Каждый его поцелуй
Шрифт:
– Когда твой брат приезжал на Портман-сквер, он не остался даже на ночь. У меня так и не получилось с ним пообщаться. Вы с ним не очень близки?
– Нет. – Дилан замолчал, затем добавил: – Но были в детстве.
– Что же произошло?
– Он мной всегда недоволен. Йен нетерпим к моим творческим пристрастиям и моим... слабостям, назовём их так. Он считает, что я навлекаю позор на честное имя семьи. И у меня не хватает терпения с ним общаться. Брат зациклен на приличиях и положении в обществе. Он разговаривает на дипломатическом языке, который мне
Грейс остановилась на каменных ступенях и осмотрелась.
– Место просто прекрасное.
Дилан остановился рядом с ней.
– Спасибо. Одно время я искал себе поместье. Фамильные имения наследуются в строгом порядке без права отчуждения, но мы с Йеном получили внушительное наследство. Моя часть предназначалась для покупки моего собственного поместья. – Дилан рассмеялся, глядя на море. – Думаю, отец специально распорядился таким образом, чтобы заставить меня остепениться и стать респектабельным.
– Дилан?
Он взглянул на Грейс.
– Да?
– Мне кажется его план не сработал.
Дилан ухмыльнулся.
– Мужчины в моей семье всегда были воплощением английского дворянства – честные, благородные, сельские джентльмены. Уверен, ты прекрасно понимаешь, кого я имею ввиду.
Грейс подумала о своём отце.
– Да, понимаю.
– Все мужчины в семье Муров были одинаковыми: любили своих лошадей и собак так же сильно, как и своих женщин. Занимались охотой и рыболовством, попадали в передряги в Харроу и Кембридже, а затем женились на подходящей деревенской девушке с приданым и окунались в жизнь сельских сквайров. Мой отец нарушил традицию, неожиданно влюбившись в милую валлийскую девушку без гроша за душой, чья голова была забита романтикой. Она играла на флейте. Уверяю тебя, ничего подобного в семье Муров никогда не случалось прежде.
– То есть ты унаследовал интересы от обоих родителей: любовь к музыке от матери и увлечение спортом от отца. Но откуда взялась твоя необузданная натура?
Он одарил её пиратской улыбкой.
– Это моя индивидуальная особенность. – Ветер растрепал его шевелюру, прядь волос упала Дилану на щёку, и когда он её откинул, Грейс задалась вопросом, почему её так сильно привлекают необузданные мужчины с дурной репутацией. Видимо, таков был её удел. – Поскольку твоя мать тоже любила музыку, она должна была понимать и твою страсть к музыке.
– Да. Я обожал матушку. Она разбиралась в музыке и воспринимала её на том же уровне, что и я. Она писала симфонические поэмы ещё до того, как у них появилось название. Она была единственным человеком, который поддерживал мой талант. Отец не мог понять нашу страсть к музыке. Несмотря на то, что он любил маму до самой её смерти, он никогда её не понимал. И никогда не понимал меня. Как и Йен. Он очень похож на отца. Мама умерла, когда мне было одиннадцать.
– Должно быть, это стало невосполнимой утратой для тебя.
– Да. – Он наклонился и подобрал несколько мелких камешков рядом с тропинкой. – Когда она умерла, у меня не осталось никого в моей семье, да и во всём мире, кто понимал бы, чем я занимаюсь и почему это так для меня важно. Я начал бунтовать и делать всё, что мне заблагорассудится, отец не мог меня контролировать. Ему было плевать на мою музыку, поэтому меня не заботило его мнение. – Дилан выпрямился, отвёл руку назад и кинул один из камней, которые держал в руке. Камешек миновал утёс и устремился в море. – После Кембриджа я на четыре года уехал гастролировать по Европе. Сначала давал фортепианные концерты, затем дирижировал. – Он бросил ещё один камешек.
– Я понимаю, почему ты перестал гастролировать, – сказала она. – В деньгах ты не нуждаешься. Но почему ты бросил дирижировать?
– Просто бросил. – Он не стал вдаваться в подробности, Грейс решила не настаивать. Через мгновение Дилан проговорил: – Как бы то ни было, мы с отцом никогда не ладили. Я лишь однажды навестил его дома перед смертью.
Грейс ещё раз огляделась по сторонам.
– И всё же для себя ты выбрал именно это поместье, – мягко заметила она. – Которое находится рядом с тем местом, где ты вырос, где есть фруктовые сады, и которое похоже на дом.
– Да. – Дилан посмотрел на нее и тихо рассмеялся. – Ей-богу, так и есть. Я даже об этом не задумывался. Я просто влюбился в это место с первого взгляда.
– Тогда почему ты не живешь здесь постоянно?
Он так долго молчал, что Грейс перестала ждать ответа.
– В Лондоне... жить проще. Я не был здесь довольно давно. Два года, как минимум.
– Почему бы не жить здесь? – Грейс указала на открывающийся перед ними пейзаж. По обе стороны росли деревья, неподалёку сверкала на солнце белая ротонда, перед домом раскинулся террасный сад, за лужайкой росли дикие сплетения кустарников и деревьев, а внизу, возле скалистого утёса, шумело море. – Как можно так долго сюда не приезжать?
– Я и забыл, как сильно мне здесь нравилось раньше, – пробормотал Дилан, не отвечая на её вопрос. Затем, покачав головой, он повернулся и начал подниматься по ступенькам к дому.
– Раньше? – переспросила Грейс, следуя за ним. – Разве сейчас тебе не нравится?
– Я не знаю. – Он поднялся к террасному саду и прошёлся вдоль него, затем остановился, чтобы ещё раз полюбоваться видом. – Здесь так чертовски тихо, так безмятежно. Я успел об этом позабыть.
– Ты говоришь так, как будто это нечто плохое. Разве не тишина и безмятежность помогают писать музыку?
– Нет. – Сжав губы, Дилан повернулся спиной к морю. Он присел на край невысокой каменой стены, окружавшей сад и, закрыв глаза, вцепился в неё руками по обе стороны от себя. – Теперь я даже не знаю, что такое безмятежность.
Грейс подумала об Этьене и его резких перепадах настроения.
– Откуда такая тяга к бурным эмоциям? – спросила она, будто обращаясь к самой себе. – Неужели всё на свете должно вызывать волнение?
– Ты не понимаешь. – Дилан открыл глаза, но не посмотрел на Грейс. Он оторвался от стены и направился обратно к дому.