Казанские юридические школы: эволюция образовательных и научных традиций в современной юриспруденции
Шрифт:
В двух специально разработанных «инструкциях» – ректору и директору Казанского университета – Магницкий по-своему, т.е. на догматах православия, «обосновал» все университетские науки. Полностью оказалось выхолощенным содержание естественного права: место естественных, природных прав человека и общественного договора, как основы общественной организации, прочно заняли религиозные «истины». Получив санкцию императора, эти «инструкции» приобрели характер правовых актов и действие их было распространено также на Петербургский и Харьковский университеты. В связи с ревизией Магницкого Казанский университет оказался буквально разгромленным: преподавание всех предметов переведено на новые «теоретические» основы православия; из студенческой библиотеки изъяты «крамольные» сочинения; уволены многие преподаватели. Особенно пострадало нравственно-политическое отделение; все его кафедры оказались соединенными в одну «кафедру прав», а в числе преподавателей осталось всего три человека.
Вершиной же этой расправы стал университетский суд над профессором Г.И. Солнцевым, тянувшийся два года. Его судьба как ученого и преподавателя была решена в административных сферах задолго до окончания суда 11 , однако реакционерам было необходимо, чтобы осуждение Солнцева исходило от самой ученой корпорации. По свидетельству историографов университета (Н.Н. Булича, Н.П. Загоскина), суд этот был настоящим актом инквизиции, хотя «судьи» до смерти боялись Солнцева и как ученого, и как юриста. Свою защиту Солнцев взял на себя. Решение суда было следующим: лишить Солнцева профессорского звания и права преподавания в любых учебных заведениях 12 .
11
Уже
12
Однако сломить такую сильную личность, как Солнцев, было непросто, и еще до окончания комедии суда он получает новое назначение, но уже по ведомству министерства юстиции: председателем Казанской палаты уголовного суда. Через год его перевели на должность казанского губернского прокурора (более скромную, чем прежде, при наличии военного губернатора), и занимал он этот пост более 20 лет, до выхода своего на пенсию в 1844 г. (см.: Агафонов Н.Я. Из Казанской истории. Казань, 1906. С. 46). Однако не это самое главное в библиографии Солнцева: до конца своих дней он не терял интереса к науке и связей с Казанским университетом, постоянно присутствуя на публичных «диспутах» (защитах диссертаций), а иногда и принимая в них участие в той или иной форме, о чем свидетельствуют современники. На посту губернского прокурора он активно содействовал открытию в Казани института благородных девиц – первого в Поволжье учебного заведения для женщин. Умер Солнцев в возрасте 90 лет, в 1866 г. В последний путь его провожали ученые Казанского университета, а «прощальное слово, достойное заслуг, знамениого юриста», произнес А.М. Бутлеров (см.: Агафонов Н. Краткие сведения о жизни Гавриила Ильича Солнцева. Казань, 1867. С. 27).
Изгнав из правовых предметов всю философскую часть, придав преподаванию естественного права новое, «обличительное» направление, отказавшись даже от преподавания римского права и совместив все собственно юридические дисциплины в одной «кафедре прав», попечитель и университетское руководство свели все юридическое образование к изучению действующего законодательства царской России. Единственный ученый-правовед, который стал во главе объединенной кафедры, профессор П.С. Сергеев, специально для этого перемещенный Магницким из Петербурга в Казань, с полным учетом «инструкций» ректора Казанского университета и последующих указаний Магницкого, предложил соответствующий учебный план нравственно-политического отделения 13 . При дальнейшем обсуждении и уточнении этого плана, проходившем уже под руководством нового ректора Н.И. Лобачевского, который часто принимал личное участие в заседаниях юридического факультета, было сформулировано понятие «политического права», в которое включались, помимо теоретической части, «положительное право государственного устройства России и право государственной службы». Кроме того, Н.И. Лобачевский настоял на включении в перечень учебных предметов римского частного права, как общего «основания теории законов» 14 . В угоду дворянству обширной Казанской и соседних с ней губерний, откуда в нравственно-политическое отделение шел основной состав студентов-дворян, было высказано мнение об обязательном преподавании «права военного и военного судопроизводства, как весьма полезной части для тех студентов, которые пожелают вступить на военную службу» 15 .
