Шрифт:
Глава 1
– Как говоришь тебя зовут?
– Акулькой.
Издали девочка похожа на крохотную старушку-карлицу. В руках – батог, через плечо холщовая торба под куски. Но вблизи… щупленький заморыш, ноги в потрепанных лапотках и руки худы, личико бледное, прозрачное. Вытянутое, темно-русые волосы растрепались, сзади косичка. Глаза большие, серые, они оживляют лицо, делают его необычайно привлекательным. В разговоре Акулька сдвигает брови, тогда над переносицей появляется какая-то не по возрасту
– Откель ты здесь, пчелка? – спросил я, оглядываясь. Вся процессия из казаков, генералов, священников остановилась на дороге и с интересом уставилась на меня. Мы застряли в воротах башни Нур-Али Казанского Кремля. Впереди я видел Благовещенский собор, спасский монастырь с колокольней, а также что-то похожее на дворец губернатора с колоннадой. Ко мне подскочил Почиталин, прошептал:
– Патрули объехали Кремль – пуст. Губернатор сбег.
– Амператора Петра Федорыча ищу – охотно и доверчиво ответил тонким голоском ребенок – Велели мне до него идти, правды-матки искать Только не ведаю, ты ли царь.
– Вот я – царь. А со мной атаманы да полковники…
Я еще раз обернулся к свите. Те важно покивали.
– Дитятко – вмешался в разговор митрополит Вениамин – Чья ты? Где твои родичи?
– Ничья – просто ответила девочка – Я сирота. Добрые люди сказали мне: иди в куски. А я спрашиваю: куда же? А они мне: иди хошь куда, везде доля худа, – проговорив так, она замигала, потупилась, из глаз её закапали слезы.
Генералы переглянулись, вздохнули, закрутили головами.
– Дедушка мой недавно умер, сердешный… Схоронили добрые люди. А тятю в Сибирь барин угнал, а маменька занемогла да и умерла от горя. Я как есть одна осталась. А промеж народу-то волновашка зачалась, царя народ-то ждет, помещикам грозит.
– Да откудов то ты? – спросил Овчинников.
– А я, дяденька, тамбовская, села Лютикова, мы барина Кулькова крепостные. Вот я кто, дяденьки! Возьмите меня с собой, не подумайте, что я обжора… Я не объем вас…
– Ах ты боже мой! – к сироте бросилась расплакавшаяся Маша, схватила ее на руки, прижала к себе.
Я заметил как у Вениамина тоже выступили слезы, многие священники вытирали лица руками.
– Вот, зрите! – я показал рукой на Акулину – Мы тут не заради моего трона! Мы тута за то стоим, чтобы дети не побирались по дорогам, не голодали покуда бари их жируют. Будет на Руси правда и будет на Руси воля! И в том вам я крест целую!
Я соскочил с коня, передал поводья Победителя Никитину. Снял корону, поцеловал нательный крест, а потом сразу еще раз приложился к иконе Казанской Божьей матери, которую все также нес Вениамин. Казаки и священники закрестились.
Сразу после такого, грех было не пойти на благодарственный молебен, который отслужил лично митрополит в Спасском монастыре. Народу набилось! Видимо не видимо. Все глазели на меня, стоящего рядом с амвоном, разглядывали генералов. В конце службы Вениамин сказал прочувственную проповедь. О любви к ближнему, о долге перед Создателем.
– Бранта споймали! – ко мне протиснулся Почиталин, наклонился к уху – С ним казна губернаторская была. Патрули по городу, как ты велел, пустили, полки по старым казармам разводим.
– Позже! – я перекрестился, поклонился в сторону Царских врат – Поперву надо с Вениамином перемолвится.
Разговор с митрополитом состоялся у него на подворье, сразу после службы. Мы уселись в трапезной, нам поднесли медового взвара. Архиерей снял митру, пригладил густые седые волосы.
– Как тебя в миру звать, батюшка? – начал я первым разговор.
– Василием – прогудел священник – А ты кем будешь, муж? Ты уж прости меня старика, видал я в молодости Петра Федоровича. Ликом он был худ, глазом черен, все по-немецки балакал, по-русски с трудом.
– Донской казак Емельян Пугачев – сознался я. Смысла скрываться от священника не было. Во-первых, он и так знает – по всем епархиям было специальное указание "отвращать прихожан от Емельки Пугачева". Во-вторых, мне нужен был понимающий, инициативный союзник. А это возможно только на полном доверии.
– Почто назвался царем? – ничуть не удивился Вениамин.
– За простым казаком народ бы не пошел – пожал плечами я – Понимаю, грех то…
– Отмолю – отмел мой аргумент митрополит – Огромное дело делаешь, знаю, что бог с тобой, Петр Федорович.
Мое царское имя Вениамин произнес твердо, без улыбки.
– Что с пленниками делать будешь? Надо бы милость к ним проявить… Слышал я о жестокостях оренбургских.
– Офицерам предложу служить, а ежели не всхочут – посидят в тюрьме. Вешать не буду – я вздохнул. Решение было тяжелое.
– Всем крестьянам вольная и земля. Торговым людям льгота в податях.
– Надо бы монастырям також землю вернуть – митрополит хлебнул взвару. Вопрос был тонкий. На тех землях живут крестьяне, нужно их перемещать куда-то. И так державу ждет тяжелый, кровавый передел.
– Пока помогу деньгой – решился я – И дам слово тебе, батюшка, прилюдно.
– О чем же? – заинтересовался архиерей.
– Как только займу престол – соберем вселенский собор и вернем церкви патриаршество.
Вениамин перекрестился, поцеловал панагию, что весела у него на груди.
– Знал, знал, что все так и будет! Сон мне светлый, вещий был о сем. Придет на Русь Святую избавитель от тягот наших…
– Но и у меня прошение к тебе будет, батюшка – я допил взвар, отставил прочь – Даже два.
– Говори.
– По-перву, надо бы написать письма другим архиереям православным письма. О том, чтобы поддержали меня. В Питер, да Москву, а також в другие епархии..
– Сделаю – кивнул митрополит – Пообещаю им каждому патриаршество от твоего имени – впереди упряжки побегут, алчные скопидомы…