Казнить его дважды
Шрифт:
Я достал сигарету и сунул ее в рот, а потом вспомнил, как Уэверли говорил о «рабе никотина», и вопросительно посмотрел на него. Он кивнул. Я получил разрешение, зажег сигарету и глубоко затянулся. Может быть, именно поэтому мисс Принз не разрешали курить. Если она будет дышать еще глубже, чем делала это прошлым вечером, ей придется полностью обновить свой гардероб.
Уэверли продолжал:
— Я встал, подскочил к ней, усадил в кресло и попытался как-то успокоить. Когда рыдания чуть поутихли, Наташа рассказала, что всего час назад к ней заявился огромный и очень неприятный субъект и попытался шантажировать ее. Она убедила себя, что это я его подослал. И даже если не
— А она описала того типа? А может быть, она его знает? — спросил я.
— Она описала его подробно, но она его не знает. И ее описание не совпадает ни с кем из моих знакомых.
— О'кей. Оставим это пока. А чем это он пытался ее шантажировать? Что он знает о Наташе такое, за что она, по его мнению, сможет заплатить, чтобы сохранить тайну?
— Одно время, — начал Уэверли, — наша черноволосая красавица была дружна с женатым мужчиной. В начале этого месяца они были в одном загородном клубе. Это было в субботу вечером. Они крепко выпили, особенно он. Возвращаясь в Лос-Анджелес, ее спутник, который водил машину очень нервно, врезался в другой автомобиль. Та машина потеряла управление, вылетела с дороги и ударилась в дерево. Партнер мисс Антуанетт не остановился, а вместо этого поспешил скрыться с места аварии.
Уэверли положил руки на стол и крепко сцепил пальцы.
— Так вот, мужчина, который явился к ней прошлым вечером, обладал этой информацией. Он утверждал, что существует свидетель преступления. Однако мисс Антуанетт заявила, что он напрасно пытается заниматься вымогательством. Водитель пострадавшей машины не мог их видеть, и едва ли на месте аварии были еще какие-то люди. Это произошло на бульваре Лоурел-Каньон, и там вообще не было никакого освещения, кроме автомобильных фар. Наташа настаивала на том, что никто не мог рассмотреть, кто был в их машине. И тем более узнать их в лицо. Она была совершенно уверена в этом. Но она предполагает только одно возможное объяснение…
И тут меня осенило.
— Подождите минуту, — сказал я, поднялся и начал ходить по комнате взад и вперед. Потом остановился и посмотрел на Уэверли: — Не говорите мне только, что Нат — мисс Антуанетт — написала дурацкое письмо Аманде Дюбонне.
Издатель снова улыбнулся:
— Потрясающе! Как вы догадались об этом?
— Но так было на самом деле?
— Было.
Я снова сел.
— Черт возьми, я не извлекаю свои выводы из воздуха. Прямо перед съемкой Нат читала статью в утренней газете о том, что вы задержаны в связи с убийством Пайка. Это не подействовало на нее. Но в самом низу страницы было написано, что это Пайк ведет рубрику «Строчки для страждущих» в журнале «Инсайд» под псевдонимом. А потом она перевернула страницу, где было указано имя Аманды Дюбонне. Когда она поняла, что это Пайк был автором этой колонки, то потеряла самообладание. Она могла проболтаться о той самой истории Пайку-Аманде в письме. А потом рассказала вам, после того как сделала этот неприцельный выстрел в вашу голову… Ну, я начинаю понимать, что ее вывело из себя тем утром. Она могла подумать, что ее визит к вам прошлым вечером побудил вас убить Пайка. Не говоря уже о том, что оба очень боялись грядущего скандала.
Уэверли кивнул:
— Но есть и еще одна причина, почему Наташа оказалась в таком состоянии, мистер Скотт. Если она поверила, что это я убил мистера Пайка, то могла подумать, что прошлым вечером я врал ей, потом заставил замолчать мистера Пайка, а потом сделаю то же самое с ней.
— А что, Наташа на самом деле все выложила в том письме к Аманде? — спросил я.
— Так она мне сказала, — подтвердил издатель. — Разумеется,
Я кивнул.
— А что касается самого письма, то, как я понимаю, в нем было несколько страниц. Она писала не только о своих трудностях с тем мужчиной и о той аварии на дороге, но и упоминала, что ее спутник должен был остановиться, чтобы оказать помощь, и что она должна была сообщить полиции о происшествии. Но Наташа боялась, что и ей могут быть предъявлены обвинения. Или при этих обстоятельствах ее даже могут посадить в тюрьму. Ее письмо, как я полагаю, было таким же, как и тысячи других, мучительным криком отчаяния. Оно молило об ответе и совете.
— Вы полагаете? Вы хотите сказать, что не знаете точного содержания ее письма?
— Я его не видел. Его должен был получить мистер Пайк.
Я озадаченно сдвинул брови.
— Вы начинаете понимать, — отметил Уэверли.
В самом деле, я начал кое-что понимать. Но слова Уэверли все еще крутились у меня в голове: «Письмо, как и многие тысяч других, которые мы получаем… мучительный крик отчаяния… мольбы об ответе и совете…»
Уэверли прикусил нижнюю губу.
— Понимаете ли, мистер Скотт, рассказ мисс Антуанетт не был так прост, как я вам его представил. Он состоял из намеков, недомолвок и разрозненных слов, которые я составил и превратил в единое целое.
— А теперь о шантаже, — подхватил я. — Аманда получала письма, она же отбирала те, на основании которых можно организовать вымогательство денег, и посылала туда своих людей, чтобы они сделали все остальное.
— Да, — подтвердил Уэверли. — Прежде всего, я понял только одно, что мисс Антуанетт доверила в письме к Аманде такую информацию, которую не могла передать никому, кроме официальных лиц. Но вы не должны верить никаким секретам и даже признаниям, которые печатаются в рубрике «Строчки для страждущих».
— А я и не верю, — проговорил я.
Я было начал закуривать вторую сигарету, но у меня в зажигалке кончился бензин, и я смотрел на угасающий язычок пламени, пока он совсем не погас. До этого момента я так и не вспомнил о том клочке бумаги, где было что-то написано от руки, который я поднял в сточном желобе на улице против дома Финли Пайка. А вот теперь я о нем подумал.
Уэверли забеспокоился, не понимая моего молчания:
— Что-то не так?
— Да нет, все в порядке. У вас есть спички?
Он нахмурился. Может быть, мой клиент и не возражал против того, что я курю, но никак уж не хотел потакать моим вредным привычкам. Тем не менее он отыскал коробку спичек в ящике стола и передал ее мне. На коробке была рекламная наклейка «Инсайда». Никаких улик.
Я закурил сигарету, и Уэверли продолжал:
— Как я уже сказал, поначалу я знал только одно: мисс Антуанетт подверглась шантажу. Я полагал, что необходимые для подобных действий сведения были почерпнуты из ее письма Аманде и что она во всем обвиняет меня. И сразу же мне стало ясно, что мисс Антуанетт могла либо умиротвориться, либо, пребывая в нервном состоянии, разболтать эту историю еще кому-нибудь. Например, друзьям по работе в кино или газетным репортерам… Были ли ее предположения правдивы или нет, но они породили бы в Голливуде нечто гораздо более неприятное, чем просто слухи. А это было бы просто фатально. Могло подорвать «Инсайд», и не только мою репутацию, но и многих других. Вы понимаете?