Казанские юридические школы: эволюция образовательных и научных традиций в современной юриспруденции
Шрифт:
Время конца 40-х – начала 50-х гг. было переломным в жизни России. Порочность изживших себя социально-экономических порядков все яснее осознавалась передовыми представителями русского общества, а огромная страна самим ходом истории вопреки стремлениям правящих кругов была поставлена на рубеж буржуазных реформ. Лучшие умы России – Белинский, Герцен, Чернышевский – стали вестниками грядущих социальных преобразований. В рядах той демократической интеллигенции, которая разделяла их убеждения, был и Д.И. Мейер. И хотя с конца 40-х гг. действовали самые строгие правительственные предписания, запрещающие касаться наболевшего «крестьянского вопроса», Мейер в своих лекциях с высокой профессорской кафедры смело обличал крепостничество, внушал студентам, что может быть право собственности на вещь, но не может быть права собственности на человека 24 . Одновременно Мейер настойчиво обличал перед студентами, тянувшимися к нему, взяточничество и лихоимство как презренные качества царских чиновников.
24
Овсянников Н. Из записок студента Казанского университета // Русский архив. 1909. Кн. 3. С. 472.
Мейер был чужд верноподданнических настроений, пронизывающих в целом слои тогдашней интеллигенции. Так, представляя разработанную им программу русского гражданского права и
25
ЦГА ТАССР, ф. 977, оп. юридического факультета, ед. хр. 293, л. 3. Особо следует отметить, что, как правило, ответы преподавателей на подобные вопросы сводились к тому, чтобы «внушать слушателям справедливое убеждение, что постановления отечественного законодательства и правительственные меры направлены на распространение истинного благоденствия подданных» (там же, ед. хр. 311, л. 56 об.). Не в этом ли различном подходе к своим обязанностям ученого и гражданина можно найти ответ на слова Н.Г. Чернышевского, сказанные им по поводу кончины Мейера: «Большинству русской публики все еще слишком мало известно имя покойного Мейера, одного из тех героев гражданской жизни, все силы которых посвящены осуществлению идей правды и добра… Но зачем они погибают так рано?» (Чернышевский Н.Г. Сочинения. Т. 4. М., 1948. С. 670).
Однако как бы талантливы и прогрессивно настроены не были отдельные преподаватели, реальная действительность России середины XIX века резко противоречила тому, что дозволено было читать даже в официальных университетских курсах, например в энциклопедии права, впитавшей в себя многие философско-правовые моменты науки о праве. В то время как в России действовало, по существу, только два права: «право самодержавия» (формулировка М.М. Сперанского) и крепостное право, преподаватель энциклопедии права А.Г. Станиславский говорил своим слушателям о нравственных основаниях права, о правах человека, о развитии идеи права. Такой очевидный разрыв между научными положениями и реальной действительностью не мог не улавливаться мыслящей частью молодежи, не мог оставить ее равнодушной. И именно не кто иной, как великий писатель земли русской Лев Николаевич Толстой, бывший в течение полутора лет студентом юридического факультета Казанского университета, писал впоследствии в «Письме о праве»: «Я ведь сам был юристом и помню, как на втором курсе меня заинтересовала теория права, и я не для экзамена только начал изучать ее, думая, что найду в ней объяснение того, что мне казалось странным и неясным в устройстве людей. Но помню, что чем более я вникал тогда в смысл теории права, тем все более и более убеждался, что или есть что-то неладное в этой науке или я не в силах понять ее» 26 .
26
Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1956. Т. 38. С. 60.
Определенным свидетельством социально-экономических сдвигов, происходивших в обществе, было разделение в 1845–46 учебном году юридического факультета на два разряда – юридических и камеральных наук. Разряд камеральных наук должен был отвечать интересам развивающегося земледелия, промышленности, торговли, образовывать «чиновников по Министерствам финансов и государственных имуществ, ученых помещиков-агрономов, купцов-заводчиков и проч.» 27 . Однако формы, в которые была воплощена идея камерального образования, представляли собой лишнее доказательство сугубо административного, бюрократически-канцелярского решения важной задачи. Не только ученые юридического факультета, но и в целом совет Казанского университета практически не принимали участия в предварительном обсуждении этого вопроса, им была навязана роль лишь исполнителей предписаний «высшего» начальства. Не был услышан и голос такого выдающегося ученого и администратора Н.И. Лобачевского, справедливо полагавшего, что факультет хозяйственных наук должен стать отделением физико-математического факультета 28 . Искусственно пристегнутое к юридическому факультету, камеральное отделение потребовало дополнительных усилий от немногочисленных преподавателей факультета для организации учебного процесса, ибо студенты-камералисты должны были, хотя и в уменьшенном объеме, изучать весь цикл государственных и правовых предметов; одновременно в учебном плане камерального отделения значились физика и химия, сельскохозяйственная и технологическая науки, механика и т.д.
27
ЦГА ТАССР, ф. 977, оп. юридического факультета, ед. хр. 211, л. 1.
28
Модзалевский Л.Б. Материалы к биографии Н.И. Лобачевского. С. 433-437.
Создание камерального отделения повысило интерес молодежи к юридическому образованию, и число студентов факультета стало расти по сравнению с предыдущими периодами: так, в 1846 г. студентов-юристов было 57 человек, камералистов – 71, в 1847 г., соответственно, – 52 и 73 29 . Правда, в первой половине 50-х гг. это количество несколько снизилось, но предреформенный период и особенно буржуазные реформы 60-х гг. вновь привлекли молодежь на юридический факультет. Так, уже в 1854–55 академическом году общее число студентов факультета составило 111, в 1865/66 – 140 человек. К концу 60-х гг. на факультете училось уже 224 человека, что составляло добрую половину всех студентов Казанского университета (данные взяты из отчетов университета за соответствующие годы).
29
Камеральное отделение в составе юридического факультета было искусственным образованием и бесславно прекратило существование «само собою», как сказано в отчете университета за 1864-1865 гг.
По социальному составу студенты-юристы принадлежали в основном к отдельным группам господствующего класса: на факультете учились дети дворян (потомственных и личных), офицерства, чиновничества; только три-пять человек являлись выходцами из купцов и мещан, представителей же крестьянской и рабочей среды не было вообще.
По национальному признаку подавляющее большинство студентов были «великороссами», отдельные, редко встречающиеся фамилии «мусульман» принадлежали, как правило, выходцам из среды уральского казачества. За весь XIX век на факультете из казанских татар был только один студент, и на него, по отзывам современников, смотрели как на «чудо». Колонизаторская политика царизма не предусматривала высшего университетского образования для коренного населения Казанской губернии.
В 50–60-е гг. XIX века юридический факультет Казанского университета полностью оформился: определился круг учебных предметов, зафиксированный затем в уставах 1863 и 1884 гг.; сложился постоянный профессорско-преподавательский состав, готовивший себе научную смену из числа студентов; окончательно определилось лицо факультета как кузницы кадров для разветвленного бюрократического государственного аппарата 30 .
«Дух» и «направление» преподавания в этот и последующий периоды полностью отвечали расстановке классовых сил в стране. Крестьянская реформа 1861 г. хотя и явилась крупным буржуазным преобразованием, но проведена была в такой форме, которая не подрывала устоев господствующего класса – земельного дворянства. Русская буржуазия перед лицом растущего демократического и начавшегося рабочего движения стремилась найти защиту у самодержавия и приспосабливалась к его интересам. В таких условиях от студенчества требовалось прежде всего полное послушание и повиновение, полная лояльность по отношению к существующему политическому строю. Именно такое воспитание и образование должны были обеспечить университетская наука в целом и в особенности политические и правовые дисциплины.
30
В связи с буржуазными реформами 60-х гг. лица, оканчивающие юридический факультет Казанского университета, использовались на различных должностях судебного ведомства, в присяжной адвокатуре, а также и на иной государственной службе – в конторах по строительству железных дорог, по управлению горным Уральским округом; в земских и городских органах, позднее – на должностях земских начальников (см.: ЦГА ТАССР, ф. 977, оп. юридического факультета, ед. хр. 1317, л. 47.
В начале 50-х гг. в связи с революционными потрясениями в Европе в Казанский университет была прислана верноподданническая программа по курсу государственного права европейских стран, наиболее опасному, с точки зрения самодержавного правительства 31 .
Стремлением правительства упрочить существующий политический порядок, подготовить надежные кадры для государственного аппарата следует объяснить новую реорганизацию юридического факультета Казанского университета, которая была предпринята в 1865 г. и заключалась в создании на факультете двух разрядов:
31
Составление учебных программ – «планов преподавания» возлагалось преимущественно на самих преподавателей. В отделе рукописей научной библиотеки им. Н.И. Лобачевского Казанского университета хранятся копии этих программ, собранных и прокомментированных И.А. Емельяновой.
а) наук правовых и б) наук государственных.
Начавшиеся в 60-х гг. студенческие беспорядки, нараставшие из десятилетия в десятилетие оппозиционные настроения среди молодежи усиливали внимание правительства к университетскому вопросу, заставляли изыскивать новые пути влияния на студентов, чтобы превратить их в послушных исполнителей самодержавной воли. Большие надежды в деле соответствующего воспитания и образования молодежи правительство возлагало на внутреннюю университетскую администрацию, на усиление мер административного и учебного надзора и контроля за студентами. В этом отношении характерны «Правила о контроле над занятиями студентов», составленные осенью 1881 г. деканом юридического факультета профессором Н.А. Крем-левым. Основная идея, руководившая автором этих Правил, сводилась к тому, что «чем больше будут заняты студенты, тем меньше они будут волноваться». Правила предусматривали целый ряд строгих мер, долженствующих повысить требовательность к студентам, самую экзаменационную процедуру 32 . С 1882 г. совет университета постоянно напоминает профессорско-преподавательскому составу о необходимости максимально загружать студентов занятиями не только в учебное, но и во внелекционное время. В самом конце XIX века совещание попечителей учебных округов и начальников высших учебных заведений признало, что «тот преподаватель, который ограничивает свою преподавательскую деятельность только чтением лекций в положенные часы и не входит в духовные интересы и нужды учащихся, не сближается с ними на этой почве и не руководит их неокрепшею мыслью, исполняет лишь малую долю своих обязанностей, возлагаемых на него высоким званием профессора» 33 . Однако при этом вопрос о качестве занятий оставался в стороне. Более того, согласно Уставу 1884 г., Министерство народного просвещения стремилось отгородить студенчество от подлинно научных знаний. Из программ государственных испытаний устранялись вопросы, связанные с теми или иными научными теориями; в правилах о зачете полугодий 1885 г. специально предписывалось: «Если преподаватель обязательной для студента науки не ограничивается в преподавании установленной нормой, но идет далее, студенты обязывают представлять доказательства своего прилежания только в пределах, установленных экзаменными требованиями для данного предмета… Изучение разных отвлеченных мнений и доктрин… отнюдь не должно быть студентам вменяемо в обязанность и обращаемо в мерило их прилежания» 34 .
32
Текст правил см.: ТАССР, ф. 977, оп. юридического факультета, ед. хр. 610, л. 44-45.
33
Там же, ед. хр. 969, л. 17.
34
Цит. по кн.: Ответы совета Казанского университета на вопросы министра народного просвещения по устройству университетов. Казань, 1901. С. 30, 32-33.
Между тем новые студенты, поступившие в университет в эти годы, были уже достаточно просвещены в политическом отношении 35 . Из глубокого противоречия между научно-политическими запросами и знаниями передовой части студенческой молодежи и состоянием университетской науки, системой мер административной опеки над студентами вырастало одно из направлений революционной студенческой оппозиции. В формировании ее в стенах Казанского университета определенную роль сыграли студенты-юристы. В такой сложной обстановке жил юридический факультет Казанского университета, когда осенью 1887 г. сюда пришел молодой юноша из Симбирска – Владимир Ульянов.
35
Один из студентов-юристов конца XIX века (будущий комиссар юстиции сначала Казанской губернии, а затем ТАССР – А.Н. Нехотяев) много позднее вспоминал в автобиографии, что в городе Симбирске, в гимназию которого он поступил на девять лет позднее, чем Владимир Ульянов, существовал кружок из гимназистов и семинаристов. Благодаря деятельности этого кружка молодежь к окончанию гимназий и семинарий была достаточно хорошо знакома с историей революционного движения, произведениями Герцена, Чернышевского, Писарева, имевшимися переводами работ Маркса (см.: Партархив Татобкома КПСС, ф. 15, оп. 2, ед. хр. 413, л. 379 об.).