгаль. Это был недоброжелатель поляков, сторонник Пушкаря. Он 7 апреля писал к путивльским воеводам для доставления сообщаемого известия в Москву: «Извещаем вашим милостям, что никогда Иван Выговский к его пре-светлому величеству ехать на столицу не думает; везде послов своих порассылал: i: туркам, к крымскому хану, и письма татарам и ляхам послал!»
Не надеясь выиграть е Москве, потому что противники его предлагали больше, чем он с своею партиею мог предложить, Выговский искал помощи у татар. Первое его посольство в Крым было не;дачно. Запорожцы утопили посла и письмо отослали к царю. Второе — достигло Крыма. Перекопский бей известил гетмана, что и хан соглашается оказать ему помощь. В половине апреля донесли Выговско-му, что обещанные татары пришли в Украину. Гетман, в сопровождении старшин, полковников и сотников, отправился на встречу желанным союзникам на берег Ирклея. Прибыл старинный приятель казаков, победитель при Батоге — Карабей с ордою, которая — по сказанию одного современника — простиралась до сорока тысяч, а сверх того находилось пятьдесят тысяч, по известиям самого Выговского, с султаном Нуреддином у Полтавы.
Оба предводителя выехали друг к другу, и, после приветствий, уехали в уединенное место и там около двух часов разговаривали между собою. Потом они вместе приехали в казацкий лагерь и там, перед собранием чиновников, утвержден был дружественный союз между казаками и крымским ханом. Татары и казаки обязывались помогать одни другим и идти всюду, где бы ни предстояла опасность кому-нибудь из союзников. Козаки целовали крест. Потом отправлялась веселая пирушка с пушечной пальбой; татары не уступали союзникам в употреблении напитков. Вечером Карабей уехал в свой лагерь и двое казацких чиновников сопровождали его; они отобрали от татар присягу, или шерть, по их закону.
В следующую ночь, если верить Коховскому, Выговский чуть было не лишился жизни, тайный разговор его с Кара-беем возбуждал подозрение. В тот же день приехал в лагерь Джеджалы. Природный татарин, он во время беседы услышал такие двусмысленности в разговоре Выговского с Ка-рабеем, которых не поняли другие, но молчал и пил за здоровье Карабея. Выговский, по обыкновению своему, прикинулся пьяным и, после ухода Карабея, лег спать в своем шатре. Джеджалы, сам пьяный, подкрался к шатру гетмана и пустил в него копье: он думал, что убил Выговского, и выскочивши, кричал: «Лежить собака, що козаць-кую кров Ляхам да Татарам продае! У чорта тепер гроши личитимеш!» Но гетман был жив, и, понявши, что против него существует заговор, убежал в татарский обоз. .
Неизвестно, как расплатился Джеджалы за эту выходку, но с тех пор имя этого сподвижника Хмельницкого не упоминается в истории. Уже он ирклеевским полковником не был и прежде; еще, во время последней переяславской рады, при боярине Хитрово, вместо него полковницкий уряд занимало другое. лицо, какой-то Матвей Пацкеев (Пацько?). Дружелюбные сношения Выговского с Ордою напугали народ, настроенный и без того против гетмана его недоброжелателями. Паволочский полковник Суличич извещал киевского воеводу о соединении гетмана с крымским ханом, о сношении с ляхами. Киевский полковник Павел Яненко-Хмельницкий, наказный киевский полковник Дворецкий, киевские мещане, духовенство и сам митрополит показывали знаки негодования, хотя неискренно, потому что сами принадлежали к партии Выговского. Приезжавшие с разных сторон в Киев украинцы кричали: «уже татары пришли к гетману; скоро и ляхи придут, начнут враги церкви Божии разорять, людей наших в полон -погонят». Некоторые письменно изъявили Бутурлину желание, чтобы государь прислал свое войско на. помощь Пушкарю и оборонил бы Украину, — иначе ляхи с татарами бросятся и на порубежные московские области. С другой стороны, Бутурлин получал письма в противном духе: излагались жалобы, что москали стоят больше за гетмана, старшину, а не за все Войско; в одном таком письме было сказано: Пушкарь никакой услуги не учинил царю, разве то за услугу считать, что вырезал царских людей над Донцом (факт неизвестный), и теперь пожог загородные дворы, а его люди грабят: однако, он становится праведен с своею злобою, а мы с правдою места не находим; он сродников наших и козакав много побил, и жен и детей их помучил, а у вас чист». Бутурлин послал паскарей гонцов в Москву просить войска, извещал, что Украина В' опасности: поляки уже пришли, татары, принимают угрожающее положение, внутри края неурядица. В Москве пришли
