Кельнская королевская хроника
Шрифт:
В том же году Алексей, отца [687] которого свергли с престола и заключили в тюрьму, [688] бежал из Греции, прибыл в Аллеманию к своему зятю, королю Филиппу, и некоторое время оставался здесь, где ему был оказан почетный прием.
В том же году граф Балдуин Фландрский с сильным вооружением предпринял поход на Иерусалим.
На своем пути через Францию он получил огромную сумму денег, которую для этого крестового похода собрал некий Фолько, считавшийся чудотворцем. Когда он встречался с маркграфом Бонифацием Монтферратским, то последний призвал его облачить себя крестом и выступить с ним. Вняв его просьбе, тот нашил во имя Иисуса крест и обещал принять участие в походе. Итак, посоветовавшись друг с другом, они послали одного знатного человека вперед с деньгами, чтобы построить корабли. Когда они последовали за ним, то обнаружили, что он истратил на постройку судов более семнадцати тысяч марок. Так как они провели там много времени вследствии мира, заключенного за морем между христианами и язычниками, и в длительном ожидании остальных, а после истощения всех взятых ими с собой запасов, стали испытывать нужду, то герцог Венеции [689] , очень умный человек, обратился к ним, преподнеся многие дары, и обещал устранить все их трудности, если они отважаться выступить вместе с ним, чтобы захватить город венгерского короля, называемый Язарис [690] . В этом городе герцог когда-то был взят в плен и ослеплен. Те, учитывая свой недостаток в деньгах, и то, что без больших расходов у них не получится ни двигаться дальше, ни вернуться на родину с честью, после совместного совещания отправляются с ним, осаждают и захватытвают город, разрушив его и перебив жителей мечами. После устроенного ими чудовищного разбоя, они расстались с герцогом и затем отправились дальше, сильно обогатившись очень крупными трофеями. За это, по просьбе венгерского короля [691] они были преданы Папой анафеме, однако позднее, в результате заступничества Алексея, сына греческого императора Тирсаха, проклятие с них было снято и они выступили вместе с ним, чтобы захватить Константинополь [692] .
687
Исаак II Ангел — византийский император, первый срок правления которого был 1185–1195 гг.
688
А именно, его собственным братом Алексеем.
689
Энрико Дандоло — венецианский дож в 1192–1205 гг.
690
Зара — город в Далмации (совр. Задар в Хорватии). В 1183 г. венгерский король захватил город у венецианцев.
691
Эммерих — венгерский король в 1196–1204 гг.
692
В рукописи В стоит: "и были посланы им, чтобы подчинить Восточную церковь Римской".
Год 1202
5. В год Господа 1202 король Отто и архиепископ Кельна Адольф организовали переговоры с многими другими князьями в Мастрихте по вопросам о положении государства и по разным другим вопросам, которые в то время необходимо было срочно обсудить. Однако, одна из главных тем этих переговоров касалась вражды, разгоревшейся между герцогом Брабанта [693] и графом Гельре [694] . Каждый из них выставил большие силы и их спор нельзя было уладить без ущерба для армии или для жителей городов. Сразу после того, как между ними был наконец восстановлен мир и король с епископом вернулись в Кельн, между этими двумя в присутствии кардинала, приоров, горожан произошла очень сильная ссора, которую едва смогли уладить за три дня. Поводом для этой ссоры послужила пошлина, монета, неправильный сбор налогов и нарушение мира по отношению к купцам. После того как были выслушаны доводы обоих противников, короля и епископов, при посредничестве легатов, перед судом которых проходили эти переговоры, было достигнуто мирное разрешение их ссоры, при условии, что всякое насильное обложение налогом считается недействительным, и для купцов был установлен прочный долговременный мир.
693
Генрих I
694
Отто Гельдернский.
В то же время герцог Брабанта вступил с войском в Голландию и захватил в плен графа этой земли, Теодериха, с
695
Текленбург, к западу от Оснабрюка.
Епископ Вирцебурга, Кунрад, был убит несколькими злодеями на праздник святого Николая. (6 декабря)
Год 1203
6. В год Господа 1203 герцог Швабии Филипп собрал сильное войско и двинулся в Тюрингию, чтобы смирить ландграфа Геримана, так как он его покинул, против его воли получил покровительство Зифрида, став ему преданным, а также предоставил его врагу доходы и права, которые в Тюрингии принадлежали майцскому престолу. Поскольку через разведчика он узнал, что к нему на помощь пришел пфальцграф с 500 рыцарями и 300 оруженосцами и король Богемии с 60 000 человек, то опустошил огнем всю землю в ближайших окрестностях и со своими людьми быстро отправился в Эрпфорт. При известии об этом ландграф с богемцем, пфальцграфом и всем собранном ими войском, осадил город, собираясь взять герцога в плен. Однако в полночь Филипп бежал с небольшим числом людей и отправился к восточносаксонскому маркграфу, чтобы тот предоставил ему военную помощь и любым способом освободил окруженных рыцарей. Узнав о его уходе, князья сняли осаду, длившуюся девять дней, единодушно решив не давать своим противникам собирать войско, погнались за ними и вторгнувшись в земли маркграфов, предали здесь все разбою, пожару и разным бедам. После того, как это случилось, подошел король Отто с войском. Он одобрил то, что они совершили, будучи всеми радостно встречен, и принял с князьями решение заручиться верностью богемца, который должен был получить от него корону. Это произошло на день святого Варфоломея (24 августа) в Марсбурге [696] , где господин Гвидо, легат римской церкви, посвятил того в короли. Также ландграф снова произнес свою клятву верности королю Отто, данную им еще раньше, теперь же она была произнесена в присутствии всех собравшихся там князей.
696
Мерзебург, к западу от Лейпцига.
