Кенгуру в ночи
Шрифт:
С годами «маленький человек» возненавидел их еще больше, жадных и наглых, превративших науку, которой он поклонялся, в конвейер по зарабатыванию денег. Если бы не та пленочка, он давно бы куда-нибудь сбежал и затаился на время. Но совершенное когда-то преступление держало лучше всяких кандалов — больно и крепко.
— Так что? — Костик тем временем немного успокоился. Пурпур с лица сошел, лоб разгладился, мелькнула даже извиняющаяся улыбка. Интеллигентный человек в седьмом поколении. Белый карлик ухмыльнулся: ему ли не знать, что большинство гадостей, скандалов и преступлений
Воцарилась неловкая пауза. По правилам игры, Белому карлику требовалось отпустить сальную шутку и тем самым закрыть тему, позволив Костику самому принять решение. Будь это кто-то другой, наверное, он так бы и поступил: своя рубашка ближе к телу, но в случае с Миленой… Взыграло то самое, мужское… Странно, но даже Костик это понял:
— Жалко? Сейчас ты мне скажешь: что это твоя первая и единственная любовь, и ты без ума от нее. Вы уйдете отсюда, взявшись за руки, и будете жить долго и счастливо, как и предсказывал ваш личный гороскоп. Так?
— Так…
— Не так, Гриша, — впервые за долгое время Костик назвал его по имени. — И ты знаешь это, потому что в плане астрологии тебе равных нет. Ты намного талантливее всех нас. Да ладно тебе, будто я и сам этого не знаю. Как и то, что Юрка не только украл твою идею о криминальной астрологии, но и сделал имя на твоих работах. Послушай, Гриша, не мне тебе рассказывать, какой у этой девочки гороскоп. И какой — у тебя. Вы плюс и минус, вы — две полярности, которым нельзя быть вместе. Ну, встретились случайно, ну, позволили себе пару игривых ночей — хватит! Хочешь, я ее увезу? Прямо сейчас?!
Он мотнул головой:
— Не хочу. Она — моя.
— Идиот! — снова взорвался Сухов. — Она ни одних штанов в Академии не пропустила. Нимфоманка!
В сердце стало холодно, а в душе — спокойно:
— Ошибаешься. Вся эта грязь к Милене не имеет никакого отношения. Ты ее с кем-то спутал.
— Это я-то ошибаюсь? — побагровел Костик. — Она даже мой зиппер расстегнуть пыталась во время лекции. При свидетелях, надо сказать. Про Юрика, полагаю, ты уже наслышан. Или Белозеров ее тоже с кем-то спутал?
— Послушай, Костя… Константин Николаевич… в любом случае я не могу осуждать Милену. Она ищет свое место под солнцем. Теми способами, которые в данное время ей наиболее доступны.
— То есть ты не против ее измен?
— Речь не идет об измене, — виски набухли от пульсирующей, щемящей боли, в глазах резко потемнело. А ведь день так хорошо начинался! — Когда она занималась сексом с Юриком, мы были еще незнакомы. Она просто попыталась стать своей: и ей это удалось, но не с помощью Белозубова, а с моей помощью. Она хочет денег и власти, я их ей дам!
— Ты?! — расхохотался Костя. — Не смеши! Что ты можешь, жалкий человечишка? Ты даже убить со вкусом и удовольствием не умеешь. Один раз в жизни совершил стоящий поступок и тут же в штаны от страха наложил: «Костенька, помоги! Спаси! У меня проблемы!». Ничего себе проблемы: труп в собственной постели!
— А тебе по-прежнему нравится об этом напоминать…
— Нравится! — ухмыльнулся
— Хорошо смеется тот, кто смеется последний, — мрачно сказал Гриша. — Я, к примеру, посмеюсь, когда ты мне не только хорошо заплатишь за молчание, но и вернешь уже упомянутую пленку.
— С какой стати?
— Иначе, Константин Николаевич, Костик, — сделал он ударение на последнем слове. — Кое-кто и кое-где узнает о том, что происходит в этом пансионате.
— Фу, как глупо! — после паузы произнес Константин. — И что же происходит в этом пансионате, позволь узнать?!
— Оставь свои ловушки, Костя. Ты прекрасно знаешь, ЧТО именно здесь происходит. Меня давно интересует, вы специально отбираете одиноких людей, которых никто не будет искать, или так случайно получается?! Впрочем, неважно. Мне надоел твой шантаж. Мне также надоели и вы, шарлатаны. Вы давно превратили науку в фарс. Костя, что с нами случилось? Разве об этом мы мечтали?
— Сентиментально. Не ожидал. — Костя задумчиво смотрел в окно, где падал первый снег. — Про мечты вот вспомнил. Наши общие мечты. Я вообще не знал, что ты страдаешь сентиментальностью. Недооценил. Привык, что ты тварь дрожащая, без всяких прав, но с одними обязанностями. А тварь-то, оказывается, не такая уж бессловесная и покорная Ам! И полруки оттяпала, с которой эту тварь, между прочим, кормили несколько лет. Значит, ты, Гриша, о своей доле вспомнил?! Умнеешь прямо на глазах. Вот, что значит благотворное влияние любви. А что дальше?
— Я уеду. Вместе с ней. Куда-нибудь к морю.
— «Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял»… — фальшиво пропел Костя. — Когда-то я тоже был сентиментален и пел такие песни любимой женщине. А потом… Впрочем, эту историю ты знаешь, нет нужды останавливаться на подробностях. — Дурак ты, Гриша, — неожиданно ласково сказал Костя. — И всегда дураком будешь. Но, может быть, именно за это я тебя и люблю. За наивность и честность. Как вспомню, что ты у той девицы прощения просил, так комок в горле. Ладно, сентиментальность нынче не в моде, особенно. Когда речь идет о делах. Денег, как ты понимаешь, у меня сейчас нет. Тебе ведь не тысяча у.е. на карманные расходы нужна, так? Молчание — знак согласия. Разойдемся по-джентельменски. Не обижу. Слово чести. Давай встретимся здесь через неделю. В это же время. И рассчитаемся. Мои деньги, твое безмолвие. Помнишь, как у Высоцкого:
Упрямо я стремлюсь ко дну,
Дыханье рвется, давит уши.
Зачем иду на глубину?
Чем плохо было мне на суше?
— При чем тут Высоцкий? — недоуменно спросил Белый карлик, еще не веря, что все так счастливо и просто разрешилось.
— Вспомнилось… Знаешь, я его в юности терпеть не мог, а сейчас вдруг понял, и совестно стало.
— На минуточку?
— Ага. На минуточку. Так вот, мы с тобой рассчитаемся, а потом ты уедешь, если захочешь, конечно.