Кенгуру в ночи
Шрифт:
Милена возвращалась чуть навеселе и осыпала его ароматными поцелуями, в которых он угадывал намек на измену, но снова молчал: «Мое безумие по отношению к тебе продолжается. Сумасшествие, от которого нет спасения. Существование рядом с тобой — нескончаемая блаженная пытка, одиннадцатый круг Ада, из которого не выйти. Чем я в таком случае заполню образовавшуюся пустоту? То-то. Вот я и мучаю себя собственными чувствами и эмоциями.
Ты знаешь, я настолько люблю тебя, что начал ощущать твою боль. Это ощущение сродни физическому: на мгновение становится невозможно дышать, воздух блокируется
Иногда мне кажется, что любовь — довольно бессмысленная штука. Она забирает максимум сил, нервов, эмоций — а в результате остается выжженная зона диаметром в сердце. И еще то, что зовется болью. Время от времени я устаю любить тебя. Это сродни инстинкту самосохранения: забывая о тебе, я пытаюсь выжить и стать слабее. Не получается, любимая, почему-то не получается.
Желание становится сумасшедшим, когда я дотрагиваюсь до тебя. Я хочу! Хочу проверить, какой силой обладает мое чувство. Ведь обычно оно исчезает после одной ночи. Нежной, растрепанной ночи с припухлым звездным ртом. У таких ночей дивный аромат — запах разделенного одиночества, приправленного дождливыми сумерками. Я хочу провести такую ночь с тобой, моя хорошая. Всего одну. Главное, чтобы в эту ночь ты любила меня. И, может быть, тогда мне удастся тебя разлюбить. Навсегда. Я так на это надеюсь. Неужели тебе жаль нескольких часов?! Что скажешь, Милена? Что ты скажешь на этот раз? Все твои отговорки я любовно коллекционирую в памяти, я их помню наизусть. Такая вот молитва перед сном.
Ты измучила меня. Измучила. Это медленное умирание, агония души и тела».
Потом стало совсем плохо. Он перестал есть, перестал спать стал подумывать о самоубийстве. Ведь это так просто: взять и уйти из жизни, не забыв закрыть за собой дверь.
— Идиот, — почему-то ласково прокомментировала Милена. — Не понимаю, что ты маешься? Завтра тебе выплатят деньги, и мы уедем. Отметим Новый год, где-нибудь в Таиланде. А в январе откроем свой магический салон. Начнем зашибать деньги, будем питаться в дорогих ресторанах, станем одеваться в роскошных бутиках. И вообще тогда наступит совершенно иная жизнь. А самоубийство — это слабость.
— Знаю, что это слабость, но не могу ничего с собой поделать, — он старался не смотреть на себя в зеркало: всего за несколько дней состарился и как-то ссохся. Сможет ли она и дальше быть с ним? — Это выше всего. Смерть всегда будет выше жизни. В последнее время я только и делал, что читал психологические книжки, и, как говорится, мне открылась вся правда этой блядской жизни. Только кому она нужна?
— Ты действительно идиот, — раскрыв рот, Милена красила глаза, собираясь на ужин. — По-моему, ты вообще больной на голову. Гриша, жизнь прекрасна…
— Что удивительно! — знакомая боль опоясала голову, медленно сжимая виски и затылок. По опыту он знал, что вскоре не сможет пошевелиться. Будет лежать, пока не пройдет приступ. К горлу подкатила тошнота. — Давай уедем прямо сейчас?
— С ума сошел? Отказаться от всего? Ни за что! Завтра пойдешь и возьмешь деньги. Тогда и поговорим. Ты какой-то бледный… — она снизошла до того, чтобы заметить очевидное.
— Голова
— Значит, на ужин не пойдешь? Ну, тогда отдыхай! — она скользнула по его лбу липкими влажными губами. Почему-то стало неприятно. — Я пошла. Тебе что-нибудь принести?
— Не надо.
— Тогда выпей сок. Он на тумбочке, у твоей кровати.
Хлопок двери.
Тишина.
Темнота.
Одиночество.
«До моей боли тебе нет никакого дела. Когда я уйду, ты даже этого не заметишь. Оказывается, единственный враг любви не ревность или измена, а ОБИДА. Но смогу ли я уйти? Девочка моя, если бы ты только знала… Я с ума схожу от страха. Ведь завтра я убью тебя. Догадываешься ли ты об этом?».
Но все заканчивается — хорошее и плохое. Прошла ровно неделя, и в пансионат приехал Константин. Краем глаза Белый карлик отметил и присутствие Белозубова. Этот-то что здесь делает?
— Пошли, у меня мало времени, — Константин был собран и подчеркнуто деловит. — Подпишем документы, получишь деньги и ариведерчи! Не раздумал еще?
— Не раздумал, — голова по-прежнему болела. Белый карлик плохо соображал и мечтал лишь об одном — вернуться в постель и немного поспать. Неужели его отравили? Но он ничего не ел и не пил, кроме сока. Но сок ему приносила Милена. А Милена не могла его отравить. Не могла?
— Эй! Гриша, проснись, нас ждут великие дела. Значит, здесь кое-какие документы. Ты должен их подписать, и тогда получишь деньги.
— А пленку?
— И пленку! Слово чести, Гриша! Слов чести. Смотри. — Дипломат щелкнул, и он увидел аккуратные пачки, поверх которых лежала кассета. Неужели так просто?
— А дубликата нет?
— Денег или кассеты? — нервно хохотнул Костя. — Расслабься! Может, выпьем?
— Не хочу, — мотнул он ватной головой. — Где подписывать?
— Вот здесь.
Ручка вильнула в сторону, да что же с ним такое?
Душно, жарко, боль прошла, но ей на смену нахлынула знакомая ярость. Красные дьяволята в глазах, но нужно держать себя в руках. Сейчас он все подпишет, заберет деньги, Милену, и они уедут. И все будет хорошо. Главное — верить.
— Молодец! Приз в студию! Бери деньги и свою красавицу. Ты выиграл. Сделал меня! За это я тебя уважаю. Вот только…
— Что только?
— Ты уверен, что эта шлюшка тебя нужна?
— Не смей называть ее…
— А как еще назвать женщину, которая сегодня спит с одним, а завтра с другим? Шлюшка!
— Прекрати! Иначе я за себя не отвечаю.
— Не веришь? Тогда смотри!
Он всегда не доверял скрытым камерам. Как правило, они показывали то, что хотелось скрыть. На экране высветилась комната — их комната! Разбросанная постель, на которой сплелись два тела. Милена и…Юрик? Словно в замедленном кино, Юрик подмял Милену под себя. Камера выхватила ее обезумевшее от страсти лицо. Раскрытый в экстазе рот. «Со мной она так никогда себя не вела, — почти равнодушно подумал Гриша. — Со мной она вообще не любила заниматься сексом. Со мной она вообще ничего не любила. И меня не любила. Совсем не любила. Как глупо, что все закончилось вот так».