Казань
Шрифт:
От желающих отбоя не было – составили аж восемь рядных грамот. Под это дело я легко договорился о значительных закупках зерна, причем купцы согласились дать мне товарный кредит – взять оплату казначейские векселя. Не то, чтобы у меня не было золота и серебра. Как раз драгоценных металлов в подвале губернаторского дома скопилось огромная сумма – на триста с лишним тысяч рублей. Но я хотел сразу начать приучать торговых людей к бумажным деньгам и активам. Екатерина уже выпустила ассигнации, которые котируются как 1 серебряный рубль к 2.5 бумажному, но большого хождения новинка в обществе пока не имеет.
Кроме того, я планировал
Глава 4
В конце декабря в Бургас с севера пришла волна холода. Лед сковал крепкой броней реки, озера и болота. Выпал и толстым слоем залег снег. Установился санный путь. В город каждый день стали приходить бог весть и какими путями пробиравшиеся беглецы, согнанные с насиженных мест войной. Сюда, в этот богатый край, живущий сонной жизнью, измученных людей тянула и надежда найти спасение от бешеного разгула башибузуков. Слухи о том, что здесь квартируются передовые части русской армии – шли по всей округе.
До прихода корпуса Потемкина Бургас был небольшим городишкой с тремя тысячами обитателей. Разместить все полки в убогих хатах и домах не было возможности. Рядом с городом вырос военный лагерь из шалашей и землянок. Суворов сначала обитал в своей походной палатке, но когда ударили морозы, ему пришлось занять довольно обширный дом какого-то местного богача. В этом здании разместился и штаб корпуса. Суворов довольствовался просторной, но убранной с обычной для него простотой горницей, окна которой выходили в заснеженный сад. С ним неотлучно находился Прошка, исполнявший обязанности денщика, повара и камердинера.
С тех пор, как Александр Васильевич возглавил передовые части, в скромный кабинет генерала в утренние часы часто шли просители, среди которых было немало женщин. Поэтому Суворов ничуть не удивился, когда как-то утром толокшийся в сенцах Прошка вошел в кабинет и ворчливо заявил:
– Там какая-то мадама пришла. Должно из армян-меликов. Поди, на бедность клянчить станет. Так вы уж того… У самих, почитай, ничего нету – всю округу обобрали.
– Не учи, не учи! Сам знаю! Ну, зови! Да только предупреди, что, мол, генерал очень занят! – отозвался, поморщившись, Суворов, который вообще побаивался женщин за их обычную бестолковость и склонность пустословить.
Ворча под нос, что «и меня учить тоже нечего! Я свое дело справляю!», Прошка вышел в сенцы и буркнул:
– Идите, что ли!
Вошла чернявая женщина средних лет и небольшого роста, казавшаяся толстой вследствие обилия теплой одежды. Желая избавиться от просительницы как можно скорее, Суворов не предложил ей сесть, и стоя у письменного стола, заваленного бумагами, лишь искоса взглянул на пришедшую и довольно сухо осведомился, что ей угодно.
Женщина, словно не слыша его вопроса, принялась разматывать покрасневшими от холода руками теплый пуховый платок, скрывавший ее лицо почти целиком. Под платком оказалась сильно потертая круглая меховая шапочка. Женщина сняла и ее. У нее было полное лицо, еще сохранившее многое от былой красоты, высокий лоб,
Суворова привела в досаду эта нелепая бабья возня с раздеванием. Зачем все это? Что она, в гости, что ли? По делу!
– Что вам угодно, сударыня?
– Я Гюли. Дочь отца Симеона, настоятеля константинопольского собора Пресвятой Богородицы.
– Слушаю вас.
– Ваше превосходительство! Русские войска остановились всего в шести днях от Константинополя. Христианское население города молит вас о защите. Янычары свирепствуют, в кварталах армян, греков волнения.
– Сударыня – Суворов подошел ближе, принялся внимательно вглядываться в лицо посетительницы – В полках некомплект, солдаты истощены. Шумла и Варна дорого нам далось. Взятие Константинополя – это безумие. Осадная артиллерия под Силистрией, пороха и ядер в недостатке…
– Мне поручено вам передать послание от лица патриарха. Отвернитесь, пожалуйста, генерал.
Гюли приподняла платье, вытащила письмо, привязанное со внутренней стороны бедра.
– Вы очень рисковали, сударыня – Суворов повернулся обратно, взял бумагу, начал читать – Хм… ваши сторонники готовы поднять восстание и ночью открыть южные ворота?
– Один бросок, генерал! Шесть суток марша и ночной штурм. Без артиллерии, без рытья апоршей…
– Нет, это безумие – было видно, что мысль увлекла Суворова – Мне надо получить одобрение у Румянцева… А вдруг это ловушка?? – Александр Васильевич подозрительно посмотрел на женщину.
– Ваши опасения понятны – вздохнула Гюли – Увы, такой шанс бывает раз в жизни… За зиму османы подвезут новые подкрепления в столицу. Константинополь придется все-равно брать, но огромной кровью. Решайтесь, генерал! Весь христианский мир молит вас об избавлении от турецкого ига!
– Новиков. Николай Иванович – пока я окучивал купцов, в бальном зале появился новый персонаж. Высокий, тощий мужчина в черном сюртуке и красивом белом шейном платке с удивлением разглядывал мой трон. Куда я приземлил к его удивлению свою пятую точку.
Жан со слугами принялся разносить в зале вино с бокалами и закусками, народ натанцевавшись, принялся угощаться. Я строго настрого запретил пиршества в стиле огромных застолий. Лишь еда «на ногах». Пусть «новый двор» привыкает к фуршетам – это полезнее, чем долгие пиры. Да и безопаснее. Много не выпьешь, постоянно в движении – знакомишься и общаешься с окружающими. Это в свою очередь снимает сословные барьеры, которые все-равно существуют в головах. Иначе бы свита начала резаться еще на стадии рассадки – запрещай, не запрещай дуэли, вешай участников, но бывшие дворяне все-равно найдут возможность скрестить шпаги.
– Какими судьбами к нам? – я положил руки на колени, скрестил пальцы в форме треугольника. У Новикова расширились зрачки, он коснулся правой рукой груди под сердцем.
– Вы…
– Да, имею некоторое отношение к обществу.
Окружающие начали прислушиваться к нашему разговору. Подошли ближе Овчинников, Перфильев.
– Петр Федорович, сей муж был спойман на сибирском тракте – пояснил Афанасий Петрович – Назвался поручиком Новиковым. Показал письмо от тебя.
– Я и правда, писал поручику – согласился я – Нам, Николай Иванович, надо переговорить приватно. Пойдемте за мной.