13
Загоскин Н.П. История Казанского университета. Казань, 1904. Ч. 3. С. 448.
14
ЦГА ТАССР, ф. 977, опись юридического факультета, ед. хр. 5, л. 14.
15
Там же.
Такое положение в Казанском университете отвечало начавшейся общей перестройке всего нравственно-политического образования в России, обращению к изучению российского законодательства в его исторической и положительной частях, что обеспечивалось, в частности, инкорпорацией всего русского правового наследия со времен Уложения царя Алексея Михайловича, осуществлявшейся под руководством М.М. Сперанского. Все это вместе взятое должно было исторически оправдать самодержавие, подвести под него «правовую базу». Реорганизация завершилась принятием реакционного устава российских университетов 1835 г. Однако длительный период перестройки «отделения прав» Казанского университета (именно такое название прозвучало впервые в официальных документах университета в конце 20-х годов) был чрезвычайно сложным. «Дело о разделении юридической кафедры» практически затянулось до введения в действие нового устава, что само по себе заняло несколько лет, в связи с чем университет не получал ни новых штатов, ни дополнительных средств на организацию требуемых кафедр. Вся тяжесть преподавания ложилась на плечи одного профессора, двух-трех адъюнктов и нескольких студентов-кандидатов, выступавших в роли репетиторов 16 .
16
Институт репетиторства возник с первых лет существования нравственно-политического отделения в связи с необходимостью «репетировать», повторять лекции профессоров-иностранцев. Постепенно это вошло в обязанность студентов-кандидатов, руководимых специальным педагогическим институтом, созданным внутри Казанского университета. Репетиторство, как один из методов преподавания, сохранялось в течение чуть ли не всего XIX века. Министерским предписанием от 16 августа 1842 г. было рекомендовано сократить либо полностью отменить репетиторство, однако юридический факультет представил в совет университета свое мнение о необходимости сохранения «репетиций», утверждая, что в некоторых случаях они бывают полезнее самих лекций, так как «не только знакомят преподавателей с достоинством их слушателей, но указывают на непонятные места их чтений и пополняют самые курсы изъяснениями и дополнениями, на них делаемыми» (см.: ЦГА ТАССР, ф. 977, оп. юридического факультета, ед. хр. 184, л. 19 об.). Из этих слов можно сделать вывод, что репетиторство проводилось в основном самими лекторами и носило характер повторения пройденного материала. В последние десятилетия XIX века «репетиции» превратились в собеседования – «коллоквии» (см. там же, ед. хр. 416, л. 4).
Отсутствие подготовленных преподавательских кадров, новая волна иностранцев, заполнивших юридический факультет (на сей раз это были бездарности, оставившие печально-смехотворную память у студентов, – Г.Б. Винтер, Г.Л. Фогель, Л.Ф. Камбек), – все это не могло обеспечить должного уровня ни в преподавании, ни в научной деятельности. А ничтожное количество студентов, учившихся в те годы на факультете, затрудняло подготовку кадров для государственного аппарата 17 .
17
Так, например, в 1830-31 академическом году в «разрядах» (курсах) факультета обучались: на 1-м – пять человек, на 2-м – семь, на 3-м – один, окончивших полный факультетский курс было семь человек (см: ЦГА ТАССР, ф. 977, оп. юридического факультета, ед. хр. 47, л. 1-2, 8). В качестве «своекоштных» студентов эти представители дворянской молодежи пользовались правом свободного выбора своей дальнейшей карьеры после окончания университета. Имеются данные, что многие из них занимали места учителей правоведения в так называемых благородных пансионах при гимназиях губернских городов.
