Казенный дом
Шрифт:
Право тебе? Откуда у тебя право причислять себя к высшей расе и дурманить другим сознание? Сиди! Гусаров молча, угрожающим взмахом руки заставил Юхельзона принять исходное положение.
— Если эта дрянь окажется наркотиком, я тобой серьезно займусь. И всей вашей школой.
Сучары! Они же могут удерживать у себя людей с помощью галлюциногенов! А вдруг Алена уже попробовала? Выйдя из комнаты, Гусаров вытряхнул из пузырька одну таблетку и положил в карман. Вторую отдал Конюхову.
— Коля, сдай на экспертизу. Жругую я у себя проверю. А этого супермена обставь как следует. Чтоб все адреса сказал, где искать, если понадобится.
Не подводит его интуиция, сердце еще подсказывает, где ждет беда. Не простая это школа-академия. Скорее, секта. Где дурман, там обман. К этому дурману вплотную приблизилась его жена. Если он не в силах оторвать ее, то вполне по плечу оторвать дурман от Алены. С чего начать? Во-первых, с «крыши». Кто-то берет с конторы Кудратова проценты. Второе — с основных лиц, начиная с самого мэтра. Таблетка может служить подсобным средством. Надо заглянуть в Подвал.
Миновав улицу Чайковского, Гусаров направился на встречу с Наркомом. Был бы на месте. Матвей Юхимович получил свое прозвище за всезнайство в области галлюциногенов и мог бы возглавлять народный комиссариат по незаконному обороту наркотиков. Бывший армейский офицер какой-то секретной части чудом оставался здоровым, бодрым и свежим. По скупым данным отсидел по секретной статье чуть ли не за разглашение государственной тайны, после скитался по стране, гремел за мошенничество и торговлю наркотиками. С его слов -подставляли, не давали поднять головы. В годы перестройки от него отстали, но куча судимостей все еще играла роль — перебивался разовыми работами. С созданием УНОНов был замечен как способный «на зуб» определять синтетические наркотики, не говоря о растительных. Спектр познаний Юхимовича был значительно шире, в чем убедился Гусаров, нашедший его в подвале.
— Мотя, привет, ты мне нужен.
— Мотя всем нужен. Если ты о том же, что и все, то я ничего не знаю.
— А о чем все? Я в отпуске, сводок не читаю.
— Ну и слава богу. Лучше и не знать.
— Что случилось?
— Ничего, спи спокойно, Гусар. Пусть УНОН кувыркается, ему полезно. Так для чего я тебе нужен?
— Мотя! О чем люди говорят? Не томи!
— Он не знает! А еще начальник отдела РУОП! Даже дети в школе знают, что наркотики подешевели, а целый полковник — не знает. Кто-то валит их в город тоннами. Марихуану, героин, лекарственные, искусственные наркотики. Недавно гору экстази впрыснули в ночные клубы. Что творится! Как раз этой ночью уноновцы меня вызывали. Гончарук лично просил провести блицэкспертизу. С этой дрянью они впервые столкнулись. Внешне как героин, но не героин. Такой же беленький порошок. Попробовал — сам удивился. Раз в триста мощнее героина, в тысячу раз мощнее, чем морфин! Представляешь, «китайского карлика» приперли! Много, очень много «китайского карлика». Это синтетика, этонитазен называется. Сначала американцы его сделали как обезболивающее для солдат во Вьетнаме, но раненые стали к нему привыкать. Химики синтезировали мощный наркотик в благих целях. Только вчера изъяли 5 килограммов «карлика»! Представляешь?
— Это много?
— Да ты что?! Если из 20 граммов получаются сотни доз, можешь представить какое количество народа нанюхается и наширяется? Мерзость еще в том, что для многих наших, питерских, не знают критической дозы «карлика». Наверняка уже с десяток человек загнулось. Такое впечатление, что твои продажные коллеги открыли вокзалы и наркоту стали ввозить вагонами. Но это не так. Остается еще два варианта — привозят на кораблях или целыми самолетами. Кстати, РУОПу надо бы подключиться, тут четкой организацией пахнет, кто-то головастый наладил и доставку и сбыт. Богата земля русская на таланты.
— Нерусская тоже.
— В точку попал. Так чего ты хотел?
Гусаров достал таблетку, изъятую у Юхельзона.
— Мотя, это что такое?
— Таблэтка.
— Смотри-ка! Точно таблетка! А что за таблетка?
— Папробовать нада.
— А если цианистая?