В том же году скончался епископ Мюнстера, Гериман. Из-за выбора произошел раскол, так как приоры и министериалы избрали Отто, старшего пастора бременского собора, а графы и вольные жители со своими сторонниками — аббата Клаольта [697] .
Поскольку этот спор невозможно было уладить, то обратились в Кельн к суду кардиналов, для того, чтобы решить это дело согласно постановлению суда. На собрании в церкви святого Панталеона, куда явились кардинал, архиепископ Кельна и множество князей, среди которых были герцог Лёвена [698] , граф Шаумбурга Адольф [699] , епископ Оснабурга [700] и многие другие князья, выслушали доводы обеих сторон. Когда их вопрос так и не смогли решить, они обратились к высшим церковным князьям при условии, что тем временем ни одна из сторон не посягнет на владения и имущество епископства. Кроме того, на этом собрании кардинал предал анафеме епископов Магдебурга [701] и Бремена [702] потому, что они вопреки распоряжению Папы, были враждебно настроены к королю Отто.
697
Монастырь Клархольт (ныне деревня Клархольц) расположен примерно в пяти милях к востоку от Мюнстера недалеко от Реды.
698
Герцог Генрих Брабантский.
699
Написано Сконуинбурх.
700
Герхард.
701
Лудольф.
702
Хартвиг.
В том же году [703] Константинополь, построенный Константином Великим и до сих пор бывший непобедимым городом, был осажден и захвачен. Когда-то именно император Константин, крещеный святым Сильвестром, передал Рим и всю Италию святому Петру и его преемникам, построил в Греции город, прежде именовавшийся Византием, назвав его своим именем, Константинополь, и определил его в качестве местопребывания римской власти и столицы всей Западной Европы. Последующие императоры также украсили его замечательными сооружениями, наполнили богатствами и разместили там мощи святых апостолов и другие святыни, привезенные ими из многих частей света. И вот, теперь, когда этот город был захвачен, в нем обнаружили несметные, ни с чем не сравнимые, богатства, драгоценные камни, а также часть креста Господня, привезенную из Иерусалима святой Еленой, отделанную золотом и драгоценными камнями, весьма почитаемую там во все времена. Теперь присутствующие епископы разрезали его и вместе с другие драгоценными реликвиями разделили среди благороднейших людей, которые после своего возвращения на родину раздали его по церквям и монастырям.
703
В 1204 году, однако это было перед Пасхой, и по обычаю жителей Кельна считалось в 1203.
Каким образом город был сначала завоеван, а затем вновь передан Алексею и его отцу, свергнутому с престола и заключенному в тюрьму его собственным братом, можно узнать из следующего письма, которое граф из Св. Павла отправил герцогу Брабантскому.
"Своему близкому другу Генриху, герцогу Лёвена, благородному мужу, Хуго, граф из Св. Павла, передает привет. Мне хотелось бы сообщить Вашему Высочеству о состоянии беднейшего воинства Иисуса Христа. Так знайте же, Ваша Светлость, что Алексей, сын Тирсака, бывшего императора Константинополя, ослепленного своим братом [704] из-за стремления захватить власть, пришел к нам в Корфу [705] и, пав на колени, слезно умолял всех нас, дабы мы отправились с ним в Константинополь и оказали ему помощь, чтобы он при нашем содействии смог свергнуть с трона своего дядю, совершившего такое злостное преступление против его отца, из властолюбия захватившего и незаконно присвоившего себе трон. По этому поводу у нас возникли большие разногласия и ужасный шум, так как все кричали, что они хотят отправиться в Аккарон, а тех, кто одобрил поход на Константинополь, было чуть больше двадцати. Среди них был некий маркграф [706] , бывший граф Фландрии [707] , граф Людевих [708] и другие, имена которых здесь упоминать не будем. Они ясно представили всему войску, что поход на Иерусалим был бы для всех бесполезен и губителен, поскольку сами они неимущи и не запаслись продовольствием, а также никто из них не смог бы заплатить жалования рыцарям и денежного содержания вассалам, подтащить метательные орудия и подвезти другие военные приспособления. В конце концов они с трудом нас успокоили, лишь при условии, что они пробудут в Константинополе никак не более одного месяца, разве, что останутся по своей собственной инициативе. Однако им возразили, что если намерение остаться на короткое время станет известно, то это будет нам невыгодно, так как греки станут меньше нас бояться, если заранее узнают о коротком сроке нашего пребывания. Все же они добились от нас, чтобы им была дана прочная гарантия того, что наша задержка продлится только один месяц. Так и случилось. Затем молодой император обещал нам, что он выдаст всему нашему войску на целый год продовольствия и обеспечит десяти тысячам рыцарей содержание на один год в Святой Земле. Еще он пообещал в течение всей своей жизни за свой счет держать 500 рыцарей в Святой Земле и выплатить венецианскому герцогу сто тысяч марок серебром и столько же нашему войску. Договорившись об этом, найдя общую выгоду, мы поднялись на корабли и, пройдя на них восемь дней, встали на якорь в заливе Буккеавие [709] , откуда по расчетам до Константинополя было 100 часов пути [710] , а путь туда проходит через узкий пролив с быстрым течением, называемый Рукав святого Георгия. Мы проплыли его и взяли курс к земле против Икония [711] , прямо к заливу [712] , отдаленному от Константинополя одним часом пути. Там мы изумились, очень удивляясь тому, что у находящегося с нами молодого императора, не было ни друзей, ни родственников и что к нему не прибыл ни один посланник, чтобы прояснить ему положение дел в Константинополе. Однако император, находящийся в настоящее время у власти, быстро отправил своих посланников к венецианскому герцогу, маркграфу, графу Фландрии, графу Лудевиху и к нам. Поэтому мы организовали друг с другом общий совет и заявили, что вообще не будем говорить