Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера
Шрифт:
«Я знаю, зачем вы сюда едете».
И тут же рассказал им о цели их путешествия. Брат Аврелия расспросил школяра о своих давних знакомых, когда-то учившихся в университете, и, узнав, что все они уже умерли, разразился слезами.
Аврелий спешился и отправился вместе с молодым магом к нему домой, в город. Там обоих братьев хорошо принимали, угощали разнообразной едой и напитками. Аврелий еще никогда не видел такого добротного, такого изобильного дома. Перед ужином хозяин вызвал перед взором гостей обширные леса и парки, где водилось множество диких оленей. Аврелий увидел (или ему это только примерещилось) оленей с огромными рогами. Он никогда еще не видал таких могучих животных. У него на глазах мастифы растерзали на куски сотню таких оленей, а еще сотню этих животных насмерть ранили острые стрелы. Когда дикие олени исчезли, Аврелий узрел сокольничих, стоявших на берегу большой реки; их соколы
Но тут молодой хозяин хлопнул в ладоши, и все наваждения растаяли в воздухе как дым. Вот и все! Окончены забавы. Братья увидели столько чудес – а вместе с тем они так и не покидали дома волшебника. Они по-прежнему сидели в его кабинете, в окружении его колдовских книг. Все трое сидели и молчали.
А потом хозяин кликнул своего слугу и спросил его:
«Готов ли для нас ужин? Я ведь просил тебя приготовить ужин еще час назад, когда привел своих гостей в кабинет».
«Господин, – ответил паж. – Он готов всегда, когда вам угодно. Сию же минуту».
«Тогда немедленно пойдемте ужинать. Ведь влюбленным – таким, как мой друг, – необходим отдых между танцами».
Потом, после ужина, они стали обговаривать цену, которую маг возьмет за свои услуги. Ему ведь предстояло убрать все скалы, торчавшие вдоль берега от устья Жиронды до устья Сены. Сколько же это будет стоить? Школяр говорил, что это очень трудно, сопряжено со многими сложностями. Учитывая все это, меньше чем на тысячу фунтов он не согласится. Видит Бог, за такое волшебство даже тысяча – не деньги.
Аврелий был так окрылен, что и не подумал торговаться.
«Тысяча фунтов – сущий пустяк! Если бы мне принадлежал весь мир, я бы и его отдал за такую благодать. По рукам, сударь! Дело улажено. Клянусь вам – вы получите все сполна. Но только поскорее приступайте к работе! Завтра же!»
«Непременно, – отвечал чародей. – Даю вам слово».
И вот Аврелий, чувствуя себя счастливым, улегся в постель и крепко проспал всю ночь. Наконец-то у него появилась надежда, что страданиям его придет конец. На следующее утро все трое поехали в Бретань; они прибыли туда в благоприятную пору. В старинных книгах говорится, что их путешествие пришлось на холодный и морозный месяц декабрь. Солнце состарилось и ходило низко над горизонтом. Летом оно печет и сверкает, как начищенное золото, а в зимнюю пору оно чахлое и светлое, как чеканное серебро. Мороз и мокрый снег погубили цветы в садах и плоды в полях. Бог зимы сидел у очага, попивая мед из рога и заедая кабаниной. И все вокруг него кричали: «Ноэль! Ноэль! Рождество!»
Все следующие дни и недели Аврелий как только мог подбадривал молодого мага и угождал ему. Он умолял его сделать все, что в его силах, чтобы сотворить чудо и избавить его от мучений. А иначе, грозился Аврелий, он возьмет меч и заколется. Умный юный чародей, сочувствуя ему, проводил дни и ночи напролет в поисках разгадки. Как же вызвать столь великое наваждение? Ведь это очень нелегко – сделать так, чтобы и Доригене, и всем остальным людям показалось, будто мрачные скалы исчезли или провалились сквозь землю. Это и в самом деле – высшая магия. Но вот наконец ему почудилось, что он нашел верное средство. Он вынул свои астрологические таблицы на тот год и вычислил, когда наступит самое подходящее время для мистификации. Разумеется, это была чертовски хитрая, сложная задача, но он старательно готовился к ее решению. Он рассчитал положение всех планет и расчислил их путь на небесах. Он составил карты всех расстояний и пропорций. Затем он установил астролябию и разделил сферу на равные дома. Он наблюдал за знаками зодиака. Я-то сам в астрологии не силен, так что извините, если что перевираю. Потом он выделил восьмую и девятую сферы и отметил в них различные дома и ступени. Он знал, где будет находиться луна, откуда будут светить неподвижные звезды, знал и взаимное расположение созвездий. Это ведь были времена язычества. Он знал все трюки и розыгрыши астрономов-многобожников. В те дни люди легко поддавались на такие подлые уловки.
И это сработало! Маг нашел верную формулу, и потом целых две недели всем мерещилось, будто темные скалы исчезли. Их совсем не было видно. Между тем Аврелий пребывал в панике и неуверенности, не зная, обретет ли он свою любовь или потеряет. И ждал чуда. Когда же понял, что чудо произошло, что зазубренные скалы исчезли, он немедленно пришел к чародею и повалился ему в ноги.