— Тем более пробавать нада.
— С закуской?
— Если скусная, тада не нада.
— Тада пробавай.
— Антиресная таблэтка. Таковая мне ва сне марещится.
У Юхимовича не было ни реактивов, ни приборов. Во всяком случае на работе. Эксперты-криминалисты по наркоте, ютящиеся в двух комнатах на Шпалерной, едва справлялись о привозимыми образчиками изъятого дурмана. Заключение выдавали пачками. Матвей по мере необходимости служил уноновцам в качестве моментального определителя на выездах. В сложных случаях. Когда, например, накрывается лаборатория. Чего в ней только нет! В пробирках-колбах. Вода? Раствор? Что за порошок? Вывозить? Оставлять? Юхимович невероятно быстро отличал незначительное от важного.
Вопреки ожиданиям Гусарова тем же вечером Нарком не стал и разговаривать с ним по поводу изъятой у Юхельзона таблетки. Очень серьезно и хмуро сказал:
— Завтра заходи.
— Матвей, мне бы поскорее.
— Я не ударник сразу заключение давать.
Гусаров хотел еще раз настоять на срочности, но Юхимович встал:
— И все.
Видя, что руоповец уходит расстроенным, Нарком попытался сгладить суровость своего отрицательного ответа. Он снова стал улыбаться и рассказывать.
— Знаешь, Андрей Витальевич, если мухи имеют доступ к кокаину, они ведут себя точно так же, как наркоманы. Попудрит муха рыло в кокаине и давай балдеть — дергается, беспокоится, блуждает. При передозировке начинает дергаться еще больше, резче, пока не парализует. А потом и лапки кверху. Жизнь наркомана как на ладони, правда? Но знаешь, мухе дрозофиле нужны на порядок большие дозы. Они особенно устойчивы к наркотику. Потому, что они мутанты. У них нет генов, контролирующих биологический ритм. Я пока что как та дрозофила, всякое пробовал и должно быть, мутировал. Держусь пока. Но вдруг эта таблетка меня доконает?
Юхимович снял улыбку с лица:
— Завтра приходите.
Поведение Юхимовича отличалось от постоянного. Никакой веселости в глазах, наоборот, Андрей увидел в них тревогу.
— Утром зайти?
— Может, утром. Не знаю.
Юхимович собирался. Вот-вот закончится рабочий день. Уходить тютелька в тютельку по времени было не в традициях Подвала.
Дома Андрей попытался прощупать в шутливом разговоре тайны Алениных занятий. Жена увлеченно заговорила о снятии порчи и сглаза, как защитить свое энергетическое поле и ни слова об интересующем Гусарова.
— Для этого что-нибудь надо принимать внутрь?
Алена не поняла.
— Зачем? Это же неосязаемые вещи. Как на них воздействуешь какой-то там микстурой?
Ну и хорошо. Гусаров поуспокоился, но утром, когда заглянул в подвал... Нарком нетерпеливо ждал его.
— Пойдем.
Прикрыв за собой дверь мастерской, Юхимович прошел к задрипанному списанному креслу, упал в него. Вид у него был разбитый.
— Где ты это взял?
— Изъял.
— У человека или в хранилище?
— У человека.
— Достань его и вытряхни душу — откуда он взял этот..., — Юхимович осекся.
– ...Эту таблэтку. Знаешь, паря, то, что ты приволок, есть такое изобретение двадцатого века, как атомная бомба или как кока-кола.
Характерное акание Юхимовича терялось, когда он начинал волноваться и говорить быстрее:
— В послевоенные годы нам поручили воссоздать психотропное средство, разработанное еще в годы войны. Две шараги — в Москве и Ленинграде — работали над этим материалом. Совсем раздельно. Только два руководителя обменивались информацией. Перед блокадой в московскую шарагу поступили последние ленинградские разработки вместе с пробной партией препарата. Дальше — мрак и неведение. Куда подевалась группа ученых, где документация, никто так и не узнал. В войну было не до того. Наступил перелом, немцев погнали. Важнее стала огневая мощь, чем тайное оружие. Лабораторию могли разбомбить или накрыть снарядом. Не знаю. Работа возобновилась, когда я уже служил. Подписался под секретность и в один из дней меня определили в ту группу разработчиков. Точнее, доработчиков. Было десять таких таблеток. Поручили вывести формулу, описать их воздействие. Это страшная вещь, Гусаров. Теперь время другое, можно говорить. А тогда за одно слово на стороне могли так... Я знаю... Испытал.