с посланниками императора, прежде чем он не оставит императорский трон, в противном случае мы не будем слушать ни его самого, ни его посланников. Нам не хотелось, чтобы греки подкупили нас подарками или переубедили. Тем временем, армия императора на противоположном берегу [713] была готова помешать нам переправиться и явно выказала желание с нами сражаться. Как только мы об этом узнали, то поспешили покаяться во всех своих грехах, полагаясь только на божественное милосердие. Затем мы построились в боевые порядки и вооруженные все, как один, сели на баржи [714] и галеры; а всего средств, пригодных для переправы, было 200, не считая лодок и барок. Когда мы, ведомые Богом, достигли того берега, все греки, собравшиеся чтобы помешать нашей переправе, по Божьей милости побежали от нас так быстро, что мы даже едва смогли настигнуть одного из них, раненого стрелой. Затем мы дошли до одной сильно укрепленной башни, называемой Галата [715] , к которой была прикреплена очень толстая железная цепь, перекинутая через поперечную балку и тянущаяся через море, доходя до самых городских стен. Эта цепь ограждала залив, и к тому же суда и городские галеры с барками были связаны друг с другом, чтобы не дать нам войти. Кроме того, на упомянутой башне для ее обороны были размещены английские, пизанские, генуэзские [716] и датские наемники, которые когда им вздумается вылезали наружу и снова скрывались, обстреливая наших стрелами. По поводу этой башни мы совещались с венецианским герцогом, очень умным и опытным человеком, и сказали ему, что ее нельзя взять никаким иным способом, а только с помощью подкопа и метательных орудий. Тот ответил нам, что подведет к вышеупомянутой цепи свои корабли и установит на них метательные орудия вместе с различными осадными машинами, а нам надо будет с суши возвести леса, и тогда с Божьей и нашей помощью осажденную со всех сторон башню легко можно будет взять. Во время этого обсуждения спрятавшиеся наемники совершили стремительное нападение на наше воинство, обстреляв его стрелами. Однако они не смогли нанести нам никакого вреда, и, будучи быстро отбитыми, понесли гораздо больше потерь среди своих. На третий день, после того, как мы поставили там свои палатки, неприятели, внезапно появившись из-за них и предприняли новую атаку на многих наших рыцарей и их пеших оруженосцев, зайдя на нас с тыла [717] . Однако подошел Петер Браилькульский со многими вооруженными рыцарями и дружинниками и обрушился на них таким стремительным броском, что они не смогли не только устоять перед ним, но даже отступить под защиту башни. Некоторым из них перед натиском наших пришлось броситься в море, где они и утонули, другие были убиты, остальные попали в плен. Сразу же башня при чудесном божьем содействии без всяких осадных приспособлений была захвачена и цепь разорвана. Вскоре корабли отошли к городу, залив стал свободен для наших судов и его заполонило множество галер, барж и барок. Построившись в боевой порядок, мы сами и наши корабли продвинулись вдоль берега [718] до самого каменного моста, находящегося в часе пути от той башни. Этот мост был длинее малого парижского моста, но при этом настолько узок, что три рыцаря бок о бок едва могли пройти по нему, а вода была глубока и мы не могли бы переправиться в другом месте, не пройдя большой крюк [719] . При этом, находясь далеко от своих кораблей, мы бы подверглись большой опасности и понесли бы потери. Когда мы подошли к мосту, то по милосердию божьему переправились без всяких препятствий и, продвинувшись дальше, расположились лагерем между дворцом императора [720] и дворцом Боэмунда [721] , причем так сильно приблизились ко дворцу, называемому Плахерна [722] , что наши стрелы долетали до дворца и попадали в его окна, а стрелы греков пролетали над нашим лагерем. Затем мы вбили вокруг нашего лагеря толстые колья, окружив его оградой, и после этого соорудили осадные машины и метательные орудия перед стенами. Венецианский герцог, кроме того, на каждом корабле из парусных жердей сделал очень высокий мост, высотой около 100 футов; по этому мосту могли пройти шеренгой четыре рыцаря. Еще на каждой барже был установлен магнель [723] . Во время этих приготовлений греки пешими и конными много раз стремительно нападали на нас, но ничего этим не достигли. Однажды большое число рыцарей, толпами вывалившееся из ворот, которые открылись правее и выше дворца, выступило вперед и вынудило нас на битву, однако наши сильным и стремительным ударом смело отбросили их так, что многие из них, втаптывая друг друга в грязь, попадали на землю. Среди них вместе с многими другими был убит сын герцога Дурато [724] , считавшийся у жителей Константинополя особенно храбрым. Также на следующий день отряд рыцарей из города вырвался из ворот Влахерны на ту сторону, где мы собирались возводить осадные приспособления, однако с божьей помощью они были с позором решительно отброшены назад. При этом к нам в плен попал один знатный человек, советник императора, влиятельный и искусный в военном деле, как все жители Константинополя. В среду был составлен план битвы и в соответствии с ним на следующий день было решено начать штурм города, а именно: герцог Венеции должен штурмовать с моря, а граф Фландрии, граф Людевих и с ними маркграф — с суши. Я же с М. [725] Монморанси, маршалом Шампани и О. Сен-Шерон [726] , должны были во время штурма охранять лагерь снаружи между валами и полем, что мы и выполнили. После того, как построились отряды и определен план, герцог и его венецианцы с некоторыми из наших, которые будут вести битву со стороны моря, подвели корабли вплотную к стенам, поставили к стенам лестницы, решительным натиском вторглись в город, захватили тридцать башен, причем сами поразились [727] такому количеству, и сожгли значительную часть города. Наши также начали штурм с суши и подобным образом приставили к стенам лестницы и водрузили знамена и флаги. Подкопщики, подрыв стену, повалили башню. Тогда император из-за пожара города и нашего натиска со всех сторон у каждых ворот, которые выводили на поле, выставил очень многочисленные отряды рыцарей, чтобы отовсюду напасть на нас, окружить и уничтожить. С другой стороны мы тоже построили наши боевые порядки, граф Фландрии со своими людьми и я — со своими, оба наших отряда выстроились клином. Мы были настороже, ехали верхом в строгом порядке, примыкая вплотную друг к другу, в сторону противостоящей нам боевой шеренги, так близко приблизившись к неприятелю, что их лучники и метальщики попадали в нас, равно как и наши в них. Когда они увидели, что мы были отважны и непоколебимы, продвигаясь вперед стройными и сплоченными рядами, и не так-то легко нас можно было победить или остановить, они отступили сильно поразившись и испугавшись нас, так и не отважившись, слава Богу, сражаться с нами. Знайте же, что наших во всех отрядах было не больше пятисот пеших и столько же конных рыцарей, а пеших дружинников у нас было не больше двух тысяч, большая часть которых находилась у наших осадных орудий, охраняя их. Увидев их бегущими, мы не стали их преследовать, опасаясь, как бы они путем коварства и засады не нанесли вреда нашему лагерю, нашим осадным орудиям и башням, уже захваченным венецианцами. Император поклялся, что когда он ночью вернется в свой дворец, то на следующий день начнет с нами сражаться. Среди той ночи он тайно бежал оттуда. В четверг как раз мы и должны были сражаться, как обещал император. Между тем, на следующее утро при божьей помощи город сдался нам. Это случилось, когда прошло восемь дней с начала осады. Тогда император Тирсак и императрица, его супруга, сестра венгерского короля [728] , которые долго содержались в ужасной тюрьме и были заключены, выразили свою огромную благодарность с заявлением, что они благодаря божьей милости и нашей помощи были освобождены из тюрьмы, возвратили себе почет власти, а мы теперь с их долго отсутствующим сыном на следующей день должны будем вступить в их дворец так, как будто бы он был наш. Мы так и сделали и с большим почетом пировали у них в дружеском расположении. Однако, я желал бы донести до Вашего сведения, что в деле Спасителя мы добились того, что Восточная церковь, центр которой раньше находился в Константинополе, теперь опять, как это было с давних пор, вместе с императором и всей его империей, связана с ее главой, римским Папой, и снова признается в качестве дочери римской церкви и впредь, как обычно, склонив голову, станет повиноваться ему в полном смирении. Также сам патриарх этой церкви, благоприятствовал и поддерживал это дело, впредь обратится к римскому престолу, дабы принять от высших церковных князей паллий своего звания и уже клятвенно поручился в этом вместе с императором. Соблазненные такими огромными и многочисленными преимуществами и связанные святой надежды на будущие блага, мы решили перезимовать в этом городе и уже велели сообщить об этом нашим братьям, ожидающим на той стороне моря нашего прибытия, дабы они, услышав радостное известие о наших успехах, участниками которых мы страстно желали бы видеть и их, будучи поддержанные святой надеждой ждали нас из Константинополя. Знайте же, что мы обязуемся довести до конца рыцарскую битву перед Александрией против султана Вавилонии. Если кто-то желает служить Богу, служить которому, значит властвовать, и снискать себе среди рыцарства славу выдающегося и знаменитого, он принимает крест, следует за Господом и приходит на его турнир, к которому его призывает сам Господь. Прощайте."
704
Алексей III — византийский император в 1192–1203 гг.
705
Корфу (совр. Керкира) — остров в Ионическом море у побережья Греции.
706
Бонифаций Монтферратский.
707
Балдуин IX.
708
Граф Блуа и Шартра.
709
Т. е. в заливе Абидус на Геллеспонте. Слово "Буккеавие" состоит из слов "Букка" и "Авие" (или "Абиди") См. Wilken, Gesch. der Kreuzz. V, S. 199 Anm. 21. Pl.
710
Выражение "час пути" при определении галльской мили (в оригинале) не совсем точно, поскольку галльская миля составляет в длину только 1500 шагов. При этом названное расстояние между Абидусом и Константинополем вовсе не преувеличено, как это может показаться на первый взгляд.
711
Т. е. к азиатскому берегу.
712
Видимо к заливу Скутари.
713
Следовательно, на европейской стороне.
714
Специальные суда, используемые для перевозки лошадей.
715
Башня Галата построена в 514 г. при императоре Анастасии, а к VIII в. была обстроена укреплениями.
716
Варианты чтения "leveniani" C1, "Leveniani" B1, не проясняют смысла, поэтому предпочтительнее переводить "Geneciani", т.е. "генуэзцы", как в первом томе словаря Мартена и Дюрана (с. 784) где приведена версия нашего письма.
717
В оригинале: praeter nos "перед нами".
718
Т. е. берега залива.
719
Этот залив в действительности протянулся между Константинополем и Галатой в виде рога (откуда также его название "Хрисокерас", т. е. Золотой Рог), вдаваясь в сушу почти на милю в северо-западном направлении. См. J. von Hammer, Constantinopolis und der Bosporos, I. S. 18.
720
Дворец Константина (называемый также Магнаура) в Гебдомоне, в северо-западной части Константинополя, которая находилась у верхнего края залива ближе всего к нападающим крестоносцам.
721
Дворец Боэмунда у Ж. де Виллардуэна назван замком (С. 40 в издании Мишо и Пужуле. Ж. де Виллардуэн. Завоевание Константинополя. Гл. 164), "который являл собой аббатство, обнесенное стенами" и располагался он вне городских стен. Это старый Космидион (монастырь Космы и Дамиана) в предместье Эджуб (современное название) у самого залива. Название "Боэмунд" происходит от того, что во время Первого Крестового похода здесь жил знаменитый Боэмунд Тарентский, когда его принимал греческий император.
