Келльская пророчица

Эддингс Дэвид

– Что-о? Волчица?

– Это необычная волчица, Закет. У меня на ее счет появляются все более серьезные подозрения...

– Сестра рада тому, что даже такие волчата-подростки, как ты, обнаруживают зачатки проницательности, – фыркнула волчица.

– Благодарю, – ответил Гарион. – Брат счастлив снискать одобрение нежно любимой сестры.

Волчица ласково вильнула хвостом.

– Однако сестра советует брату держать при себе свое открытие.

– Разумеется, – пообещал он.

– О чем это вы болтали? –

спросил Закет.

– Игра слов волчьего языка, – объяснил Гарион. – Это совершенно непереводимо.

Барон Астеллиг уже освободился от лат и теперь восседал в массивном кресле возле камина, где потрескивали поленья.

– Тут всегда зябко, господа рыцари, – сказал он. – Камни предохраняют от превратностей судьбы, но они вечно холодные: за зиму успевают остыть настолько, что за все лето так и не нагреваются. Сему явлению обязаны мы тем, что вынуждены топить камины даже тогда, когда летнее солнце проливает благословенное тепло на наш благословенный остров.

– Ваша правда, барон, – ответил Гарион. – Даже массивные стены Во-Мимбра все лето удерживают сей мертвенный хлад.

– Неужто вы, господин рыцарь, бывали в Во-Мимбре? – изумленно спросил барон. – Я отдал бы все, чем владею, и даже все то, что мне предначертано судьбой приобрести, за счастье узреть сей славный град. Каков же он, расскажите?

– Он весьма велик, барон, – ответил Гарион. – И стены его, сложенные из золотых слитков, отражают солнечный свет, словно желая посрамить сами небеса своим великолепием.

Глаза барона наполнились слезами.

– Это благословение небесное, господин рыцарь. – Голос его дрожал от волнения. – Небо подарило мне встречу с доблестным героем, влекомым по свету великой целью и обладающим изысканным красноречием. Это величайшее событие в моей жизни, ибо воспоминания о Во-Мимбре, бережно передаваемые из уст в уста многими поколениями, согревали нас, разлученных с родным краем, долгие тысячелетия. Но воспоминания эти тускнеют и отдаляются от нас с каждым годом подобно тому, как по мере приближения старости забываются лица людей, дорогих сердцу, отнятых у нас неумолимым роком, являясь нам лишь в мимолетных сновидениях.

– Господин барон, – несколько неуверенно заговорил Закет, – слова ваши глубоко тронули мое сердце. Обладая дарованной мне Небом властью, обещаю в недалеком будущем возвратить вас в столь любезный вам Во-Мимбр, собственноручно подвести к трону тамошнего государя и воссоединить с собратьями!

– Вот видишь, – шепнул другу Гарион, – привычки легко приобретаются.

Барон, уже не стыдясь, вытирал глаза.

– Я заметил вашу собаку, господин рыцарь, – обратился он к Гариону, желая сгладить некоторую неловкость. – Насколько могу я судить, это сука?

– Спокойно! – властно приказал волчице Гарион.

– Какое оскорбление! – зарычала она.

– Не он выдумал это слово. Он ни в чем не повинен!

– Она поджарая и несомненно проворная, – продолжал барон, – а золотые глаза ее с первого же взгляда изобличают в ней ум, коим она явно во много раз превосходит бастардов, заполонивших сие королевство. Не соблаговолите ли, господин рыцарь, открыть мне, какой она породы?

– Это волчица, барон, – ответил Гарион.

– Волчица? – воскликнул барон, проворно вскакивая на ноги. – Надо бежать, покуда сей дикий зверь не ринулся на нас и не разорвал в клочья!

То, что сделал вслед за этим Гарион, с полным правом можно было бы назвать бахвальством, но именно такое поведение частенько производит наиболее сильное впечатление. Он протянул руку и почесал у волчицы за ушами.

– Храбрость ваша не знает границ, господин рыцарь! – восхитился барон.

– Мы с нею друзья, барон, – поведал ему Гарион. – Мы связаны прочнейшими узами, кои превыше человеческого понимания.

– Сестра от души советует тебе прекратить, – тихо прорычала волчица, – если не желаешь лишиться лапы!

– Ты не сделаешь этого! – воскликнул он, проворно отдергивая руку.

– Значит, ты все же не вполне в этом уверен? – оскалилась волчица, изображая нечто весьма отдаленно напоминающее улыбку.

– Вы говорите на языке зверей? – ахнул барон.

– Я знаю несколько звериных языков, господин барон, – ответил Гарион. – Вы, без сомнения, знаете, что у разных зверей и наречия тоже различны. Правда, я не постиг еще змеиного языка – полагаю, для этого язык у меня неподходящей формы.

Барон неожиданно рассмеялся.

– Да вы шутник, господин рыцарь! Многое из сказанного вами мне предстоит еще долго осмысливать, а все остальное достойно лишь восхищения. Итак, перейдем к делу. Что соблаговолите вы поведать мне о цели ваших странствий?

– Будь предельно осторожен, Гарион, – предупредила волчица.

Гарион задумался.

– Как вам, вне сомнений, ведомо, господин барон, – начал он, – в большом мире ныне царит зло и великая смута...

Он был предельно честен, ибо в мире смута царит всегда, да и зла предостаточно.

– И цель моя, равно как и присутствующего здесь отважного друга моего, – противостоять этому злу. Известно вам также и то, что слух, словно брехливый пес, может опередить нас и донести наши имена – ежели бы мы опрометчиво назвали их – до слуха отвратительных негодяев, на которых и идем мы войной. Тогда злобный враг наш, прослышав про наше приближение, насторожился бы, и его приспешники могли бы подстеречь нас в засаде. Вот почему должны мы скрывать наши лица под забралами и остерегаться называть наши имена, которые, надо вам доложить, пользуются некоторой славой в большом мире.