Кентавр выпускает стрелу
Шрифт:
— Не стоит, у него есть более серьезные пороки.
— Я знаю.
— И вас не смущает перспектива однажды оказаться без скальпа?
— Вам легко щекотать мои нервы, Брент. Мой сын погиб с борьбе с фашизмом, — это случилось за четыре дня до капитуляции Германии… Ван, сода-виски. И вы не имеете права так разговаривать со мною.
— Два сода-виски, Ван. Я пью за вашего сына, Моррисон.
Смит опрокинул недопитый бокал, размазал лужицу пальцем и отошел от стойки. Его место тотчас занял Драйв.
— Выдержка
— О чем, собственно, речь? — спросил Драйв.
— Ах, вы уже здесь, мистер слизняк, — Моррисон задергал щекой и повернулся к Бренту. — Меня слегка поташнивает от такого соседства.
— Подойди сюда, желтомордая дрянь! — неожиданно заорал Ливатес. Головы присутствующих с любопытством повернулись в его сторону. — Где лед? Я спрашиваю: куда девался отсюда лед?
— Простите, сэр, — тихо ответил Ван, — столько заказов…
— Облезлая обезьяна, от которой ты, образина, ведешь свою родословную, наверняка была намного расторопнее. Не так ли?
— Возможно, сэр.
Ливатес обнажил свои ровные, крупные зубы и вплотную приблизился к Вану.
— Знаешь, чего ты заслуживаешь?
— Да, сэр.
“Где-то я уже это видел, — лихорадочно вспоминал Брент. — Я стоял в такой же позе и, мне кажется, на этом же самом месте… И лица как будто давно мне знакомы… Тьфу, наваждение.”
Было непонятно, что вызывало большее раздражение: беззащитная седина таиландца или резкий звук пощечин. Брент как-то не сразу осознал, что на него надвигается лицо Ливатеса. Удивительно ровные зубы и, должно быть, очень крепкие…
Широкая спина Мелтона заслонила запрокинутую голову Ливатеса.
— Хороший удар, Эл, — констатировал Мелтон, отпивая глоток из своего стакана. — А тебе, парень, — обратился он к лежащему, — следовало бы поблагодарить моего друга за то, что он бил левой.
— Что там происходит? — спросил Моррисон, оглядываясь через плечо.
— Урок географии, — не оборачиваясь, ответил Мелтон. — Моему другу пришлось кое-кому напомнить, что Алабама находится где-то на противоположной стороне земного шара.
— Будь я проклят, если мне не надоела ваша болтовня, Мелтон, — растягивая слова, сказал Эванс.
— Вас не удовлетворяет мое объяснение, Смэдли? — Мелтон медленно багровел. — А не хотите ли вы в таком случае пойти ко всем чертям?
Назревал скандал. Брент с хладнокровным отвращением вглядывался, в пьяные лица. Положение изменилось с появлением Фридмана. Он глубоко прятал руки в карманах брюк, сердито глядел из-под бровей, потухшая трубка быстро скользила по уголкам губастого рта.
— Скажу прямо: я шокирован вашим поведением, джентльмены. Весьма прискорбно, что я вынужден упрекнуть вас и напомнить, что в холле присутствуют дамы. Бог мой, какой позор!
— Я запрещаю вам трогать имя божье! — рявкнул Мелтон.
— То есть, по какому праву?..
— Вас этому обязывает почетное звание — “ученик дьявола”, — под общий смех пояснил Мелтон. — Так что учтите на будущее, если, конечно, вы на него рассчитываете.
Фридман яростно закусил трубку.
— Язык ваш — вам враг, Мелтон. Впрочем, вы это знаете не хуже меня. Должен предупредить, что не потерплю издевательств над собой. Я буду жаловаться. Вам никто не позволит безнаказанно оскорблять старого человека, нажившего седины за долгие годы бескорыстного служения науке…
— Проваливай, старина, — грубо перебил его Мелтон, — а не то у меня чешется язык сказать, какой науке ты служишь.
— Господа, — робко вмешался Драйв. — Мне хотелось бы просить вас, господа, с должным пониманием отнестись к словам нашего заслуженного коллеги…
Никто не обратил на него внимания.
— Господа, предлагаю тост за нового члена “Клуба травоядных”! — громко провозгласил Мелтон.
Брент вместе со всеми пил холодную жгучую влагу, не чувствуя вкуса.
С трудом пришедший в себя Ливатес неподвижно сидел, утопая в мягкой обивке кресла, далеко вытянув ноги. Кто-то вылил ему на голову виски, и капли стекали по его лицу на разорванный воротник сорочки.
В холле Брент выбрал себе сигару и, чтобы избежать встречи с миссис Эванс, вышел на веранду.
После прокуренной духоты грудь дышала, легко и свободно, глаза медленно привыкали к темноте. Заметив вдруг женскую фигуру в белом, он, собираясь уйти, пробормотал:
— Добрый вечер, мисс…
— Добрый вечер, мистер Брент.
— Это вы, мисс Бишоп?!
— Вы удивлены?
— Да.
— Почему?
— Не знаю. Мне как-то не приходило в голову, что и вы посещаете клуб. Впрочем, что я… конечно.
— Я была здесь, когда вы наказали Ливатеса.
— Наказал?
— Разве это не так?
— Мне просто стало противно.
— Это хорошо.
— Что хорошо?
— Что вам стало противно. У многих быстро притупляется это чувство.
— Быть может, вы и правы…
Они помолчали.
— Смотрите, сейчас взойдет луна, — показала она на зарево.
— Да, уже показался край диска. Здесь красивая луна, когда она восходит.
— Вам нравится? Это — богиня ночи.
— Багровое и немного страшноватое божество.
— Она добра к тем, кто ее почитает.
— Богов много, и все они требуют, чтобы их почитали.
— Богов много, но богиня красоты одна. Смотрите, она уже пришла!
Багровый свет постепенно разгонял темноту, и Брент с изумлением смотрел на мисс Бишоп. Он с трудом узнавал ее: черные волосы были искусно собраны на затылке, оставляя открытой красивую гибкую шею. Платье, лицо и жемчужинки ожерелья, залитые красноватым светом, казались изваянными.
— Удивительный сегодня вечер, — оказал Брент. — Будто сказочный…