722
Знаменитый дворец Влахерна (Плахерна) располагается недалеко от дворца Константина, но ближе к заливу, напротив Космидиона. Он был построен прямо у городской стены, в которой были ворота того же названия, выводящие на берег и к Космидиону (Ср. упоминание об этом в вышеназванной работе J. von Hammer, I. S. 105. 196. 204; II. S. 32 ff.).
723
Вид небольших осадных машин (франц. мангоннель) — передвижное
724
Дураццо.
725
Матфиас.
726
Ожье де Сен-Шерон (в современном департаменте Марна, округ Витри, кантон Сен-Реми-ан-Бузмон) не был одним и тем же лицом с вышеназванным маршалом Шампани, как это может показаться судя по оригинальному тексту (здесь вводит в заблуждение союз "и"); это два разных человека. Маршалом Шампани был Жоффруа де Виллардуэн известный французский хронист, писавший о Крестовых походах. Ср. с его описанием (с. 37 указ. изд. Ж. де Виллардуэн. Завоевание Константинополя. Гл 151).
727
В исходной тексте "atturbati", т. е. "взволновались".
728
Маргарита Венгерская, дочь короля Белы III. Выйдя в 1186 г. замуж за Исаака II Ангела, сменила имя на Марию.
Как после смерти Тирсаха Алексей изменил свое отношение к крестоносцам и за добро отплатил злом, и как они после захвата города произвели в императоры графа Балдуина Фландрского, можно узнать из следующего письма, отправленного этим графом архиепископу Кельна.
"Своему достопочтенному отцу, дорогому господину и брату Адольфу, милостию божьей архиепископу Кельна, Балдуин по той же милости вернейший во Христе, Богом коронованный император, повелитель римлян [730] и вечный покровитель империи, граф Фландрии и Хеннегау [731] , его брат и преданный друг, желает всяческих благ в этой и в будущей жизни. Поскольку Ваше Священство по своему усердию в деле христианской религии, а также из-за особой любви к нашей особе возжелал узнать о том, что у нас произошло, мы решили поведать Вашей Светлости, при каких новых чудесных обстоятельствах направляла нас божественная милость и какой великой славой удостоила она, к восхищению всех времен, конечно же, не нас, а свое собственное имя. За ее чудесами, кои она уже явила нам, всегда следуют еще более поразительные явления, так что даже неверующие больше не в силах сомневаться в том, что все это твориться рукою Господней. И все же ничто из того, на что мы надеялись и к чему готовились, не сбывается, однако же новую помощь Господь оказывает нам только тогда, когда уже человеческих усилий становится явно недостаточно. Если нам не изменяет память, в отправленном Вашему Священству послании [732] , мы довели рассказ о наших успехах и о нашем положении до того момента, как после насильственного овладения многолюдным городом, осуществленного небольшими силами, после изгнания тирана и коронации Алексея, сына Тирсаха, нам была обещана и подготовлена остановка на зиму для того, чтобы силой подавить того, кто еще мог бы противостоять Алексею. И вот, мы незамедлительно начинаем рассказ о том, что с нами случилось впоследствии, считая необходимым вначале отметить следующее: а именно то, что мы совершили против греков, было делом рук не человека, а бога, так же и то, что Греция при новом императоре, бывшим, естественно, из греков, в качестве благодарности проявила к нам привычное для себя вопиющее вероломство, было делом рук дьявола. Мы, конечно, покинули город, чтобы наши обычаи не стали причиной враждебного настроения иноземцев [733] и не дали разгореться распрям между нами и греками. По просьбе императора мы расположились лагерем против города на другой стороне залива: и вот, неожиданно, то ли из-за прирожденного коварства, то ли, поддавшись вероломству греков, император, которому мы совершили такое большое благодеяние, отвратил от нас свой взор. Если бы он нам поклялся во всем, что он нам вероломно и лживо обещал вместе со своим отцом, патриархом и множеством дворян, то он стал бы виновен в злостном клятвопреступлении. Поэтому, в конце концов, мы перестали оказывать ему помощь, а он сразу же задумал безуспешно сразиться с нами и попытался сжечь флот, на котором он сам же и прибыл и с помощью которого был возведен на трон. Однако Бог уберег нас, помешав его жестокому плану. Окружение императора было чрезвычайно слабо и вследствие этого его людей убивали, а также устраивали пожары и грабежи. В то время, как за стенами города предстояло сражение, дома его терзал страх, что греки захотят возвести на трон другого императора, пользуясь случаем, что он больше не сможет опереться на нашу помощь. Так как он все еще надеялся на нас, то послал к нашему войску одного своего преданного последователя именем Мурцуфль [734] , единокровного с ним родственника, на которого из-за его благодетельных качеств он полагался больше, чем на всех остальных. Посланный при всех пообещал нам от лица императора под его собственной клятвой, отдав в залог Влахернский дворец, исполнить все данные обещания. Для получения в залог дворца к Алексею отправился знатный маркграф. Тот вел дело с маркграфом, и несмотря на то, что уже передал нам заложников, не преминул совершить свое обычное коварство. Следующей ночью, Мурцуфль, вероломно, как по отношению к своему господину, так и к нам, разгласил грекам тайные переговоры о передаче нам дворца, и объяснил, что из-за этого они навсегда лишатся свободы, и обязательно разорятся, если Алексей не будет низложен. В благодарность за это предательство его сделали третьим императором. Он безбожно схватил своего спящего, ничего не подозревающего господина и запер его в ужасную темницу. Третий, некий Николай [735] , который незадолго до того в церкви святой Софии принял императорскую повязку, в результате предательства был выдан ему теми же греками, которые его избрали. Мурцуфль его тоже бросил в тюрьму. Когда вскоре после этого умер Тирсах, который, по слухам, перед всеми отвратил от нас помыслы своего сына, а духовенство и греческий народ стали открыто призывать немедленно сжить нас со света, стало ясно, что греки жаждали только нашей крови, и вот этот названный [736] предатель снова затевает битву с нами. Греки собирают в городе военные машины и строят оборонительные сооружения в таком количестве, которого никогда прежде не видели. Невероятной ширины стена, сооруженная около старой из небольших камней и известкового раствора, обладала высокой прочности и была возведена на порядочную высоту. Она имела довольно значительные башни, удаленные друг от друга приблизительно на пятьдесят футов или около того. Между теми