Кентавр на распутье
Шрифт:
Вернувшись к экрану, я снова принялся любоваться чудищем, прокручивая кадр за кадром. Затем, поддавшись импульсу, вызвал по прямому проводу Аскольда. Как и предполагалось, он еще не спал. Хотя был очень занят, судя по обвивающим его торс смуглым ножкам. Я насчитал их три, и смотрелись они недурно. Хотя походили друг на друга, будто принадлежали одной. Знакомый вариант, да и ножки известные.
– Ты хотел ясности? – спросил я. – Может, это ее прибавит?
И пустил на монитор Аскольда последнюю запись, по собственному монитору наблюдая за его лицом. Он смотрел внимательно, хмурясь все сильнее, хотя изящные ступни оглаживали его без передыху.
– Это из какой фильмы? – поинтересовался главарь скучным голосом, когда запись кончилась. – Могли и получше снять!
– Наведайся ко мне завтра, – предложил я. – Увидишь последствия.
Он помолчал, задумчиво жуя губу, наконец сказал:
– Ладно, вот проведу занятия с личным составом…
– И вчера я очень удачно… искупался. Рассказать?
– После, Родик, – повторил главарь с легким нетерпением. – Хочешь и вовсе с настроя сбить?
– Ну, кувыркайся, – разрешил я. – Недолго осталось.
Но тут снова включились подводные «глазки», установленные под бережком, и послали картинку сразу мне, на свободный экран, и Аскольду – по накатанной тропке. И гляделась картинка жутко: из темной мохнатой стены будто вытекал шевелящийся поток водорослей, струясь меж камней. Наконец и «нити» отправились на охоту.
Да, теперь ночью не поплаваешь. То есть не больше одного раза.
– Живой репортаж, – объявил я. – Как по заказу.
– Умеешь ты отбить желание! – в сердцах сказал Аскольд, сбрасывая с себя чужие ноги. – До утра не мог подождать?
– Я-то запросто. Ты вот у них спроси, – кивнул я на экран.
– Ну черт с тобой, губи мою личную жизнь!
Ухмыльнувшись, я перекачал на его комп свежие записи, сопроводив кратким комментарием, но в подробности вдаваться не стал – если достанет ума, сам задаст правильные вопросы. Если же нет… Тут я не судья ему.
– А у тебя ничего нового? – спросил затем.
– Меня Алмазин зазвал на прием. – Аскольд тщился говорить небрежно, но в голосе звучало торжество. – Вот завтра и схожу – выясню, чего хочет. Дружить надо с равными, верно?
– Именно. А ты ему на один чих – прихлопнет и не заметит. Давай-давай, прогуляйся!
– Много ты понимаешь тут!
– А ты не замечал, как просто подчинить пирамиду? Достаточно подмять ее вершину. Вот если он заполучит тебя, что станет с твоей Семьей?
– Ты льстишь ему, – проворчал Аскольд. – Не такой он и умный.
– Ум ни при чем тут, это на уровне инстинктов. К тому же Клоп усердный ученик, опыт прежних тиранов выучил назубок. А может, у него хороший советчик?
– Как у меня, что ль?
– Как раз тебе не повезло – если имеешь в виду меня.
– Имел я тебя в виду! – угрюмо подтвердил главарь. – А почему?
– Да говорю вовсе не то, что тебе хочется слышать. Странно, что ты еще не послал меня подальше. Но надолго ли хватит твоего благодушия?
– Еще пожелания будут?
– Ну, если ты готов слушать «бред»…
– Давай.
– Не задерживайся при Дворе после заката. И вообще, ночью стерегись особо.
– С чего это?
– Главные странности начинаются с наступлением темноты – еще закономерность, во как! Кстати, и алмазинские «бесы» шалят больше по ночам. Может, скрываются от людского глаза, а может…
– Что?
– Рано говорить. Идея должна созреть – вот когда свалится…
– На голову, да?
– Уж на что бог пошлет.
На этом и закончился наш второй за сегодня разговор. Но следовало переговорить еще кое с кем – из той же Семьи. Поколебавшись, я все-таки послал вызов Лане. Откликнулась она сразу – по крайней мере не разбудил ее. По-турецки скрестив ноги, женщина восседала в центре широкой кровати. В такой позе уместно медитировать, но рядом, на крохотном подносе, графинчик, уже наполовину пустой, соседствовал с пепельницей, наполовину полной, а в оброненной на постель руке дымилась очередная сигарка. При этом Лана казалась трезвой, хотя обычно пьянела быстро – у нее вообще плоховато с самоконтролем. Взирала на меня молча, без всякой приветливости, будто уже предполагала, о чем пойдет речь.
– Привет, пятая колонна, – бросил я. – И каково в постели с врагом?
Впрочем, «враг» сейчас кувыркался совсем в другой постели. Но и тут ему время от времени перепадало, судя по вчерашней демонстрации. Прежде я считал это сделкой, более или менее честной, а как воспринимать теперь?
– А у тебя есть что предложить взамен? – спросила Лана, стряхнув пепел на покрывало, и снова глубоко затянулась.
Тут она права, предлагать мне уже нечего. Кроме сочувствия и вечной дружбы, без которых Лана как-нибудь обойдется. И поздно выяснять, что тому виной: ее ли болезнь чересчур запущена, я ли оказался плохим врачом.
– Знать бы, что тебе надо, – сказал я. – Слишком ты любишь недомолвки!
– Зато ты всегда резал правду-матку.
– А почему нет, милая? Что нам было скрывать друг от друга?
– Разве нечего? – Она снова затянулась во всю грудь, будто хотела отравиться надежней, и прибавила: – Вот и зарезал – насмерть.
– Я никогда не заступал на твою территорию, – возразил я. – И если б ты больше мне доверяла…
– Что тогда? По-моему, Род, ты не понимаешь.
– Естественно – раз ты не объясняешь. Не требуй от меня слишком многого.
Следовало бы сказать: больше, чем от себя. Но разговор и без того не из легких.
– Что ты уже знаешь? – спросила Лана, глядя мимо меня. Дескать, ну-ка, раскрывай свои карты! А что, мне не жаль.
– К примеру, знаю, кто твой отец. И чего он добивается. Даже удостоился сегодня аудиенции.
– А еще?
– Знаю, кто отец твоей дочери, – сказал я, пристально за нею следя. – Точнее, догадываюсь.
Все-таки она вздрогнула, хотя, наверное, ожидала чего-нибудь в этом роде. Похоже, и с «дочерью» я угадал – почему-то не мог представить Лану матерью мальчика. В несколько затяжек докончив сигарку, будто выгадывая время, она хорошенько приложилась к рюмке и лишь затем произнесла: