Кеес Адмирал Тюльпанов
Шрифт:
Стало быть, ночью я подберусь к Белым воротам, окликну своих и вместе с коровами попаду в Лейден. Следующей ночью точно так же выйду, а когда вернёмся в Роттердам, минет ровно три дня, как и обещано Брунинку. Гёзам я подробно расскажу о Ламмене, а это, может, главное препятствие на их пути. Теперь, если голова у вас варит, вы спросите: зачем же мы в первый раз выбирались из Лейдена среди бела дня с таким риском, когда можно было ночью выйти из Белых ворот, как я собирался сделать на этот раз?
На это отвечу, что вы большие умники, но ещё не совсем. Сообразите,
Другое дело сейчас, когда я достаточно поскитался среди вражеских постов, кое-чему научился, а ночь для меня уже привычное время. Сейчас я ночью сквозь игольное ушко пролезу, не то что между караулами.
Оставался ещё вопрос с Караколем. Разделиться нам или идти в Лейден вместе? А вдруг не сумеем выбраться из города, как же тогда сведения о пушках? Караколь вообще не советовал идти в Лейден, он считал, что это опасно. Но меня уже трудно остановить, просто какой-то зуд начался. Быть рядом с домом и не завернуть! Не повидать Сметсе и Михиелькина с Боолкин!
Но всё решилось само собой. Сначала к нам привязался щеголеватый офицер. Он был разодет, как павлин. В красном бархатном камзоле с золотым шитьем и здоровенной шляпе с белыми перьями. Этот щеголь, насвистывая, шёл по лагерю и бил себя прутиком по сапогам. А сзади слуга тащил чудное ружье с длиннющим стволом и разукрашенным прикладом.
Офицер вдруг перестал свистеть и уставился на Караколя.
– О-ля-ля!– закричал он истошным голосом. – Бьен! Шарман! Этого я не пробовал… Горбатый человек! Поди сюда, горбатый человек!
Караколь подошёл, офицер что-то залопотал ему и стал хлопать по горбу. Караколь слушал и кивал головой.
– О, бьен! – завопил офицер. – Она соглашается! Она молодец! Поль, давай мою «жанетту»!
Офицер, как я понял, был из валлонов, а может, настоящий француз. Он пересыпал речь французскими словечками, которые я знал от Лиса, но упорно называл Караколя «она».
Я и опомниться не успел, как Караколь стоял в пятидесяти шагах, чуть пригнувшись, а на горбе у него красовалась пустая бутылка.
Офицер в это время прилаживал свою длинноствольную «жанетту» на плече слуги Поля и бормотал:
– Бьен! Она соглашается! Храбрый горбун. Лейтенант Шевалье не промахнется. О, горб и бутылка, бьен! Экселент!
Я просто онемел. Неужели он собирается стрелять в эту бутылку? И Караколь согласился? Да ведь… Ба-бах! Раздался выстрел. «Жанетта» на плече Поля подпрыгнула, выбросила упругий клубок дыма, а бутылка на горбе Караколя разлетелась вдребезги!
– Чудовищно! – завопил офицер. – Я лучший в мире стрелок! Чудовищный поразитель мишеней! Бьен!
Он схватил Караколя в объятия, стал тискать и называть лучшим другом.
– Она не побоялась ставить эту бутылку! Она мой друг навсегда! Лейтенант Шевалье не отпустит друга!
Так Караколь стал «лучшим другом» ненормального лейтенанта. Тот затащил его в палатку, начал кормить и поить до отвала, а главное, уговаривал остаться у него в слугах за живую мишень, потому что Поль не соглашается держать у себя на голове ни бутылку, ни, тем более, яблоко, когда лейтенант Шевалье готовится стрелять из «жанетты».
Я тем временем шатался вокруг палатки, слушал сумасшедшего стрелка и думал, как вызволить Караколя. А тут вот что происходит.
Лагерь раскинулся по обе стороны дороги, а дорога проходит недалеко от палатки лейтенанта Шевалье. В то время как я бесцельно стоял у обочины, мягко прокатила карета, но вдруг остановилась, и меня поманила рука. Сначала я не понял, а потом вроде бы послышалось: «Кеес…» – и я подошёл.
Дверца распахнулась, и я увидел… Эглантину. Она была то ли растеряна, то ли взволнована, но сразу заговорила:
– Ага, это ты! Ну конечно, в самом неподходящем месте встречаешь Кееса. Но хорошо, что встретила… Кеес… вот что, некому мне передать, а ты ближе всех к Лейдену. Понимаешь, я узнала, неважно от кого, только что узнала… В Лейдене готовят взорвать стену у Коровьих ворот… Ты понял? Я не знаю когда. Может, завтра. День взрыва испанцам сообщат, и те пойдут на штурм сквозь пролом…
Я похолодел. Вот они, делишки отца Антонио и моего бывшего хозяина Адриана Слимброка!
– Кеес, – поспешно заговорила Эглантина, – надо сообщить в Лейден. Уж ты как-нибудь проберись, может, они завтра взорвут эту стену. У Коровьих ворот. Запомнил?.. А ты-то как здесь оказался?
После слов Эглантины моих подозрений на её счёт как не бывало. Ехала она, конечно, от дона Рутилио, но про своих, как видно, не забывала. Я быстро всё рассказал, и даже про Караколя. Вот кабы нам вытянуть его из палатки, то Эглантина могла бы подбросить его до Роттердама с подсчетами оружия форта Ламмен.
– Ну, это я беру на себя, – сказала Эглантина. – Лейтенант Шевалье мне известен. Не то что Караколя, он мне «жанетту» свою отдаст… Хотя нет, ружье не отдаст, он на стрельбе помешался, а стреляет, правда, отменно. Ну, Кеес, мальчишка сумасшедший, пусть бог тебе поможет…
На том мы с Эглантиной и расстались. Она завернула карету к палатке лейтенанта, а я отошёл подальше, чтобы ни во что уже не ввязываться, а к сумеркам выбраться из лагеря и во все лопатки к Лейдену, где готовилась измена.
В ЛЕЙДЕНЕ
Что стало с моим Лейденом! Город словно вымер. На улицах почти никого, даже собаки куда-то подевались.
Попал я в Лейден, как и рассчитывал, вместе с пастухом Самсоном. Коров у Самсона осталось всего десяток, да и сам он порядочно ослабел. Самсон рассказал, что в город пришла чума. Ночью вспучилась вода в Рейне, а утром оттуда вылезла синяя, страшная женщина. Это и была чума, Самсон сам видел.