Кеноби
Шрифт:
Бен уважительно отступил назад:
— Мне жаль, Эннилин. Не буду говорить, что понимаю ваши чувства. Каждая трагедия отличается от других, это личное горе. Но можно ведь найти утешение в том, что он совершил бескорыстный поступок…
— В том-то и дело, Бен. — Глаза женщины блестели от слез. — Пожалуйста, приноси себя в жертву, когда ты больше никому не нужен. Даннар принадлежал нам… и мы никогда не давали ему разрешения умереть.
Она нахмурила лоб и потуже затянула узел на поводьях.
Бен казался ошеломленным. Заметив
— Прошу прощения. Это все из-за даты.
— Я могу уйти, если я некстати…
— Нет-нет, — остановила его Эннилин, забирая одеяло. — Обычно в годовщину я весь день одна. Думала, так лучше. — «И все же я позвала тебя», — мысленно добавила она. — Возможно, пора изменить этой привычке.
Какое-то время Бен безмолвно изучал ее, а затем его взгляд просветлел и на губах заиграла понимающая улыбка.
— А почему бы и нет? Нам обоим не повредит на день изменить свой распорядок.
— У тебя есть распорядок? — Эннилин рассмеялась. — А я даже не знаю, чем ты занимаешься.
— Решаю проблемы. — Он подтолкнул хозяйку к боковому входу в магазин. — И для решения этой проблемы я предлагаю стратегию взаимного отвлечения. Вы прочтете мне курс по флоре и фауне Татуина. За завтраком. Я как раз знаю одно местечко неподалеку. Мне о нем столько рассказывали!
— Будет лучше, если мне не придется готовить.
Он придержал дверь:
— Нет причин беспокоиться. Я творю настоящие чудеса с аварийными пайками.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
— Что ж, одно мы узнали точно, Бен. Кем бы ты ни работал прежде — ты определенно не повар. Но попытка не пытка.
— Я не пытался, я делал, — ответил гость с усмешкой, собирая тарелки. — Просто получилось не очень… У меня есть друг, который весьма щепетилен, когда речь заходит о попытках. — Его взгляд, полный сожаления, упал на остатки блюда на тарелке. — Обычно гартровые омлеты бывают куда вкуснее.
— Этот был не так уж плох, — засмеялась Эннилин.
— А еще у меня есть друг, который держит закусочную, — продолжил новый знакомый, исчезая в нише. — Он уволил бы меня без выходного пособия. — Тарелки загремели.
Эннилин качнулась назад в кресле и снова рассмеялась. Что же, как бы там ни было, у Бена есть друзья. И это неудивительно. Он вел себя сдержанно, но копни чуть глубже — и обнаружишь, что он подходит ко всему с заразительным энтузиазмом. На завтрак ушло полтора часа времени — они долго перебирали товары на полках, пытаясь подобрать продукты, и в итоге накрыли целых два стола. Гость внимательно слушал ее рассказы о жизни на ранчо и в оазисе, а теперь принялся мыть посуду.
И такой человек жил один-одинешенек?
— Не горюй, — посоветовала она, когда тот закончил. — У нас просто не нашлось всех нужных продуктов.
— Да нет, почти все было, — ответил он,
— Ты там бывал?
Бен смотрел на нее еще долю секунды — а потом перевел взгляд на старого Ульбрека, который недовольно фыркнул. Он уже несколько часов кряду восседал в кресле, громко похрюкивая, после того как досыта наелся вяленого мяса. Эннилин шутила, что Магда Ульбрек или его лечащий врач вот-вот пришлют за ним охотника за головами. Бен в ответ рассмеялся, но женщина заметила на его лице тень тревоги. Поначалу она готова была поклясться, что старый фермер узнал Бена при первой встрече. Но затем Ульбрек явно отмел эту мысль и перестал обращать на приезжего всякое внимание.
Какая удача для Бена, подумала тогда Эннилин: по мнению старика, любой незнакомец либо собирается его ограбить, либо просто обязан выслушивать его бесконечные рассказы.
— Он выглядит довольным, — заметил Бен, кивнув в сторону Ульбрека.
— А я буду довольна, когда он заснет, — ответила хозяйка, вставая. — И ты увиливаешь от ответа.
— От какого ответа?
— Ты опять переменил тему. За завтраком говорила одна я, а ты не вставил и полслова.
— Гость должен быть учтивым, — возразил приезжий.
— Послушай, тебя точно не разыскивают? Никто на Дуро не объявлял награду за твою голову — скажем, за контрабанду омлетами?
— Нет, не думаю, — отшутился гость, облокотившись на стойку. Он огляделся, будто запоминая обстановку. — Пожалуй, сейчас… я просто созерцаю. И здесь достаточно мирно и спокойно, чтобы я мог этим заниматься. — Он подошел к окну, выходящему на стойла.
— И как, много уже увидел?
— На первый взгляд здесь нет ничего особенного, — ответил Бен. — Но того, что есть, в достатке.
Эннилин уловила нотку неуверенности в его голосе — будто Бен еще не понял, нравится ему на Татуине или нет.
Он повернулся к ней:
— Прости — я не хотел обидеть твою родину. У меня и в мыслях не было судить о целом по его части. — Бен снова принялся собирать посуду.
— Нет, ты совершенно прав, что судишь о Татуине по одной его части, — сказала Эннилин, оглядывая свое хозяйство. — Песчинки, поселения, поселенцы — мы все крайне мало отличаемся друг от друга. Так всегда было, и никогда не будет иначе.
— Я стараюсь избегать слов «всегда» и «никогда», — возразил Бен, принимаясь вытирать уже вымытую тарелку полотенцем. Он заговорил со всей серьезностью: — То, что казалось постоянным, незыблемым, порой быстро меняется, да так, что не узнать. И часто не к лучшему.
Она пристально посмотрела на гостя. Что же, он мягок внешне, а внутри тревога? Многие ее знакомые были устроены иначе — приходилось терпеть, пока через слои грубости проступит доброта, если она вообще имелась. Может, в этом и заключался секрет его характера.