двумя башнями, которые направлены прямо в сторону моря [737] , откуда ожидали нашего нападения, на стене соорудили еще и деревянную башню в три или четыре этажа, где заняли позицию огромное количество воинов, и кроме того, везде между двумя башнями установили большие или малые метательные орудия. На сами башни еще надстроили более высокие деревянные возвышения в шесть этажей и с последнего этажа в нашу сторону выставили лестницы. По обеим сторонам их были опоры так, что концы лестниц опускались чуть ниже того расстояния, с которого их можно было достать с земли полетом стрелы. И, наконец, вокруг стены возникла еще одна более низкая стена и двойной ров, чтобы нельзя было вплотную поставить осадные сооружения, под которыми могли бы спрятаться подкопщики. Тем временем коварный император атаковал нас на земле и на воде, однако же Господь всегда оберегает нас и их попытки были сорваны. Когда вопреки нашему распоряжению, около тысячи наших вооруженных людей оторвались от своих, чтобы захватить провиант, их встретил император с сильным численным перевесом. Однако при первом столкновении он был полностью разбит, при этом с его стороны было очень много убитых и взятых в плен без потерь среди наших, а он сам, позорным бегством спасая свою жизнь, выбросил щит, побросал оружие и оставил нашим воинам императорское знамя и почитаемый образ Божьей Матери, который он велел нести впереди. Наши, как победители, сразу же подарили этот образ ордену Цистерцианцев. Затем он снова попытался навредить нашему флоту огнем: глубокой ночью при сильном южном ветре он направил в сторону наших кораблей шестнадцать горящих судов с высоко поставленными парусами, привязанными к носовой части, но с божьей помощью и при большом напряжении мы были избавлены от потерь. Наши вбили в горящие суда петли с приделанными к ним цепями и на веслах вывели суда в море. И теперь, мы были избавлены Господом от угрожающей нам смертельной опасности. Мы вызвали противника на сухопутную битву и, перейдя мост через реку, отделяющую наш лагерь от греков, построились стройными шеренгами перед воротами королевского города и императорского дворца, называемого Влахернским, готовые, во имя Господа израильского воинства с исцеляющим крестом во главе, предложить грекам сразиться, и если они с этим согласны — приблизиться. Но как только один дворянин вышел для рыцарского поединка, его убили наши пехотинцы. Возвращаясь в лагерь, на земле и на воде мы еще не раз вызывали их на битву, но по милости Господней мы всегда оставались с триумфом победителя. Вероломный захватчик трона отправляет к нам для видимости посланников с предложением о мире, просит и добивается переговоров с венецианским дожем. Однако благородный дож возразил ему, что с тем, кто невзирая на святость присяги и преданности заключил в цепи своего господина и отнял у него власть, нельзя заключить надежный мир. Затем с благими намерениями дож посоветовал ему снова посадить своего господина на трон и смиренно просить прощения, только в этом случае он пообещал ему наше заступничество, а к его господину, как только он того пожелает, мы проявили бы сострадание и, если он опять образумится, спишем на его молодость и заблуждения то, что он так много совершил дурного в отношении нас. Тогда тот произнес только пустые слова, так как по существу он вообще ничего не мог на это ответить. От повиновения римскому Папе и поддержки святой Земли, клятвенно обещанных Алексеем и подтвержденных императорской грамотой, он наотрез отказался, сказав, что он готов скорее расстаться с жизнью и увидеть Грецию разрушенной, чем восточная церковь подчинится латинским священникам. Следующей ночью он тайно задушил в тюрьме своего господина, с которым еще днем делил трапезу. Затем с неслыханной жестокостью он разбил бывшей у него железной палицей бока и ребра убитого и распространил слух, будто бы тот случайно сам лишился жизни, удавившись веревкой. Он устроил умершему императорские похороны, скрыв посредством почетного погребения все это явное преступление. Так прошла вся зима до того дня, как мы соорудили лестницы на наших кораблях и установили военные орудия. И, вот, мы все двинулись на кораблях и, 9 апреля в пятницу перед днем Страстей Господних [738] единодушно за честь святой римской церкви и в помощь святой Земле, по морю [739] начали наступление на город. В этот день при большом кровопролитии нам пришлось столько вытерпеть, что мы, приложив, по-видимому, напрасные усилия, к стыду перед нашими противниками, повсюду взявшими над нами верх, были вынуждены под напором греков даже оставить наши установленные на землю осадные машины и, не достигнув успеха, отступить на противоположный берег. Пребывая вначале в полном замешательстве и объятые ужасом, но в конце концов укрепившись в Господе, на четвертый день, 12 апреля, в понедельник после Страстей Господних, мы снова подготовились к сражению с еще большей решительностью. При северном ветре мы второй раз причаливаем перед стенами и с большим трудом связываем корабельные лестницы с лестницами башен при ожесточенном сопротивлении греков. Однако как только они в непосредтвенной близости ощутили на себе мечи наших воинов, исход битвы уже не вызывал сомнения. Связанные друг с другом корабли, называемые "Рай" и "Паломница", на которых находились наши епископы, Суассонский [740] и Труасский [741] , первыми достигли своими лестницами лестниц на башнях, дав возможность епископам в качестве счастливого предзнаменования ринуться на врага во имя рая для сражающегося паломника. Епископские знамена были первыми взвившимися на стенах, и слуги Всевышнего волею небес раньше всех удостоились победы. Как только наши ворвались, несчетное множество по воле Господа отступило перед немногими, греки бросили свою оборону и наши смело открыли ворота рыцарям. Когда император, стоя в полном вооружении в своем шатре недалеко от стен, увидел их вторжение, он тотчас же покинул лагерь и бежал. Наши умываются в крови, многолюдный город разграблен, во дворце прячутся те, кого миновали наши мечи. Наконец наши снова собираются уже после того, как они устроили грекам страшную резню. Как только наступил вечер, они, изнуренные, складывают оружие, чтобы на следующий день обсудить организацию штурма дворца. Император также собирает своих людей и вдохновляет их на утреннее сражение, уверяя, что теперь-то они одолеют наших, поскольку те со всех сторон окружены стенами, однако ночью он тайно бежит, как полностью