Как уже говорилось выше, введение Устава 1835 г. заняло несколько лет. Только 24 июня 1837 г. на заседании Совета Казанского университета был рассмотрен новый учебный план, согласно которому на юридическом факультете учреждалось семь кафедр со следующим распределением учебных предметов: 1) кафедра энциклопедии прав и государственных учреждений включала в себя энциклопедию права, государственные учреждения Российской империи, права состояний и теорию государственного права; 2) кафедра римского законоведения с его историей – историю римского права, догматическую часть римского права (институции и пандекты); 3) кафедра гражданских законов – историю русского законодательства, гражданское право, межевые законы и права присоединенных провинций, а также судопроизводство; 4) в круг предметов кафедры законов благоустройства и благочиния попадали законы о народонаселении, народном продовольствии, общественном
18
ЦГА ТАССР, ф. 977, оп. юридического факультета, ед. хр. 49, л. 105-106. Уже дореволюционные историографы университета справедливо указывали, что Устав 1835 г. ориентировал на изучение не прав, а законов. Действительно, отечественное правоведение как бы обратилось вовнутрь, занялось рассмотрением действующего законодательства.
Реальное осуществление учебного плана, составленного на основе Устава 1835 г., по-прежнему упиралось в вопрос о кадрах. Выход был возможен в двух направлениях: а) в более активной подготовке молодых преподавателей из числа собственных студентов-кандидатов и б) в привлечении в университет русских ученых со стороны. Казанский университет использовал обе эти возможности, и уже в конце 30-х – начале 40-х годов коллектив преподавателей стал пополняться за счет притока молодых сил. Однако далеко не все из них «прижились» на факультете, не все связали свою жизнь с карьерой ученого, вследствие чего недостаток в научно-преподавательских кадрах стал хроническим. Тяжелая политическая атмосфера, опустившаяся на Россию в первой четверти XIX века, усилилась при Николае I и, естественно, особенно давала себя знать в области гуманитарных и общественно-политических наук: не разрешалось писать и говорить о правительственных распоряжениях, о крепостном праве; действовал «чугунный» цензурный устав. Официальное руководство наукой и образованием продолжало опираться на испытанных «китов» – самодержавие, православие, народность. В этих случаях от немногочисленной прослойки передовых русских ученых-гуманитариев (историков, юристов, экономистов и т.д.) требовались большое гражданское мужество и энтузиазм для отстаивания своих научных и общественно-политических взглядов.
Костяк молодых преподавателей и ученых, сложившийся в эти годы на факультете, включал в себя Н.В. Ратовского 19 , А.Г. Станиславского, Д.И. Мейера; близко к ним стояли преподаватели политической экономии и финансов Е.Г. Осокин, И.К. Бабст, преподаватель технологии М.И. Киттары. Истинной гордостью юридического факультета становится Дмитрий Иванович Мейер, выпускник Петербургского педагогического института, завершивший свое правовое образование в Берлинском университете. Вернувшись в Петербург, 11 января 1845 г. Мейер выступил с первой публичной лекцией, которая получила высокую оценку и по форме изложения и по содержанию; через месяц он был назначен в Казанский университет, на юридический факультет 20 .
19
Николай Ратовский, блестяще закончивший курс в Казанском университете, весной 1841 г. защитил магистерскую диссертацию и начал преподавание по кафедре гражданского права. В 1884 г. он получил специальную командировку в Петербург – «для изучения практического делопроизводства и слога» в Сенате и Министерстве юстиции. Как ни узки были эти задачи, молодой ученый сумел их расширить, посещая занятия в университете, педагогическом институте и училище правоведения. Политические симпатии Ратовского определили его связь с кружком Петрашевского (см. об этом: Шофман А.С. Казанский период в жизни Доржи Банзарова. Улан-Удэ, 1956. С. 77). Вернувшись в Казань, молодой ученый стал усиленно и систематически изучать судебную практику, начиная с низшей судебной инстанции – Казанского уездного суда, и много сделал для постановки практических занятий со студентами.
