Кентавр на распутье
Шрифт:
На свое счастье, Киря напрочь лишен фантазии, а напугать по-настоящему его не успели. Такой мне и нужен сейчас – бесстрашный. А что это дефект психики, так и бог с ним – «у каждого свои недостатки». Перескочив валун, парень подошел к поверженному наново чудищу, ткнул сапогом в бок.
– Назад! – рявкнул я, и Киря послушно отпрыгнул. – Никогда не приближайся к подбитым. И не подставляй им спину. Вообще не расслабляйся, пока не спеленаешь вражину или не получишь справку из морга.
И даже тогда не стоит, прибавил мысленно. Ибо сейчас мертвецы восстают. Причем дважды… как минимум.
–
Пока Киря ловил да останавливал маятник, да снимал с рамы Мальву, да относил ее к обжитой нише, рядом с которой еще тлели храмовные одежки, я скрепя сердце подтаскивал трупы к центру зала, укладывая поверх той же рамы и надежно привязывая за все конечности. Затем туда же приспособил «ошкуренного», порывавшегося снова скакать на одной ноге, – пришлось застрелить его вторично. Весил каждый Всадник едва не вдвое меньше меня или Кири, но, судя по тому, что проступило из-под сгоревших покровов, злосчастную девчуху спасла от разрывов только потрясающая эластичность тканей. Но теперь-то, полагаю, игра кончена? Ведь стоит мне нажать кнопку…
Закончив с рамой, с силой качнул ее и не удивился, когда маятник принялся сам набирать амплитуду, с каждым циклом возвращаясь к прежнему размаху. Непонятно – ну и черт с ним. Мало здесь непонятного?
Кстати! Я вдруг заметил, что мою душу больше не корежит чужая боль. Эта пакость наконец схлынула отсюда, лишь витали по воздуху прозрачные дымки, видимо, навеянные издалека. Похоже, я был не прав. При экстренной надобности Хищники делятся со Всадником не четвертью своей жизни, а половиной, – просто не всё доходит по назначению. (Это ж скольких мы сейчас положили?) И если рубить, не дожидаясь, пока отрастет новая башка, то хватает Хищников всего на пару раз. А последняя голова у Горынычей собственная, так что в третий раз Всадники помирают уже своей смертью. Сейчас-то они не выглядели грозными, смахивая на горстку недочищенных раков.
– А чего не распылить их сразу? – спросил Киря, когда я вернулся к нему, брезгливо отряхивая ладони. – Вот пусть собирают себя по шматкам!
При этом покосился на Мальву, обессиленно присевшую спиной к стене.
– Я не убиваю из мести, – ответил я, глядя на ту сторону зала, где «стрекоза» уже разыскала для нас следующую тропку. – Табу, понял?
Хорошо, сам еще не позабыл. Мудрено ли в таком азарте? И все ж четырех зверенышей мы положили – даже без особых потерь, что удивительно. Пора и Калиде на сцену, а? Самое время для развязки! Конечно, это традиционный финал, но ведь и Калида не из модернистов?
Хотя запаленные мной костерки догорели, в зале определенно сделалось светлее. И центровой столб больше не резал глаза пронзительным контрастом. Границы его размылись, а крупицы света будто растекались по всей пещере, формой напоминающей исполинскую бутыль.
– А с ней чего делать? – Киря кивнул на кралю, обмякшую в странной позе. – С собой возьмем?
– Конечно, это мудро: прикрыть себя девицей, – фыркнул я. – Ты и на минном поле пускаешь их вперед?
– Так ведь пропадет!
Кажется, парень уже вошел в роль спасителя – бедняга. «Принцесса была ужасной». И оно надо ему?
– Давай-давай, герой, к новым победам! – подхлестнул
Вздохнув, парень перебазировал Мальву за камень и безропотно затопотал следом за мной, формируя привычную связку. Оставив игровой зал, мы миновали простенький коридор, вполне годящийся для финишной прямой, и через небольшие двери, с готовностью разъехавшиеся по сторонам, вступили в новую залу. И очутились будто в ином мире, притормозив сразу за порогом.
Если ту каверну считать приемной, то эта, получается, кабинет. Формой он напоминал колокол, и как раз колокол – массивный, покрытый выпуклыми узорами – свисал на плетеном канате со свода. В белых стенах, между тремя похожими дверьми, распахивались широченные… даже не окна – проемы… через которые вливался слепящий дневной свет, какой бывает лишь высоко над землей. А внизу, за рваной сияющей пеленой, открывались такие виды!
Иллюзия была полной, я даже осязал ветерок, свободно гулявший по комнате, запросто прорывающийся сквозь проемы. Хотя знал, что вокруг на сотни метров сплошной камень, перемежаемый лишь этими норами, и чувствовал вязкий воздух подземелья, и помнил, что наверху глубокая ночь. Здесь тоже звучал галлюциногенный шум, маскируясь под гул ветра в колоколе, а к нему прилагались отличные экраны, чтобы достроить возвышающий обман до вещественной убедительности. Уж в этом Калида преуспел – еще бы, столько лет практики!
Сам он восседал на мраморном подоконнике, поджав под себя коротенькие ноги, облаченный в тот же царственно-домашний наряд, и задумчиво поглядывал то на нас, то наружу, где меж облаками виднелась цветущая долина, усыпанная блестками многих озер, рассекаемая извилистыми потоками, а за ней, до самого горизонта, сверкало море. Похоже, теперь Калида изображал из себя не правителя, не земного владыку – Демиурга. А потому сделался прост и доступен, больше не нуждаясь в раболепии подданных, отринув чванство. При этом сам же подсмеивался над собой – этак по-доброму.
– А, Шатун! – приветствовал он, налюбовавшись на нашу парочку. – И Шатуненка с собой приволок, надо же! Один добрый молодец на ужин, другой, видимо, на завтрак… И тропку-то какую выбрал! Легких путей не ищем, да?
Говорил он бархатным баритоном, хотя наверняка мог переключиться на любой тон в обширном своем диапазоне. Молча я покосился на другие двери. Конечно, мы уложили лишь треть… жрецов, апостолов?.. а ведь остались еще восемь. Включая тех недозрелых, что припустили за мной, точно шавки за удирающим котярой. Может, я и впрямь перемудрил. С другой стороны, уж лучше долбать взрослых, чем мальцов.
– И потом, ты поторопился, – заметил хозяин. – Нормальный герой должен возникать в последний момент, in the very nick of time! А до полуночи еще сколько? И спасаемая еще не готова. Ну как теперь нагнетать драматизм?
– Ну, извини, – ответил я, слегка растерявшись. – Кто же знал, что твои Горынычи так лопухнутся? Я отводил на них больше времени.
Калида вздохнул, будто подыгрывая мне, и посетовал:
– Всё, буквально всё приходится делать самому!.. А ты, Родик, не слишком с ними церемонился. И на кодекс наплевал, да?