Каждый за себя
Шрифт:
Парень недавно побрился наголо и теперь с непривычки отчаянно зяб даже в плотной вязаной шапке.
– Не знаю, - ответил Батый.
– Выходим по сигналу. Чё, околел?
– Да пробежаться б уже...
– признался помощник, обхватывая себя за плечи.
– Пробежишься, - успокоил его Батый, и в узких глазах промелькнула насмешка.
Еще пару недель назад у парня вся башка была в дредах, похожих на сосиски, слепленные из говна и волос. Ушлый, мельком увидев эту "красоту", сказал в обычной своей флегматичной манере:
– Мои люди должны выглядеть, как люди, должны вести
На следующий день парень обрил голову, а мешковатые штаны с обвисшей, словно обосранной, ширинкой сменил на джинсы. Ушлый этого даже не заметил. Ему-то какое дело до всякой мелочевки. А вот Батый решил к парню приглядеться, коли уж тот оказался таким понятливым. В итоге сегодня взял с собой. Помощник, когда имеешь дело с наспех набранным сбродом, нужен непременно.
– Батый, - снова окликнул чикано.
– А за что мы вдруг на этих пошли? Они ведь долю заносили, как по часам, не косячили. С чего вдруг? Не, если не мое дело, вопрос снят...
Парень вскинул смуглые ладони, давая понять, что интересуется исключительно с целью понимания текущего момента. Сообразительный, любознательный, с мозгами... Ум надо стимулировать, чтобы работал. Поэтому Батый взглядом показал на облезлую стену напротив:
– Видишь, чего написано?
Парень удивленно кивнул, не улавливая связи.
– Так вот, амиго. В этой жизни надо четко понимать, кому можно, а кому нельзя присовывать. После чего очень осторожно делиться своей радостью с окружающим миром. Кое-кто решил, будто у него может получиться присунуть Ушлому. А в итоге сейчас мы будем присовывать всем, у кого мелькнула подобная абсурдная мысль. И присовывать будем так глубоко и долго, чтобы слышал весь сектор. Нам даже надписи делать не придется, и без этого каждый будет знать - как, когда, кому. А вот за что конкретно, - со значением сказал Батый, - не твоего ума дело. Просто запомни, твой бонза - не Джессика Вилс.
В этот момент у него на поясе зашуршала рация.
– Ну, хорош жопы чесать. На выход, - приказал старший.
– Валить всех, кто в здании.
* * *
Снег прекратился, и на смену ему медленно заступили не туман, не дождь, а заморозки. Холодало ощутимо и быстро. К вечеру, если так пойдет, слякотная каша под ногами застынет и превратится в неровную корку. Уже сейчас было видно, как вода в лужах затягивается морщинистым ледком.
Впрочем, трое мужчин, стоящих за углом двухэтажной постройки, не мерзли. Винсент оглядел свою группу. Ирвин с Кемпом играли в "камень, ножницы, бумага" на щелбаны. А вот новичок - тот явно нервничал. Винс кивнул Ирвину, как раз выкинувшему ножницы на бумагу, и показал взглядом на Рекса. Друг кивнул в ответ, мол, сам уже заметил и принял к сведению.
У бойца может быть какой угодно опыт работы в чистой зоне, и какая угодно подготовка, но, первый раз оказавшись в черном секторе, теряются все. Это не столько страх в прямом его понимании, сколько непривычное осознание собственной уязвимости и роковой ответственности за каждый шаг. Облажаешься здесь - не вытащат. Помощь может опоздать или не прийти вовсе. Если подстрелят, рассчитывать придется только на себя и содержимое аптечки. Не будет ни докторов (кроме уличных), ни медицинского вертолета, ни быстрой доставки в лучший госпиталь.
И вроде бы всё это объясняют, и за периметр вышвыривают не одного, но паскудная нервозность, тем не менее, маячит где-то на периферии сознания... Потому что понимаешь: случись какая заваруха, отвечать за себя будешь сам, потому что если подставишь свою группу -какой ты, на хер, рейдер. Говно ты. Полное. И страх подвести, облажаться, стать обузой для коллег или вовсе причиной провала операции - вот этот страх жрал гораздо сильнее страха за собственную жизнь.
В общем, и Винс, и Ирвин хорошо понимали, что творится на душе у Рекса. Но утешать его, подтирать сопли и подбадривать не собирались. У парня в голове вполне трезвая оценка реальности, сбивать ее настроем на "не ссы" и "мы с тобой" - значит посеять ложное представление о том, что всё под контролем. А это не так. В черном секторе ситуация может измениться в любую секунду. И к подобному повороту надо быть готовым тоже в любую секунду. Потому здесь каждый сам себя контролирует. И это надо очень четко уяснить с первого рейда. Ведь если не уяснишь, настоящим рейдером не станешь.
Поэтому старшие товарищи не мешали молодому нервничать. Получится из него что-то толковое или нет, станет ясно уже через пару часов. Тогда можно будет и по плечу похлопать, и приободрить на отходняке. Пока же и рано, и неуместно, и, в общем-то, бессмысленно.
"Мои на месте", - всплыло в очках Винсента сообщение от Ушлого.
Ну что? Понеслась.
Штурмовики в пятиминутной готовности сидят уже минут тридцать. Кара у конкурентов томится два с половиной часа, небось, совсем заскучала.
Винс вжал кнопку на дужке очков, отправляя девушке сигнал о начале операции. Вот и все. Теперь рейдерам остается только ждать. Либо команды от напарницы, либо первого громкого выстрела в доме за углом. Вряд ли рейдерше понадобится больше десяти минут на то, чтобы парализовать главных, значит, скоро группе Винсента выдвигаться.
Мало кто любит последние минуты перед схваткой, но Винс ими наслаждался. Упивался предвкушением боя. Ждал тех мгновений, когда мир сделается предельно чётким, голова - абсолютно ясной, а тело само станет действовать единственно верным образом. Ждал схватки и смертей. Чужих смертей.
* * *
Кара, получив сигнал, вздохнула с облегчением. Наконец-то. Уже всю задницу отсидела. Вообще, надо сказать, парень Ушлого сработал, что надо.
Их выцепили на улице, когда Кара громко орала и вырывалась из рук "поимщика" - молодого бойца по имени Сани. Тот материл её и отвешивал пинки, чтобы шла и перестала упираться.
– Булками шевели, сука ты драная!
– шипел он.
– На хер иди, - советовала Кара, увертываясь от очередного поджопника, - Свой-то, небось, не стоит давно, как у доктора того вонючего.