Кентерберийские рассказы
Шрифт:
Покинул брат загробные пределы,
И дух его вновь возвратился в тело
По божьей милости, и он проснулся,
И, вспомнив сон свой, въяве ужаснулся,
Зад Сатаны вообразив себе,
И плакал горько о своей судьбе.
Нас бог спаси, обманщиков карая,
Такой мольбой рассказ свой начинаю».
Рассказ Пристава церковного суда
В Йоркшире есть болотистая местность
То Холдернес и вся его окрестность.
У сборщика была на откупу
Округа
С нее, муку, сыры, соленья
В награду за благое поученье.
Бывало, так он с кафедры вещал:
«Молю, чтобы никто не забывал,
Что без деяний дом господень пуст,
Что мертвым надобен сорокоуст
И надо поручать его монахам,
А не бездельникам попам, неряхам,
Которые то утреню проспят,
То не помянут, то не покадят,
И не заевшимся монастырям,
А братьям сборщикам по их трудам.
Сорокоуст избавит от мучений
Усопших души, коль без промедлений
Его служить, а не по мессе в день, [200]
Как делают попы, которым лень.
Ведь это же лгуны и тунеядцы!
Не стыдно им на мессах наживаться.
Освободите души из узилищ,
Пока они мучений не вкусили.
Ведь каково им там: пилой, клещами
И раскаленными сковородами
Там истязают и на углях жгут,
Они ж напрасно избавленья ждут.
200
Иногда монахи умудрялись прочитывать весь сорокоуст (в католической церкви тридцать заупокойных служб) в один день, уверяя, что этим они избавляют усопших от двадцати девяти дней из тридцати положенных на пребывание в чистилище.
Так поспешите, братья, их избавить
И щедрыми дарами в рай направить».
Когда же красноречье истощалось
И прихожан мошна опустошалась,
Сказав «аминь», он шел в другой приход,
Там обирать доверчивый народ.
И, рясу подоткнув, взяв сумку, посох,
Не разбирая, сыты или босы
Хозяева, стучался в каждый дом,
Выпрашивал обед, сыр, эль и ром.
Другой монах нес посох и таблички [201]
Слоновой кости; он имел привычку
201
Таблички – дощечки из слоновой кости с нанесенным на них слоем воска. Писали на них, выводя буквы острой палочкой – стилем, и заглаживали ранее написанное ножом.
Записывать дары и всех людей,
Что заслужили щедростью своей
Его молитвы. Восклицал он громко:
«О братия! Пуста еще котомка!
Пшеницы бушель, рис, зеленый лук,
Пирог, иль окорок, иль сыра круг -
Все примем мы, и по цене, по весу, -
За пенни – свечку и за шиллинг – мессу
Получите взамен. Драгие леди!
Коль нету под рукой монет иль снеди,
Мы примем шерсти куль или моток,
Иль полотно, иль вязаный платок.
Сестра драгая, вписываю имя,
Не умаляйтесь
И на спине широкой, богатырской
Нес здоровенный служка монастырский
Пустой мешок и наполнял его
Добычею патрона своего.
И только что из двери выходили,
Как имена, начертанные стилем,
Монах проворно затирал ножом
И в следующий направлялся дом.
«Ложь, пристав, ложь!» – брат сборщик завопил.
Хозяин сборщика остановил:
«Спокойно, друг, ну что за восклицанья!
Не трусь, монах, не обращай вниманья».
«Так я и сделаю», – тот отвечал
И, не смущаясь, тут же продолжал:
«И бот пришел сей недостойный брат
В дом, где его радушней во сто крат,
Чем у других хозяев, привечали.
Но в этот раз хозяин был печален.
К одру болезни он прикован был.
«Hie Deus [202] , – брат умильно возгласил.
–
Друг Томас, мир тебе! Давно ль ты болен?
Уж так-то я всегда тобой доволен!
Всласть попили за этим мы столом!»
И с лавки он кота смахнул перстом,
202
Бог да пребудет [с вами] (лат.)
Жезл положил, и шляпу, и мешок
И занял сам привычный уголок;
А спутников послал вперед он в город,
Чтоб продали там снеди полный короб
И заказали ужин и ночлег.
Больной лежал, не подымая век,
Но гостю все ж с почтеньем прошептал он,
Что, да простит отец, сидеть устал он,
Но рад его послушать и принять.
И начал сборщик, как всегда, вещать:
«Свидетель бог, о вашем я спасенье
Не оставляю, друг мой, попеченья.
Не счесть акафистов, молитв и свечек,
Которых я, как жертвенных овечек,
Принес за вас к святому алтарю.
A ex cathedra [203] как я говорю,
Я текстами ваш слух не утруждаю,
Их толкованием сопровождаю,
А толкование – тяжелый труд,
Слова иные прямо насмерть бьют.
И вот внушаю, чтобы не скупились
И чтоб даянья братии дарились.
Но где ж хозяйка? Что ее не видно?»
«Да во дворе замешкалася, видно.
Сейчас придет». И точно, появилась
В дверях хозяйка и чуть-чуть смутилась.
203
С амвона (лат.).
«Святой отец, да где ж вы пропадали?
Полгода, как вы нас не навещали».
Хозяйку, толстощекую, что репка,
Монах галантный тут же обнял крепко,
Поцеловал и, обращаясь к ней,
Защебетал, как юркий воробей:
«Сударыня, когда бы мог, поверьте,
Не покидал бы вас до самой смерти.
И где бы ни была моя нога,
Повсюду я покорный ваш слуга.
Я обошел по всей округе храмы,
Но не видал нигде прелестней дамы».
Она в ответ: «Ну что вы, нет, не надо!