20
О Д.И. Мейере написано достаточное количество исследований и воспоминаний, сходных между собой в чрезвычайно высокой оценке трудов и личности этого выдающегося человека своего времени. Однако в этих работах Мейера рисуется как борец-одиночка на фоне сухих и бездарных чиновников от науки. Нам представляется, что сила Мейера определялась не только его индивидуальными качествами, но и той группой молодых, прогрессивно настроенных преподавателей, которые сплотились вокруг него на факультете на рубеже 40-50-х гг. и которые попытались противостоять (иногда не без успеха) рутинным, чиновничье-бюрократическим традициям, сложившимся на факультете в предшествующий период.
Необыкновенно быстро, в течение ноября – декабря 1845 г. Мейер сдает все магистерские испытания, в декабре же факультет предварительно рассматривает его диссертацию «Опыт о праве казны по действующему законодательству»; 10 января 1846 г. факультет собрался на заседание, в котором «рассуждаемо было о достоинстве диссертации г. магистранта Мейера»; получив удовлетворительную оценку, диссертация была допущена советом университета к защите, которая и состоялась 3 марта 1846 г. 21 Большой личной заслугой Мейера является издание им сборника научных работ членов юридического факультета, подготовленного в ознаменование 50-летнего юбилея университета. Сборник положительно оценила тогдашняя российская пресса.
21
Всего за год пребывания в Казани и университете Мейер сумел привлечь к себе сердца многих студентов и коллег, а также получил широкую известность в городе как человек умный и честный, с широкими гуманными взглядами, превосходный преподаватель. Обаяние личности Мейера было огромным, как и его влияние на современников. Так, в день защиты Мейером своей магистерской диссертации в Казани не смог состояться концерт известного в то время артиста-гастролера, ибо все культурное общество города было в университете на диспуте Мейера (см.: Певзнер Г.С. Д.И. Мейер – выдающийся русский цивилист // Ученые записки Казанского государственного университета. Т.116. Кн. 13. Из истории юридической мысли в Казанском университете. Казань, 1956. С. 24).
Интересны взгляды Мейера на практические занятия студентов и его деятельность по их организации. Научную постановку этого вопроса он изложил в работе «О значении практики в системе современного юридического образования». По свидетельству современников, Мейер тратил свои скромные личные средства для обеспечения юридического факультета всеми необходимыми материалами для таких занятий. Качество их и отношение к ним самого Мейера были таковы, что известный русский цивилист Г.Ф. Шершеневич имел все основания в начале XX века сказать, что Мейер проводил свои практические занятия на таком уровне, на каком они и теперь еще нигде не стоят. Известно, что Мейер был противником «театрализованной» практики, заключающейся в «разыгрывании» всех стадий судебного производства самими студентами. Он шел в самую гущу жизни и вел туда же своих студентов. В этих целях при факультете им была организована юридическая «клиника» (консультация), куда обращались жители Казани и крестьяне пригородных деревень за юридическими советами. Разумеется, консультирование было бесплатным. Юрист более позднего времени пишет: «Мы живо себе представляем картину, напоминающую дачу responsae римскими юрисконсультами. Мейер в кругу своих учеников разбирает предлагаемые ему казусы. Сколько тут, надо думать, было тонкого и глубокого анализа и какой получился бы сборник этих consilia, который по достоинствам не уступал бы многочисленным западным! Все это пропало для науки бесследно» 22 . В связи с этим нельзя не упомянуть и о такой стороне деятельности Мейера, как популяризация правовых знаний. При этом им двигало желание высвободить народ из-под влияния корыстных и темных дельцов типа прежних «ярыжек», дав ему в руки специальный «юридический катехизис». Имеются сведения, что наметки создания такого сборника у Мейера уже были 23 .
22
Гольмстен А.Х. Ученые юристы и гражданское правосудие // Журнал Министерства юстиции. 1905. № 4. С. 122.
23
Отечественные записки. 1859. Т. 126. С. 85. Рецензия Т. Шишкина на второе издание «Чтений Д.И. Мейера».