Каждый его поцелуй
Шрифт:
– Что? Я не понимаю.
– Посмотри на себя, посмотри на своё лицо. – Дилан ткнул пальцем в сторону холстов на столе. – Ты его любила.
– Конечно, любила. – Она растерянно посмотрела на Дилана. – Я же тебе рассказывала.
– Шеваль ведь был великим художником? Да, величайшим. Он рисовал то, что видел и запечатлел на картинах выражение твоего лица, полного любви. Такой огромной и необъятной. И вся эта неземная любовь принадлежала ему.
– И?
Его изнурённое лицо исказила боль, как у раненого животного.
– Ты никогда так на меня не смотрела.
Он любит её.
– О, Дилан, – проговорила она, всплеснув руками. – В то время я была совсем молоденькой девушкой. Ещё дитя. Я едва ли понимала, что такое любовь. Когда Этьен писал эти картины, мне было семнадцать лет, моя влюблённость возникла из восхищения и физического желания. Да, я любила мужа, но любовь оказалась иллюзорной, она не продлилась и трёх лет. Он стал моим любовником, а я никогда раньше не влюблялась. Всё это было так ново, так романтично и так волнующе... – Её голос затих. Грейс посмотрела на искажённое болью лицо Дилана.
– Перед тем, как сбежать с ним, я знала Этьена всего неделю, – напомнила она ему. – Хоть он и женился на мне только спустя два года, он по-своему любил меня настолько сильно, насколько был способен. Из-за его буйного характера, жизнь с ним оказалась сущим адом. Он считал, что я его вдохновляю. – Дилан резко выдохнул и отвернулся.
– Когда у него портилось настроение, – продолжила Грейс, – он становился ещё более неуравновешенным. Когда он не смог рисовать, то обвинил в этом меня. Затем Этьен обратил внимание на других женщин. Наши отношения испортились, и вся любовь умерла. Я не могла выносить его осуждения, не могла мириться с интрижками, которые он крутил у меня под носом, и поэтому ушла от него. О, Дилан, – крикнула она ему в спину, – я любила его, но была в то время другим человеком. Неужели ты не понимаешь?
Дилан издал нечленораздельный звук и обернулся.
– Я ненавижу его, Грейс. Ненавижу, потому что он причинил тебе боль, разбил твоё золотое, любящее сердце и вынудил уйти. Я сделал то же самое. Я ненавижу его, потому что ненавижу себя. Я не ценил то, что имел, пока не потерял.
– Дилан...
– Подожди! – перебил он её. – Чёрт, чуть не забыл.
Дилан вышел из гостиной, а когда вернулся, в руке у него был букет роз разных цветов, перевязанный лентой. Он сунул его ей.
– Я знаю, что розы – твои любимые цветы, я хотел купить тебе красивый букет, но в деревне нет цветочной лавки. Я украл их из сада какой-то бедной женщины по дороге сюда.
Грейс взяла их, затрепетав от волнения.
– Почему ты решил подарить мне цветы, словно ухажёр?
– Это была идея Изабель. Видишь ли, она сказала, что я должен приехать за тобой и увезти обратно. Она уже спланировала, что ты станешь её новой матерью. Частью настоящей семьи, которую она так хочет иметь. Изабель велела мне приехать, подарить тебе цветы и извиниться. Она говорит, что это всегда на тебя действует, когда она плохо себя ведёт, и я подумал, что стоит попробовать. Грейс, прости меня.
– Ты причинил мне боль.
– Я знаю. – Он даже не попытался оправдаться, лишь сжал губы, но не отвёл взгляда. – Я видел, как ты плакала в тот день. Я знаю, что слова извинения – самые банальные, глупые и несуразные, но не знаю, что ещё сказать. Я знаю, что очень сильно тебя обидел, и мне чертовски жаль.
Она глубоко вдохнула сладкий аромат роз. Дилан упомянул что-то насчёт новой матери Изабель, но Грейс не поняла, делал ли он ей предложение. Просто сегодня произошло слишком много неожиданных событий, и она не могла ясно мыслить.
– Я и подумать не мог, что умею ревновать, – признался он, – но то, что Йен не сводил с тебя глаз, когда приезжал в последний раз, не давало мне покоя. Помнишь, мы с тобой повздорили?
– Помню.
– Потом я увидел гравюры и выражение твоего лица на них. Не могу объяснить, что со мной произошло. Я просто… Я просто взорвался. Я очень испугался, Грейс, испугался, потому что понял, что ты меня не любишь. Ведь ты никогда не смотрела на меня таким же любящим взглядом, как на тех картинах.
Он издал резкий, невесёлый смешок.
– Не то чтобы я этого заслуживал. Я причинил боль стольким женщинам, и никогда не думал ни о ком из них, ни об одной. Большинство из тех женщин я даже не помню. Я никогда не думал ни о них самих, ни об их чувствах. Только о своих собственных. Теперь я знаю, что натворил: я разбил им сердце, и сейчас понимаю, как они себя чувствовали, потому что моё сердце разбито вдребезги из-за тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя больше жизни. Я люблю тебя больше, чем свою музыку.
– Дилан...
– Грейс, ничего не говори, – перебил он её, в его голосе звучало отчаяние, которого она никогда раньше не слышала. – Я понимаю, ты, вероятно, просто хочешь, чтобы я ушёл, но я должен рассказать тебе о себе. Ты была права. Я не знал, что такое любовь. Думал, что знаю, но даже к Микаэле я её не чувствовал. Я сделал ей предложение, но не отдал ей своё сердце по-настоящему. Его забрала музыка.
– Дилан, я понимаю. Ты не обязан мне ничего объяснять.
– Я никогда не отдавал своего сердца, – продолжил он, будто не слышал Грейс. – Никогда. Потому что всегда знал, что если сделаю это, то отдам всего себя, и для музыки ничего не останется. – Дилан говорил так быстро, что Грейс едва поспевала за ходом его мысли. – Понимаешь? Без музыки я был бы никем. В течение пяти лет без музыки я и был никем.
– Неправда.
– Но было правдой. А потом ты снова вернулась в мою жизнь. – Он сунул руку в карман пальто и вытащил пачку бумаг. – Это симфония. Я написал её о нас и назвал в честь тебя.
– Я знаю, – прошептала она. – Я...
– Я хочу, чтобы она была у тебя, – сказал он. – Без тебя я никогда не смог бы её опубликовать. Без тебя мне теперь плевать на музыку. Я знаю, что это просто слова. Но я люблю тебя. И хочу жениться. На тебе, я имею в виду. Чтобы мы с тобой поженились. Я и ты. Хочу официально объявить о помолвке и сделать всё правильно. Я не собираюсь увозить тебя украдкой во Францию и ждать два года прежде, чем сделать предложение, как некоторые.