Казя теперь труп
Шрифт:
Спустилась и ахнула. Кухня преобразилась. В целом она по-прежнему осталась какой-то средневековой, но теперь тут появились: кран с мойкой, кофемашина и большущий холодильник. Все это было непривычного вида, словно из другой реальности. Ближе к стим-панку. Первым делом Кассимира заглянула в холодильник. Кринка со сметаной нашлась немедленно. Рядом с ней стояли банки, прикрытые яркими крышками и обвязанные ленточками. Кажется, в них были варенья и джемы, но сказать наверняка пока было невозможно. Вторым делом Казя включила кофемашину.
– Воду залей, – подсказала возникшая за спиной Тамарка. – Вот сюда, в воронку. Чашку сюда ставим. Кофе сюда. Теперь вот этот рубильник надо вниз… Запомнила?
Казя сообразительная, сразу запомнила.
– Умница, – похвалила ее Тамарка. – И ручку покрути. Машинка-то механическая, электричества у нас нет.
Вскоре они мирно и покойно сидели за столиком, попивая кофе и закусывая лепешками, словно старые школьные подруги, встретившиеся спустя много лет. Казя немного робела, конечно.
– Как назовешь кафе? – спросила Тамарка.
– Пока не решила.
– А идеи есть?
Идей у Кази не было, она не озадачивалась этим вопросом ранее.
– У меня заяц игрушечный есть. Зовут Кузя. Можно назвать «Казя и Кузя».
– Отличное название! – одобрила Тамарка. – Просто супер.
Зачерпнула брусничного варенья и полила им лепешку.
– А вы… – осмелела Казя. – Вы правда санитарка?
– Да, нас так называют. На самом деле я – светер.
– Кто?
– Светер, светлый ветер, забирающий развоплощающихся в больницу.
– А-а-а…
– Сразу скажу: вернуть твою тетю Таню мы не сможем. Ей как личности конец.
– А-а-а…
– Мы спасаем ту часть, которую человеки в обиходе называют душой.
– О, так спасаете все-таки!
Тамарка покачала головой и с сожалением пояснила:
– Боюсь, ты неверно понимаешь. Еще раз: тети Тани больше не будет. По факту ее уже нет. Нет как живого человека – она мертва уже много лет. А теперь нет и как нежити, поскольку – ты сама видела…
Тамарка всмотрелась в Казю, да так, что девку едва не раздавило под этим тяжеленным взглядом, и продолжила:
– А, ясно. Ты не все видела, только ногу. Там, под одеялом, было все еще хуже. Здорож Фёдр вам не показал. И правильно сделал. Незачем тебе это знать, детка. Неживи тут спокойно, сколько протянешь. Потому что ты мне нравишься. Ты молодец.
Казя и рада была бы нежить спокойно, но понимала, что теперь у нее вряд ли это получится.
– Так душа ж… Вы сами сказали!
– Мы называем эту часть личности соахом.
– Чё? Ладно, пусть будет соах. А он же вечен? А как он устроен? Он материален?
– Ничто не вечно, строго говоря. – Тамарка потянулась за сметаной. – Но в масштабах, которые нас интересуют, можно сказать, почти вечен. Его, конечно, можно специально разрушить. Но мы же не варвары. Как он устроен, в двух словах не объяснить. Можно только привести некоторые аналогии, чтобы ты примерно поняла. Он метаматериален, но несколько эм-м… Несколько миллиграмм соаха, так скажем, вполне себе материальны. Слушай, а сметана прямо вкусная, да?
Кассимире было не до сметаны.
– Итак, аналогии. Ты примерно представляешь себе, как устроен комп? Так вот. Личность – это твой рабочий компьютер. В нем есть программы, память, картинки. Ты можешь написать текст, поработать с фотками, поиграть, отредактировать видео, заглянуть в соцсеть. А можешь и новую программу написать, если умеешь.
– Я не умею.
– Неважно. В принципе ты можешь даже залезть в железо и там что-то изменить.
– Я не могу.
– Неважно. Это же только аналогия. Ты не можешь, кто-то другой может. Короче, работающий комп – это личность. Это ты. Но если все сломалось, полетело, если проги не восстановить, можно попробовать сохранить саму основу. Железяки, платы. И использовать по новой. Будет новый владелец, новый пользователь… Кстати, часто удается и память сохранить. Понятно?
Казе было ни хрена, ни перца не понятно. Но она согласно кивнула. Потом сказала со вздохом:
– А я-то думала, душа вечна. То есть соах…
– Так и есть. Он практически неубиваем – по крайней мере, в наших мирах. Про остальные не скажу.
– Так что толку, если личности каюк?
– Ну извини.
Тамарка доела лепешку, допила кофе.
– Мне пора. Ты заходи, поговорим.
– Куда заходить-то?
– А ко мне. В эту, как ее… В больничку. Куда ж еще!
– А… А как я туда попаду?
– А я тебе ниточку оставлю. Ты ведь умеешь по ниточкам ходить, только мы с тобой по разные стороны баррикад пока что. Впрочем, это не имеет значения.
Казя хотела было возразить, ведь три шага в никуда и позорное бегство в свой гроб не могут считаться хождением по ниточке. Но Тамарка развернула руку ладонью вверх, вытянула из нее ослепительно-белую паутинку и метнула ее к окошку, тому самому, которое не закрывалось и в которое лезли ветки. У рамы ниточка раздвоилась и закрутилась: левая сделала оборот по часовой стрелке, правая – против. Рама сверкнула молнией и потухла.
– С-с-с… Спасибо! – кивнула Казя. – А баррикады – это…
Тамарка не дождалась конца вопроса, свернулась светром и исчезла. Казя не успела понять, просочилась она сквозь дверь или, допустим, вылетела в трубу – у правой стены находился камин, так что труба в кафешке была.
Кассимира долго сидела у стола, опустошенная, ошеломленная, морально раздавленная. Кофе ее остыл, лепешка совсем задубела. Может, час прошел, а может и день. Ей сильно не понравилась эта продвинутая, способная на многое Тамарка.
– Тук-тук! Есть неживые? Войти можно?
Надтреснутый голос принадлежал здорожу Фёдру, Казя его мгновенно узнала, встрепенулась:
– Да-а! Не заперто!
Фёдр вошел. Выглядел он на миллион: посвежевший, помолодевший, седой, но подстриженный на современный лад.