делах. Он просил, от имени гетмана и всего Войска Запорожского, устроить без отволоки межевание и провести определенный рубеж между малороссийскими городами и польскими владениями. Вместе с тем Максим изъявлял желание, чтоб в знатнейших украинских городах были царские воеводы с московскими ратными людьми. Понятно, что этот человек, старавшийся всеми силами подделаться к московскому правительству, постарался на словах еще более, чем в своих пидьмах, очернить гетмана, старшину и вообще козацких значных людей и наговорить много любезного для Москвы. В последних числах апреля приехал в столицу Лесницкий посланцем от гетмана и всего Войска Запорожского, за ним вслед прибыли и другие гонцы — Бережецкий и Богун с дополнительною просьбою об усмирении мятежников. Малороссияне объясняли, что татары призваны по крайней необходимости, и если бы они не пришли, то мятежники убили бы гетмана и разорили бы весь край. Предложения, которые тогда делал Лесницкий, сообразовались с тем, чего только могло желать московское правительство. Видно, что, желая вооружить московское правительство против Пушкаря, Выговский и его партия решились прельстить москалей такими же предложениями, какие делал Пушкарь: Лесницкий, от имени гетмана и всего Запорожского Войска, просил комиссаров для приведения в строгий порядок реестра, чтоб козаков было не более 'определенного числа — шестидесяти тысяч; чтоб, таким образом, отбить у мужиков охоту- самовольно делаться козаками, ибо от этого происходят смуты и бунты; вместе с тем он предлагал послать в украинские города воевод и указывал на шесть городов, где удобно пребывать воеводам: Белую Церковь, Корсунь, Нежин, Чернигов, Полтаву и Миргород: «об этом, — говорил Лесницкий, — и гетман, и Запорожское Войско бьют челом пренизко; только’тем и может усмириться бунт; но хотя бы великий государь пожелал и в другие города поместить воевод, тем лучше будет для Войска: смирнее станет. Вот и теперь Богдан Матвеевич Хитрово, уезжая, оставил немного ратных людей, а бунту стало меньше».
Правительство приняло благосклонно посольство и назначило комиссаром для реестрования козаков боярина Ва- . силья Борисовича Шереметева; он определялся в Киев на воеводство. и должен был вести перепись по полкам, начиная с тех полков, которые размещаются поблизости к польским границам. В подтверждение известий о неистовствах Пушкаря, Лесницкий привез просьбу от Юрия Хмельниц-
кого. Юрий жаловался, что пушкаревцы разорили его имения, ограбили eFo людей, некоторых варварски замучили, других взяли в неволю, и просил приказать освободить задержанных.
Несмотря на расположение, которое в Москве оказывали Выговскому и его посланцам, их поступки уже казались подозрительными. На Лесницкого еще в октябре доносил путивльскому воеводе боярину Зюзину селитреный уговорщик, миргородский мещанин Михайла Каленик, что миргородский полковник распускал вести, будто царь хочет прислать своего ближнего боярина Трубецкого и воевод с ратными людьми затем, чтоб в Малороссийской земле уничтожить волю, завести разные подати, уменьшить число козакав до десяти тысяч, а остальных повернуть в мещане; тех же, которые не захотят быть в мещанах, обратить в драгуны и солдаты, и по этой; причине гетман и старшина хотят отступить от царя. Такой донос подтверждался и наговорами протопопа Максима, и известиями из Киева; Бутурлин описывал, что делалось на корсунской раде, извещал, что там произносились непристойные речи, и все укрепились стоять за гетмана и за свои прежние вольности, и для этой цели заключили договор ' с шведским королем, чтоб заодно стоять против кого бы то ни было, если казацким вольностям будут угрожать. В Москве знали и были недовольны, что у гетмана живет Немирич: о нем доносили, что он подговаривает Выговского на всякое дурно. Чтоб изведать подлинно, что делается в Украине, послан был в апреле к гетману стольник Иван Опухтин. Он ехал к гетману с благовидным предлогом: _он вез ответ на просьбу. переданную протопопом Максимом о размежевании и назначении границ с Польшею. Гетману поручалось выбрать достойных людей и послать на съезд, который предполагался в Вильне между русскими и польскими комиссарами. Так как еще при Богдане Хмельницком в Малороссии произвело сильное раздражение то обстоятельство, что в 1656 году не допустили казацких послов к совещаниям, то на этот раз давалось положительное уверение, что казацким послам не будет заказа входить в съезжие шатры и вместе с тем была сделана такая оговорка: «а что наперед сего присылал прежний гетман Богдан Хмельницкий на съезд посланцев своих, и те его посланцы были люди незнающие, царские послы имали их на съезд с собою, а они едва при-езживали упився, дела никакого не знали, а-все ходили за пьянством и по шинкаркам». Ясно, что Москва сознавала свой промах и 'старалась оправиться.
Но то был более предлог; Опухтин собственно послан для .наблюдения и для этого взял с собою пять человек путивльцев для посылок и дознания; сам он должен был оставаться при гетмане, узнать всю подноготную, поверить, справедливы ли слухи о смутах в Украине и о нетвердости гетмана и сообразно тому, что узнает, говорить с гетманом.
1 мая, прибывши в Чигирин, Опухтин застал гетмана в -кругу полковой старшины Чигиринского полка с полковником Карпом Трушенком. Прослушав царскую грамоту, Выговский сказал: