Казанский альманах 2018. Изумруд
Шрифт:
Не стоит забывать, что исторический роман – это всё же художественный вымысел, основанный на существовавших событиях и фактах с персонажами, прототипами которых послужили исторические личности. И эти личности были так велики и оставили столь заметный след в истории, что невозможно не вспоминать и не писать о них.
Главы из романа
Часть 2
Глава 1
Весну в Сарай ал-Джадид на своих сильных крыльях принесли горделивые гуси. Кряквы и мелкие чирки оживили спавшие прежде под панцирем льда равнинные озёра и реки. Птицы наполнили весёлым гомоном окрестности, громко заявили об окончательном наступлении тепла. Малые озёрца, как блюдца на ладонях матери-степи, переполнились вешними водами. Оттаявшие и пробудившиеся поднялись с илистого дна лягушки, вплели в радостный хор свои
Вскоре хлопотунья-весна расстелила по равнинам и холмам ковры из красных и жёлтых тюльпанов, а позже готовилась сменить наряд на тёмно-лиловые покрывала из дурманящего шалфея. Жители городов словно пробудились ото сна. По-особому зазвенели молотки и молоточки в ремесленных слободах; наполнились оживлением базары; на улочках всё чаще слышались смех и песни. Караваны верблюдов, звеня бубенцами на гордо вскинутых головах, величаво шествовали в распахнутые ворота. В восточных рядах, слегка опустевших после зимней торговли, выкладывали дорогой товар из Персии, Генуи, Венеции, из земель Мавераннахра.
Тёплые деньки позвали на улицу древних стариков, и они выбирались из саманных домов, подставляя солнцу коричневые, сморщенные лица. Поэты наперебой читали газели, певцы и сказители собирали на площадях толпы почитателей, радовали народ невиданным вдохновением. Музыканты сопровождали их творения летящими напевами домбры и кубыза, завораживающими мелодиями флейт, весёлыми раскатами барабана. Жизнь обновлялась, отодвигала зимнее брюзжание, холодное недовольство, тревоги и заботы.
И ханская свита под кровлей дворца с золотым полумесяцем на самой высокой башне, казалось, позабыла о неудачах хана Тохтамыша. Минуло два года, и повелитель воспрянул духом, оставил в прошлом изменников, бежавших ко двору великого эмира Тимура, закрыл глаза на предательство любимой дочери Джанаки, постарался стереть из памяти казнь матери своих шестерых детей – Тогайбики. Порой, вспоминая о кончине ханши, он испытывал раскаяние. Не следовало ли дать Тогайбике смерть от старости, сослать в дальний улус? Её достаточно было обречь на вечную немилость, ведь жена и так наказала себя, навлекла на голову любимого сына проклятия отца. Солтан Кепек по сей день скрывался от повелителя, он не осмеливался показаться в столице Орды, но и при самаркандском дворе его не было. Об этом докладывали Тохтамышу тайные соглядатаи. Хан, получив донос, промолчал, но невольно испытал уважение к сыну. Тот не стал предавать, как вся эта свора во главе с Идегеем и Тимур-Кутлугом, а ведь мог припасть к ногам Железного Хромца, и эмир Мавераннахра принял бы его с распростёртыми объятьями.
Последний год Тохтамыш провёл, украшая столицу и наслаждаясь тихими семейными радостями. Сыновья радовали его успехами, а больше всех любимец – внук Мухаммад. Мальчик подрос совсем незаметно, казалось, вчера был малышом, которого аталык [2] вскидывал на коня, а теперь на скачках порой обгонял младших сыновей хана – своих дядьёв. И в науках Мухаммад преуспевал, Тохтамыш находил его в келье историка, который описывал подвиги государя, и среди мудрецов, которые философствовали о начале и конце жизни. Малыш пытался скрипеть калямом наряду с придворными поэтами и поднимался в башню к звездочёту. Но чаще маленький солтан посещал шейха Камола Худжанди [3] , напитывался его мудростью, внимал рассказам о Худжанде и Самарканде, где поэт обучался стихосложению. Вспоминал Камол-баба и дорогой сердцу Тебриз, в котором пленил его хан Тохтамыш и увёз почётной добычей в степной Сарай. Мальчик закрывал глаза под плавно текущую речь старого шейха и представлял улочки древнего города, улавливал шум и запахи огромного базара. Однажды Камол поведал об озере Чечашт [4] в окрестностях Тебриза, и впечатлительному мальчику оно привиделось волшебным чудом. С тех пор Мухаммад каждый раз будил память седобородого поэта, забрасывая бесчисленными вопросами о чудесном озере.
2
Аталык – воспитатель, наставник.
3
Камол Худжанди – средневековый поэт, захваченный ханом Тохтамышем в плен в Тебризе. Прожил в Сарае несколько лет.
4
Чечашт – старинное название бессточного солёного озера Урмия, расположенного на северо-западе Ирана рядом с Тебризом.
– Цвет воды в нём сравним с небесным шёлком, которым торгуют китайские купцы, а порой темнеет и наливается такой синевой, будто рассыпали на дно драгоценные сапфиры. И воды там мягкие и нежные, словно руки женщины, окунёшься, – и блаженство охватывает тебя. – Мечтательный голос шейха вплывал в уши мальчика, уносил его в сказочные дали. – По белоснежному сияющему берегу ходят диковинные птицы в красно-розовом оперении. И кажется, когда птицы оседают на озёрных островах, камни покрывает розовая пена. Чудное это зрелище, солтан, ведь если спугнуть их, над озером вспархивает радужное облако в огненных сполохах, и нет картины прекраснее этой.
Маленький Мухаммад со вздохом открывал глаза, как же ему хотелось увидеть волшебство наяву. Но разве возьмёт его великий хан в тебризский поход, да и соберётся ли вновь в те земли?
Когда любознательная душа жаждала иных повествований, внук шёл к могущественному деду, чтобы послушать рассказы о дальних походах и горячих битвах. Он загорался от рассказов о знаменитых осадах и схватках поединщиков, подскакивал нетерпеливо на ковре:
– Повелитель, возьмите и меня в поход!
Тохтамыш мрачнел, он не знал, когда отважится вновь собрать свои орды. После поражения от Тимура на Сыр-Дарье, повелитель потерял не только победу, которую жаждал превыше всего на свете, хан лишился богатых уделов и своего влияния во многих землях. Всё подмял под себя ненавистный хромой Гурган [5] .
5
Гурган – титул ханского зятя. Тимур женился на царевне из рода чингизидов ради этого титула.
Желая отвлечься от неприятных воспоминаний, Тохтамыш как-то предложил внуку:
– Поедем на охоту с беркутом?
У мальчика сверкнули радостно глаза:
– А ты дашь мне турумтая [6] ?
– Заслужишь, получишь турумтая, а подрастёшь – подарю тебе беркута.
– Кара-тигера?! – взволнованно вскричал Мухаммад.
Хан добродушно рассмеялся:
– Э-э, замахнулся! Кара-тигер послушен только мне, такого беркута ни у кого нет. Я подарю тебе другого, сильного и стремительного, как молния. Сейчас корабчи [7] Ахмед растит его из птенца, а Кара-тигер ему отец. Пойдём во владения корабчи, он тебе его покажет.
6
Турумтай (турумти) – красношейный сокол средних размеров.
7
Корабчи – здесь охотник.
Соколиный двор располагался на задворках ханской конюшни. В его помещениях на шестках восседали соколы и орлы. Лучшая птица хана – беркут Кара-тигер дремал на особо устроенном для него низком насесте. Огромные когти мирно покоились, вцепившись в деревянную жердь, крылья размахом с копьё были сложены, и только мощный клюв внушал опасение каждому приближающемуся к птице. Корабчи Ахмед – высокий неразговорчивый мужчина с неприязненным взглядом сверлящих глаз, увидев Мухаммада, расцвёл улыбкой:
– Сиятельный солтан, а я уж ждал, когда вы навестите своего турумтая. Вон он, дожидается, когда вы его покормите.
Заметив входящего за Мухаммадом повелителя, корабчи торопливо склонился, сложив руки на груди.
– Ну, хвались, Ахмед, – добродушно промолвил хан. – Показывай новых птиц. Говорили мне, ты добыл ещё одного беркута?
– Добыл, повелитель, – скромно потупившись, отвечал корабчи.
Он повёл Тохтамыша в дальний угол двора, где на короткой привязи метался молодой беркут. Завидев людей, он расправил крылья, угрожающе заклекотал.
– Хорош! – Хан открыто любовался гордой птицей. – Как же ты взял такого?
– Выслеживал гнездо два месяца, – коротко ответил корабчи. Он не стал рассказывать, как долго боролся с сильной птицей, как беркут разодрал ему клювом руку. Шрамы ныли до сих пор, хоть и минуло много дней. Сейчас птица только казалась дикой и непокорной, она уже брала из рук корабчи куски сырого мяса, и вскоре Ахмед готовился отдать эту привилегию господину, чтобы беркут приучился к повелителю, чувствовал в нём хозяина.