побежденный. Пораженный этим известием греческий народ обсуждает избрание нового императора и когда после наступления утра они приступают к посвящению некоего Константина [742] , наши пехотинцы уже бросились к оружию, не дожидаясь назначения предводителя. Греки устремляются в бегство, оставляя сильнейший укрепленный дворец, и весь город в один момент оказывается взятым. Захвачено несметное множество лошадей, а золота и серебра, шелков, дорогих одежд и драгоценных камней, короче, всех вещей, считающихся у людей богатством, оказалось такое беспредельное изобилие, что кажется во всем латинском мире не было ему равных. Те, кто прежде отказались от малого, теперь по божьей воле передают нам все, и мы в самом деле можем утверждать, что ни одна история не сообщает о великих чудесах во время военного похода так, как эта, и что для нас точно исполнилось пророчество гласящее: "Ваш один изгонит сотню" [743] , ведь если разделить победу на всех, то на каждого из наших приходилась бы сотня побежденных или пленных. Однако не нам гордиться этой победой, на самом деле победил Господь, и его могучая длань явилась нам. [744] Только благодаря Господу случилось сие, только он явил пред нашими очами чудо из всех чудес. Теперь, когда у нас наведен порядок, необходимо наладить отношения, и мы все, как один, торжественно приступили к выбору императора. Отбросив всякое честолюбие, во имя нашего Господа, мы назначили выборщиками императора наряду с шестью венецианскими баронами наших уважаемых епископов Суассонского, Гальберштадтского [745] , Труасского и Вифлеемского [746] , присланного к нам с папскими полномочиями из заморских стран, а также избранного епископа Акконы [747] и аббата Люцедиума [748] . Как подобает, после предварительной проповеди во второе воскресенье после Пасхи (9 мая), они в торжественной обстановке единогласно избрали нашего человека, который, однако, не имел к тому особых заслуг, но духовенство и народ взывали к Богу, дабы он признал их выбор. Так как Петр велел [749] почитать короля и ему, как главе, повиноваться, и так как предначертано в Евангелии [750] , никому не отнять у нас нашу радость, то в следующее воскресение, когда поют Iubilate Deo, (16 мая) нас короновали перед Богом и людьми вышеназванные почтенные епископы с высочайшей честью и радостью победителей, причем греки также, по своему обычаю, рукоплескали и, при одобрении и благочестивых слезах всех присутствующих, приветствовали нас на вершине власти, выражая почитание Бога и святой римской церкви, а также поддержку святой земли. Там были и жители святой земли, лица духовного и рыцарского звания, которые с неописуемой радостью поздравляли нас более всех других. Они утверждали, что если бы Богу стало угодно сделать так, чтобы сам святой град снова перешел бы к христианскому богослужению, то Царьград перед святой римской церковью и святой землей Иерусалима должен взять на себя обязательство довершить окончательное поражение врагов Креста, которые так долго были их противниками и оказывали сильное сопротивление. [Ведь [751] это те, кто по отвратительным обычаям язычников для заключения смертоносной дружбы с неверными, часто прибегали к взаимному распитию крови в знак братских уз, которую эти враги долго сосали из вспухшей груди, и склоняли к скорому избавлению, доставая им оружие, корабли и провизию. О том же что они делали для паломников, всему народу латинян следует не просто упомянуть, а рассказать более подробно. Это те, кто из ненависти к высшим церковным князьям едва ли могли услышать имя первого апостола, те, которые не соглашались на единую церковь у греков, власть которой над всеми церквами дана от самого Господа, а также и те, которые видели событие, еще не стертое из памяти, как одного апостольского посланника приговорили к такой позорной смерти, что из почтения к апостольскому престолу мы даже не сможем запятнать этот лежащий перед нами лист памятью о том убийстве, поскольку способ умерщвления, примененный к этому мученику, нигде никогда не встречали, хотя и придумали уже разные изощренные наказания неимоверной жестокости. Это те, кто научился почитать христианство только через картины при безбожных религиозных обычаях, которые они исполняли надлежащим образом, презирая при этом авторитет святого писания, даже часто осмеливаясь из-за неоднократного применения проливать воду исцеляющего крещения. Это те, кого все латиняне поминали не человеческим, а собачьим именем, проливать кровь которых латинские монахи ставили чуть ли не в заслугу и никакого наказания за это не налагали, поскольку вся власть связывать и разрешать, вместе с отстранением священников,— в их руках. За эти и другие безрассудные деяния, о которых недопустимо излагать в ограниченном объеме письма, и так уже достаточно их чудовищных злодеяний, кои возбуждают отвращение у самого Господа,] люди, ненавидящие Бога и любившие самих себя, привлеченные нашими руками к божественному правосудию, понесли заслуженное наказание и были изгнаны. Нам же была отдана их страна, в избытке наделенная всеми благами, хлебом, вином и маслом, обильная плодами, украшенная лесами, водами и пастбищами, удобная для жителей и лежащая в умеренном климате. Нигде в мире нет подобной страны. Однако при этом мы не отступим от своих намерений, и не допустим, чтобы королевское знамя опустилось с наших плеч на землю, пока мы не сохраним за собой эту страну путем заселения ее нашими людьми и не посетим затем заморские области, после чего, по божьей воле, цель нашего паломничества будет достигнута. Так как мы надеемся на Господа Иисуса, что Он, во славу своего имени, начал с нами благое дело, чтобы осуществлялось и поддерживалось непрерывное подавление врагов Креста, и в конце концов полностью завершилось. А посему, мы настоятельнейше просим в Господе Ваше высочество разделить с нами эту славу, эту победу и эту страстную надежду, путь к которой у нас теперь полностью открыт. Это удасться Вам без всяких сомнений, если Ваши знатные и незнатные подданные от каждого сословия или рода, воодушевятся таким же желанием и будут призваны не только выданным разрешением, но и благотворным призывом, завоевать предлагаемые в несметном количестве истинные богатства, как земные, так и вечные. Поскольку с божьей помощью у нас всего стало достаточно и мы так горячо радеем за христианскую религию, то желаем и имеем возможность всех в зависимости от их условий и происхождения осыпать богатствами и увековечить в славе."
