Казань
Шрифт:
И так, Платон точно знал, что будет действовать против самоуверенного, жаждущего безусловной и быстрой победы, соперника, наверняка действующего в начале партии по какому-то, хоть и правильному, но всё-таки шаблону.
Ну, что ж! Разочарую и дезинформирую его долгим обдумыванием начальных, элементарно напрашивающихся ходов, разозлю его и вселю в его сознание уверенность в неизбежной победе! И это, несомненно, приведёт к потере им бдительности и, неизбежным при этом, ошибкам! – решил психолог-естествоиспытатель.
Выигрыш при многочисленных разменах
Хотя неумение анализировать непосредственно преимущества и недостатки самой позиции периодически приводило его и к неожиданным, по его мнению, поражениям.
Однако это не смущало Платона, так как он прекрасно понимал, что умение анализировать позиции – прерогатива только сильных шахматистов, которым и проиграть то не зазорно.
Так оно и получилось. Расчёт оказался верен.
Сан Саныч делал первые ходы молниеносно, по привычке, нервно ожидая ответ противника, с нетерпением предвкушая неизбежно скорую победу и возможность сыграть ещё несколько партий для полного удовлетворения своего непомерного тщеславия маленького человечка.
Платон украдкой, через слегка раздвинутые пальцы подпирающей лоб ладони, наблюдал за Сан Санычем, делая вид, что всматривается в позицию.
Тот раздражённо, снисходительно и даже высокомерно смотрел на потуги соперника.
Наконец на доске что-то завязалось.
При развитии партии, разменяв несколько фигур и пешек, соперники начали готовиться к решающему сражению, планируя свои дальнейшие оперативно-тактические действия.
Платон догадался, что Сан Саныч сделает упор или на позиционное преимущество или же попытается, в слегка разряженной и потому более простой и читаемой ситуации, выиграть пешку или даже фигуру, что было более вероятно для его характера и привычки играть короткие партии. К тому же Платон прекрасно понимал, что играющие часто в блиц непрофессиональные шахматисты, лишены практики досконального анализа то и дело меняющихся позиций, и более всего рассчитывают только на свою интуицию, опыт и шаблонность действий, ранее приводивших их к успеху.
Скорость игры затянулась и со стороны Сан Саныча.
Он вдруг понял, что вдумчивая, медленная и осторожная игра Платона чёрными не принесла ему какого-либо преимущества в дебюте. И теперь надо было углубляться в позицию и что-то предпринимать, комбинировать.
Платон любил играть чёрными, отдавая инициативу сопернику, как бы вторым номером. Ибо, не зная дебютов, он не мог вести партию и часто белыми фигурами, или проигрывал, даже более слабым соперникам, или же специально терял темп, как бы меняя цвет фигур на чёрный. Игра чёрными, от соперника, в нужной мере ограничивала Платона и заставляла сосредоточиться на конкретных проблемах, создаваемых соперником, мешая тому в осуществлении его планов.
Как ни странно, именно чёрными он частенько выигрывал у соперников более высокого уровня. Платон в миттельшпиле и, особенно в
И сейчас чёрным цветом Платон ни в чём заметно не уступал сопернику. Тот начал несколько нервничать и злиться на непокорность партнёра по партии. Отсутствие привычки более или менее глубоко продумывать свои ходы и реагировать на все ходы соперника, сыграло с Сан Санычем, наконец-то, злую шутку.
Он попался на простую четырёх ходовую комбинацию, начинающуюся, якобы, небольшой неточностью, или даже зевком Платона, неожиданно отвлекшегося на чай и сделавшего другой, преждевременный, на первый взгляд невинный ход на противоположном фланге, развивая, якобы, именно там успех ведущегося сражения.
Платон подкрепил это психологически дезинформирующим лёгким вздохом сожаления от этого сделанного не вовремя, неточного, и даже неправильного хода.
Этот трюк подействовал, как и надеялся Платон, на Сан Саныча.
Тот, приободрившись и воспрянув духом, предвкушая свой успех, уверенно сделал свой роковой ход, нисколько не сомневаясь в своей правоте.
Сделав пешкой «вилку» на две фигуры: слона и коня, он, с ехидно-довольной улыбочкой превосходства, ожидал, какую именно фигуру пожертвует Платон: защищённого пешкой слона, первым нанося по пешке удар, либо отводя из-под удара незащищённого коня, или непосредственно самого коня, защищая ходом другого своего коня.
Тот, со вздохом сожаления, сделал вид, что расстроился, теперь уже и не зная, какую из двух фигур спасать, и… оставил сей выбор Санычу, сделав на другом фланге уже второй, подготавливающий, теперь уже ход ферзём на незамеченную соперником убийственную позицию в задуманной и успешно осуществляемой им комбинации.
Саныч, обрадовавшись, что ему оставили выбор, что хапнуть, поначалу, как Буриданов осёл, не зная, какую фигуру побить, вытаращенными под стёклами сильных очков глазами, от этого казавшимися Платону сильно выпученными, жадно всматривался в позицию, оценивая, что лучше взять: слона или коня?
Но потом, разглядев, в чём он был абсолютно уверен, новую ошибку Платона, и, наконец, решившись, Саныч молниеносно, словно боясь, что Платон, не дай бог переходит, схватил незащищённого коня, тем самым временно сохраняя свою далеко продвинувшуюся пешку.
При этом наверняка думая в душе, какой же Платон лопух, что не подкрепил его другим конём для получения компенсации: хотя бы пешку за коня, или не ударил сам, первый, слоном по пешке.
Эти алчные заблуждения совершенно отвлекли Сан Саныча от другого фланга битвы, где над его боевыми порядками сгущались, предвещавшие скорую бурю, грозовые тучи.
Расчёт Платона был прост: представив первый его ход, как ошибку, Саныч увлечётся безнаказанным боем коня и из-за этого потеряет два хода, плюс один вынужденный ход из-за шаха, а дальше… дело техники!