«Тебе, о повелитель, – сказал он, – тебе я обязан всем! Я – жалкий и несчастный человек, но ты спас меня. Благодарю тебя, волшебник. Ты вместе с моей Владычицей Венерой вызволил меня из ямы холодного прозябания».
Затем он отправился в местный храм, где надеялся увидеть Доригену. Она и вправду была там. И он с дрожью приблизился к ней, робко ее приветствовал, а потом заговорил:
«Моя дорогая госпожа, вы, кого я люблю и боюсь больше всего на свете. Я никогда и ни за что не желал задеть вас или огорчить. Но скрывать свою любовь к вам не могу. Я готов умереть здесь, у ваших ног. Не могу вам описать даже малой доли своих страданий. Я знаю только, что должен или изъяснить вам свои чувства, или погибнуть на месте. Пускай вы не повинны ни в каком преступлении – вы меня убиваете! Но даже если у вас нет жалости ко мне, остерегитесь нарушить свое слово и бросить тень на свою честь! Сжальтесь. Сдержите свою клятву, ради бога, и спасите мою жизнь. Вы и сами прекрасно помните, чт'o вы мне обещали. Поймите: я ничего не требую, я всецело завишу от вашего милосердия. Вы помните, как однажды весенним утром в саду вы поклялись мне кое в чем. Вы поручились мне своей честью, что, если эти скалы исчезнут, вы ответите на мою любовь. Я был и остаюсь недостоин этого. Я сам это знаю. Но вы не должны отрекаться от своего обещания. Меня больше заботит ваша честь, чем моя жизнь. Клянусь вам! Я сделал то, что вы просили. Если не верите – ступайте на берег и поглядите сами. Вы можете, конечно, поступить, как пожелаете, но я снова умоляю вас: не нарушайте клятву. Живой или мертвый – я останусь вашим навеки. В вашей власти – решить мою судьбу. Я знаю только, что темные скалы исчезли».
Аврелий ушел, а Доригена осталась в полном ошеломлении. В лице у нее не было ни кровинки. Она ведь не подозревала, что такое возможно. Она угодила в ловушку. «Как такое могло произойти? – думала она. – Как он мог сотворить такое чудо? Или такую чудовищность? Ведь это противоречит законам природы». Она возвратилась домой в печали и растерянности. Она едва нашла дорогу. Двое суток она плакала и стонала. Она рыдала вслух и иногда падала в обморок. На нее смотреть было жалко. Разумеется, она никому не поверяла свою тайну. А Арвераг в ту пору как раз был в отъезде. Ей не с кем было поговорить, и вот, запершись у себя в спальне, бледная и печальная Доригена изливала свои жалобы самой себе:
«Увы, о госпожа Фортуна, я угодила под твое колесо! Ты застигла меня врасплох, и некуда бежать. У меня лишь два выхода: смерть или бесчестье. Я должна выбрать одно из двух. По правде говоря, я бы скорее отказалаcь от жизни, чем от чести. Смерть предпочтительнее потери добродетели и потери доброго имени. Уж лучше сойти тихой и безгрешной в могилу. Ведь многие благородные жены и юные девушки покончили с собой, не желая пожертвовать своим телом. Я знаю много таких примеров.
Когда тридцать проклятых тиранов в Афинах убили Фидона на пиру, они велели потом раздеть донага и привести к ним его дочерей. Их заставили танцевать и кривляться, подобно блудницам, скользя по отцовской крови, чтобы удовлетворить гнусную похоть тиранов. Да покарает Бог злодеев! Несчастные девушки корчились от стыда и ужаса; не желая так позорно утратить девственность, они вырвались из рук стражи и бросились в ближайший колодец. Они утонули, предпочтя смерть сраму.
А еще в древних книгах рассказывается о пятидесяти спартанских девах, которых захватили в плен и хотели изнасиловать мессенцы. Разумеется, все эти девы охотно лишили себя жизни, чтобы избежать позора. Они предпочли смерть бесчестью. Так отчего бы и мне не последовать за ними? Тиран Аристоклид вожделел к молодой деве Стимфалиде и приказал однажды ночью убить ее отца; девушка немедленно убежала в храм Дианы и припала к кумиру богини. Никто так и не смог оторвать ее от статуи, и ее убили на месте. Если эти молодые девушки охотно погибали во имя своей непорочности, то отчего бы и жене не последовать их примеру? Неужели я не могу защитить себя от гнусных мужских желаний? Неужели меня ничему не научит история жены Гасдрубала, которая покончила с собой в стенах Карфагена? Когда она увидела, что враги-римляне вот-вот захватят город, она схватила детей и вместе с ними бросилась в огонь. Она предпочла сгореть заживо, но не позволила римским солдатам осквернить себя. И разве не убила себя Лукреция после того, как ее обесчестил Тарквиний? Она не могла примириться с утратой доброго имени. Такой позор был для нее непереносим. Семь милетских девственниц предпочли самоубийство надругательству со стороны галлов. Я могла бы пересказать еще тысячу историй подобного рода. Вот еще. Когда был убит Абрадат, его любимая жена перерезала себе вены на запястьях и перемешала свою кровь с кровью из ран мужа, а потом воскликнула: „Теперь уж никто не надругается над моим телом!“