729
Следующее письмо под тем же адресом и с некоторыми, по большей части, незначительными расхождениями, содержится также в шестой книге Хроники Арнольда из Любека.
730
В рукописи В1 in Romanie (по отношению к римлянам) изменено на "от римлян".
731
Хеннегау — графство, располагавшееся на территории совр. бельгийской провинции Эно и части франц. департамента Нор.
732
Император Балдуин ссылается здесь скорее всего на аналогичное послание кельнскому архиепископу (а возможно и другим князьям), как то, которое он вместе с остальными предводителями крестоносцев отправил королю Отто. В целом оно было короче, как предыдущее письмо из нашей хроники от графа из Св. Павла, приблизительно того же времени. Оно содержится в шестой книге Хроники Арнольда из Любека.
733
nostris moribus adversa barbaries (местных враждебных нравов иноземцев).
734
Византийский вельможа Алексей Дука, по прозвищу Мурцуфль, т. е. "насупленный". Правил под именем Алексея V.
735
По прозвищу Канабус.
736
В рукописи здесь (но не при имени "Арнольд") вместо iam dictus "уже названный" стоит indictus "неназванный".
737
Т. е. в сторону залива.
738
Т. е. в пятницу перед воскресением Юдика (вторым воскресением перед Пасхой, называемой по первым словам 42 Псалма: "Iudica me Deus", "Суди меня, Боже"), которое в 1204 г. попадало на 11 апреля.
739
С залива.
740
Нивело Суассонский.
741
Карнерий де Тренель Труасский.
742
Вернее: Теодор Ласкарь, впоследствии ставший императором Никейской империи.
743
Ср. Иисус Навин 23:10.
744
Ср. Псалмы 98:1.
745
Конрад
746
Альберт
747
Аккона — совр. Акен, город на Эльбе выше Магдебурга.
748
Этот известный богатый монастырь, вначале бенедиктинский, а затем — цистерцианский, располагался в Монферратском маркграфстве в двух милях к западу от Верчелли в сторону Турина.
749
Ср. 1-е Послание Петра 2:13.
750
Иоанн 16:22.
751
Весь этот отрывок отсутствует в Рукописи В. В сокращенном тексте вместо этого отрывка стоит слово "наконец".
В том же году скончался граф Тидерих Голландский и его земля вместе с его дочерью [752] была передана графу Ло [753] . Возмутившись этим, Вильгельм, брат покойного, собрал рать, изгнал того графа из Голландии и вывез от него дочь своего брата.
Год 1204
7. В год Господа 1204 в начале апреля три ночи подряд казалось, что по всему небу распространялся огонь, и вся земля при этом озарялась.
752
А именно, вдова Теодериха, Адельхейд, урожденная графиня Клеве.
753
Людвиг, граф Ло.
В то же время король Филипп, герцог Швабский, с войском вступил в Саксонию, чтобы разрушить построенный королем Отто город, называемый Гарлингенберг [754] , и освободить жителей Гослара от гнета самого Отто и его братьев. Как только он узнал, что те двинулись ему навстречу с сильным отрядом, после совета со своими людьми, решил, что в соответствии с обстановкой теперь лучше уйти, чем заведомо неудачно сражаться с врагом.
В то же самое время епископ Тидерих с войском и многими дворянами вступил в Голландию, передал власть в этой стране графу Ло, изгнав оттуда Вильгельма, так как последний раздражал его многими несправедливостями и часто разорял его епископство пожарами и разбоем. Поскольку Вильгельм нигде не появился, то он трижды за один день сходился в схватке с его братом Флорентиусом и многими дворянами, стоявшими на его стороне, причем многих из них убили, а остальные с самим Флорентиусом [755] попали в плен и были закованы в цепи. Когда после этого епископ вернулся назад, а граф со своими сторонниками остался в городе, называемом Лейден, Вильгельм собрал из Зеландии сильное войско на суше и на воде, захватил очень много врагов в плен, а остальных утопил в болоте, так что только небольшое число вместе с самим графом с большим трудом ушли. Жаркое и сухое лето.
754
Гарлунгенбург к востоку от Гослара в Нижней Саксонии.
755
Он был старшим пастором в Утрехте.