Казнь по кругу
Шрифт:
— Врут твои дешевые книжонки, — возразила Светлана, осведомленная о литературных пристрастиях Горелова-младшего, и подняла стакан. — Чем человек богаче, тем большую ответственность несет он перед своим богатством. Большое богатство — большие заботы. Выпьем за большие заботы, Никита.
— Лучше за большое богатство, — решил Никита.
— И то, — пошла на компромисс Светлана и ополовинила свой стакан. Никита тоже ополовинил. Осторожничал, надеясь, что силы пригодятся для другого. Выпил и любовно уставился на нее, в который раз стремясь понять секрет ее бесовской силы. Опять не
— С чем пожаловала?
— Из России с любовью, — со смехом вспомнила она название флеминговского боевика.
— Что из России, еще допустимо. Но вот с любовью… — удачно и по делу срезал Никита. — Кого еще убрать, Светлана?
— Вот так прямо и сказать? — злобно приняла она правила открытой игры.
— А чего тянуть?
— Неужели нам и заняться нечем? — она выбралась из кресла, стала к нему спиной и попросила: — Расстегни.
Он неверной рукой потянул замок тончайшей молнии. От лопаток до копчика. Она стояла неподвижно, и платье идеальным кругом пало к ее ногам. Дрожа от неуверенности и желания, он сзади осторожно уложил ее прохладные груди в свои горячечные ладони. Прорыдал почти:
— Света!
Она прошла к кровати, скинула покрывало и устало улеглась поверх одеяла. Не отрывая глаз от ее спокойно обнаженного тела, он, по-детски путаясь в штанах и рубашке, лихорадочно разделся.
Сегодня она была лишена обычной своей яростной моторной энергии, была томна и ленива. Как сама только что выразилась: с устатку. Но ему и этого было достаточно для маленького счастья. Кончив дело, он лежал на ней и тихо по-собачьи терся своей щекой о ее щеку.
— Колючий, — без ласковости сказала Светлана. Ухоженную свою кожу было жалко.
Он испуганно отстранился и скатился с нее. Сказал поспешно:
— Прости.
Она поощрительно похлопала его ладошкой как попало (попало по животу) — ничего, мол, паренек, страшного — и сказала вроде бы вообще:
— Тоскливо, наверное, тебе в этой одиночке.
— Мне тоскливо без тебя, — поспешно уточнил он, и вдруг мозжечком осознал, что она не о том. Глядя в потолок, спросил, раздувая ноздри: — Что я должен делать?
— Все мы в опасности, Никита, в смертельной опасности, — издалека начала Светлана. — Потому что мы все скованы одной цепью. Эта цепь — беда наша и наше спасение. Цепь затрудняет наше существование, но она держит нас вместе и позволяет легко защититься от любой напасти. Но горе нам, если одно из звеньев этой цепи ослабнет или разорвется, — все мы полетим в тартарары… Нам необходимо ликвидировать одно такое звено, чтобы цепь по-прежнему была надежной.
— Демидов? — перебил Никита.
— Пока не внушает опасений, — решила Светлана, но, спохватившись, подчеркнула: — Пока.
— Тогда кто? — не желая соображать, потребовал он наводки.
— Витольд, — свободно обозначила ослабшее звено Светлана.
Никита приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее — не шутит ли? Не шутила. Ее глаза были неподвижны и беспощадны.
— Так ведь на нем все держится…
— Держится то, что теперь не нужно нам. Все эти его отряды, все его подразделения, вдохновленные его маниакальной идеей тайно властвовать
— Но ты же сама мечтала… — начал он, но она резко перебила:
— Теперь надо не мечтать, а жить. Точнее, выжить.
Он вспомнил некстати:
— Как ты однажды сказала, твоих мужей и любовников в конце концов убивают.
Ее правая рука, живя отдельно, нащупала нечто мягкое и летучими касаниями стала превращать нечто мягкое в нечто твердое.
— Тебя не убьют, Никита, — одновременно с работой руки тихо говорила Светлана. — Я отвоюю у этих негодяев Ксюшку, и ты станешь моим зятем. Убивают мужей и любовников, а зятя не убьют.
— Я буду твоим любовником до смерти, — сдаваясь, жарко возразил он.
— До чьей смерти? Твоей? Моей?
— Света, Света, Света, — уже шептал он. Она убрала руку и напомнила:
— Витольд.
— Не могу. Кого угодно, но не его. Не могу.
Она сползла с кровати и устало натянула платье. Приказала:
— Застегни.
Никита, двигая замок молнии от копчика до лопаток, уныло попросил:
— Не уходи.
Она резко повернулась. От неожиданности он застеснялся и прикрылся обеими ладонями.
— Не хотела говорить тебе, Никита, но придется, — как бы колеблясь, сказала она. — Хотя рано или поздно ты все равно узнаешь.
— Ты о чем, ты о чем? — в страхе, вдруг пришедшем к нему, спросил Никита, продолжая нелепо прикрываться.
— Оденься, — приказала она. Он покорно влез в джинсы и, уже догадываясь, спросил, желая, чтобы не прозвучало определенного и ужасного ответа.
— Что-нибудь случилось с Всеволодом?
Она не жалела его, но умело делала вид, что жалеет:
— Крепись, Никита. Сегодня ночью недалеко от Торжка по приказу Витольда был взорван автомобиль, в котором ехали Всеволод с женой.
Он сразу же поверил, что она говорила правду. Зашлось сердце, ослабли ноги, и он, сам того не понимая, сел на кровать. Она положила руку ему на плечо, и он небритой щекой прижался к тыльной стороне ее ладони. Единственной надеждой на спасение была эта рука.
— Тебе надо побыть одному, Никита, — решила Светлана. — Если будет охота, зайди ко мне вечером. Я буду ждать.
61
Трюкач Юрий Земцов привычно устроился у широкого окна китай-городской забегаловки. Учитывая нетерпимость Сырцова к пьянке на работе, взял он пару пива и — жрать хотелось — две порции сосисок. Выпил кружку, в три минуты справился с двумя порциями и, прихлебывая остатнее пиво, стал покорно ждать, глядя на улицу.
— Не занято? — спросил тяжелый бас.
— Занято, — злобно ответил Земцов, не отрываясь от окна и не глядя на обладателя баса. Но бас был победительно непререкаем:
— Пока суд да дело, я здесь все-таки пристроюсь.
Земцов не выдержал, обернулся. Старый мужик (не старик) в богатом пиджачке и с дорогой тростью, зацепленной за локтевой сустав, расставлял на мраморной столешнице принесенное на малом подносе: два по сто пятьдесят, два бутерброда с селедкой, две кружки пива, соленые орешки на тарелке.