Каждый за себя
Шрифт:
– Алису трахнул… – пробормотала Айя.
– И не раз, – усмехнулся Керро.
Надо же, услышал! Не проигнорировал.
– Потом, здесь притормозил, там направил... – спокойно продолжил он и закончил: – В общем, через две недели кроли никому серьезному уже не мешали, а если с умом подойти, то и помогали. Адаптировались, то есть, к условиям реальности.
– А откуда они все-таки? – снова влезла Айя.
– Во многих знаниях многие печали, как говорит Мать Тереза, – ответил собеседник.
– Но все-таки? Или это закрытая информация? – корпоративная фразочка соскочила с языка сама собой.
Керро хмыкнул.
–
– А четвертый был? – не то чтобы Айя так уж хотела знать ответ, но надо было сказать хоть что-то и заглушить идущий словно из глубины голос Матери Терезы: «Ибо шел я долиною смертной тени, и не было окрест ни зверя, ни человека. И лишь отчаяние было моим спутником, да густой туман окружал меня...»
– Был. Но накосорезить не успел, – Керро развел руками. – Сгорела лаборатория. Внезапно. Ну, а в мире появились кролики.
– Так почему «кролики»? – беспомощно спросила Айя, в голове у которой спокойно и размеренно продолжал вещать голос: «И отобрал я оружие адово, и трижды по десять раз опустилось оно на голову вражью, покуда не перестала нечисть в обличии людском дергаться. А Господь сказал мне...»
Ее собеседник голоса безумца не слышал, но все-таки пояснил.
– А у них изначально трое главных рулили: Кролик Роджер, Кролик Банни и Братец Кролик. Вот и прицепилось. Ну, а остальным беглецам пофиг было, – Керро скривился, смял бумагу, которую крутил в руках, кинул комок на металлический лист и поджег. – Спи. Скоро закрутится, и тогда не до отдыха уже будет.
Девушка открыла было рот, чтобы спросить, что именно закрутится, но собеседник бросил на нее тяжелый взгляд и повторил:
– Спи.
Поэтому она снова сняла куртку, свернула ее и положила под голову. А затем закрыла глаза и мгновенно провалилась в черноту сна.
* * *
У боли сотни оттенков, но цвет всегда один – белый, выжигающий глаза. Такой яркий, что слепнешь, заливаясь слезами, не в силах разлепить веки.
Айя знает: когда лампочки в потолке вспыхивают столь ярко – к ней идут. И до тех пор, пока не срабатывает пневматический механизм на двери, она замирает, крепко зажмуриваясь, в надежде, что свет побледнеет, перестанет отражаться от белых стен и потолков, от безупречно чистого блестящего кафеля, поблекнет, смеркнется, и о ней забудут. Но потом с шелестящим присвистом отходит дверь бокса, и от этого звука тело сводит судорога.
И Айя кричит. Выгибается и бьется в надежных пластиковых креплениях, орет, аж заходится. До хрипоты, до спазмов в горле. И в ослепительно белом свете, режущем глаза, видит человека в белой же одежде – безупречно чистой, крахмальной, хрустящей и с эмблемой на груди: темно-синий квадрат, внутри которого красный знак бесконечности с нанизанным на него, словно бусина, синим атомом.
Яркий свет отражается на тонкой стали иглы, вспыхивает искрами на прозрачной капле препарата. Боль взрывается в теле ослепительной белизной, и Айя визжит, выплевывая легкие.
– Эй…
Девушка распахнула глаза.
Темно. Тихо. Лишь сердце колотится, ударяясь о грудную клетку.
Нет белого света. Нет креплений. Просто в спальнике запуталась. И боли тоже нет. А та, которая пульсирует в боку, настолько мала и незначительна, что о ней даже и вспоминать не стоит.
Во сне Айя кричала, орала во все горло. Но наяву этот яростный вопль был не больше, чем тонким поскуливанием. Смешно…
Она вытерла трясущимися руками мокрое от пота лицо и спросила хриплым голосом:
– Где у тебя вода?
Во рту было сухо, язык еле ворочался.
– Возле стола, – ответил Керро.
Кое-как девушка выбралась из спальника. Тело била дрожь. Айя чувствовала себя больной и бесконечно слабой. Она на ощупь подошла к столу, нашарила бутылку с водой и долго не могла справиться с крышкой.
– Дай сюда, открою, – сказал с кровати мужчина, слушавший ее сопение и возню.
Девушка пошла на голос и протянула темноте бутылку. Темнота взяла, свернула с горлышка крышку и вернула обратно. Айя, не спрашивая разрешения, села на край кровати и долго-долго пила. Казалось, вода испаряется, не доходя до желудка.
Сердце чуть-чуть успокоилось. И руки уже не так дрожали. Пот, выступивший по телу, начал высыхать. Стало зябко.
– Ты когда-нибудь видел такой значок – красная перевернутая восьмерка в квадрате и на ней синий шарик? – спросила Айя темноту.
– Иди спать, не парь мне мозг, – ответила темнота голосом Керро.
– Угу, – сказала Айя и встала.
Она забралась обратно в спальник и пробормотала оттуда:
– Не буду.
Темнота промолчала.
День второй
День второй
А значит, будет с кем вместе ступить за край...
Группа «Пикник»
«Шарманка»
Золотой значок-жетон к этому костюму не шел, и Эледа предпочла заменить его обычным пластиковым бейджем, простенько, без претензий закрепленным на кармашке пиджака.
Зеркало в ученическом боксе, где Эледа остановилась, было небольшим – всего-то до пояса. Да уж, это не привычный голокомплекс, позволяющий рассмотреть себя в натуральную величину и со всех сторон. С другой стороны, зачем местным серым мышкам большие зеркала и тем более фэшн-девайсы? Одеты местные питомцы всё равно в одинаковую аскетичную ученическую форму корпорации – коричнево-черную, скучную.