Кьеркегор за 90 минут
Шрифт:
Потрясающе, но среди этого нелепого бреда Кьеркегора встречаются действительно стоящие мысли. Он снова обращается к своему злому гению, Гегелю. Разрушительная критика была направлена на то, чтобы показать ложность гегельянства и его жалкое несоответствие своим претензиям на объяснение смысла бытия. Кьеркегор настаивал на том, что существование невозможно понять разумом, просто создав вокруг него обширную систему. Как только существование отождествляется с рассудком, для веры не остается места.
В книге "Болезнь к смерти" Кьеркегор анализирует отчаяние. Оно предстает для него невозможностью дальше "желать быть тем, чем ты на самом деле являешься". Такое утверждение довольно опасно. В самом деле, эти
Но что, если оно не строго фиксировано? Можно ли в этом случае говорить об «открытии» "истинного я"? Нет: открытие предполагает, что это что-то еще прежде находилось на своем месте, но оставалось неизвестным. Лучшим аргументом против «самооткрытия» является аргумент, уже ранее использовавшийся Кьеркегором. Он говорил о том, что выбор создает собственное «я». Это подлинная и исключающая страх свобода, на которой постоянно настаивает Кьеркегор.
Но вернемся к отчаянию. По Кьеркегору, бессознательное отчаяние возникает тогда, когда человек отождествляет себя с чем-то внешним по отношению к нему. Отождествление это может быть вполне тривиальным (например, если он хочет стать вторым Эйнштейном), или же в высшей степени амбициозным (если он хочет жениться на Мадонне). В любом случае оно оставляет человека на милость судьбы: и вот кто-то другой становится Эйнштейном, а предложение руки и сердца с презрением отвергнуто. Так как человек не достигает своих амбиций, он не может стать самим собой. Результатом становится внутреннее опустошение и неосознанное желание умереть.
Сознательное отчаяние отдает себе отчет в своем существовании. Оно бывает двух видов. Ложное понятие сознательного отчаяния имеет место тогда, когда человек знает о том, что он испытывает отчаяние, но думает, что другим это чувство незнакомо. ("Никто не знает, что я чувствую".) Это приводит его к еще большему отчаянию. Истинное понятие сознательного отчаяния связано с осознанием того, что отчаяние является частью бытия человека, и тем самым частью каждого «я». Поэтому это подлинное отчаяние знает о том, что принадлежит личности. Единственный выход из состояния отчаяния для человека находится в том, чтобы "выбрать свое собственное я" и совершить прыжок веры. Здесь Кьеркегор приоткрывает свои скрытые намерения: единственно возможное "истинное я" — это верующий человек.
К 40 годам Кьеркегор продолжал неистово писать. Он выглядел старше своих лет; его состояние таяло на глазах. Ему нужно было искать работу, но из всех профессий он знал только одну: пастора. Хотя кажется, что в какой-то момент Кьеркегор смирился с этим положением дел, что-то в нем сопротивлялось такой
Кьеркегор считал, что он разоблачил то, как подлинное христианство искажается датской церковью. Несмотря на свое все уменьшающееся состояние, он основал журнал, названный «Момент». На его страницах он критиковал церковь, называя ее «машиной», обличал одного из наиболее популярных епископов как лицемера, живущего мирскими интересами. (Помимо всего прочего, этот епископ был гегельянцем.) В одном из выпусков он даже заявил, что, если бы вдруг доподлинно стало известно, что Христа никогда не было, церковь продолжала бы существовать как и прежде, и лишь немногие пасторы смогли бы отказаться от своей комфортной жизни.
Как и можно было ожидать, это заявление вызвало шумный скандал. Теперь уже Кьеркегор мог не бояться потерять свою свободу: его пастырство было исключено. Так вновь повторился случай с «Корсаром». Кьеркегор завоевал славу и широкую известность. Его статьи вскоре были переведены на шведский язык, и полемика вокруг них разгорелась по всей Скандинавии. Мир отдавал ему должное, и сознательно или бессознательно он чувствовал это. Но вновь это была та единственная популярность, которую он чувствовал в себе силы принять: дурная слава и оскорбления. В то же время здесь нетрудно усмотреть отдаленное эхо того, как проклинал Господа Кьеркегор-старший на своем ютландском холме. И конечно, это вновь привлекло к нему внимание Регины.
Муж Регины незадолго до этого был назначен губернатором датских колоний в Америке (трех маленьких островов в Карибском море). Кьеркегор почти наверняка знал об этом; остается только гадать, насколько это повлияло на его решение основать «Момент». В апреле 1855 года, в день своего отплытия в Америку, Регина сумела встретиться с Кьеркегором на улице. Она помолчала и тихо сказала ему: "Да благословит тебя Бог. Может быть, все сложится для тебя хорошо". Кьеркегор приподнял шляпу, "вежливо поприветствовав друг друга", они разошлись. Это был первый раз, когда они говорили друг с другом после того, как 14 лет назад расстроилась их помолвка. И это был последний раз, когда они виделись.
Все возрастающее недомогание и постоянный стресс от борьбы с официальной церковью подточили здоровье Кьеркегора. Через семь месяцев после того, как Регина уехала в Америку, прямо на улице с Кьеркегором случился приступ, и его положили в больницу. На свои последние деньги он напечатал следующий выпуск «Момента». Из-за слабости и отчаяния, о которых он знал так много, Кьеркегор потерял волю к жизни. Но он никогда не терял веры. Те, кто видели его в то время, запомнили лучистые глаза, оживлявшие изможденное лицо, и его абсолютное спокойствие. Через месяц он умер. Это случилось 11 ноября 1855 года. То немногое имущество, которое у него оставалось, он завещал Регине.
На похоронах Кьеркегора собралось неожиданно много людей, студенты оспаривали друг у друга возможность нести гроб с его телом. Как и хотел бы Кьеркегор, на церковном кладбище случился скандальный инцидент. Некоторые присутствовавшие выступили против лицемерия церкви, которая хотела признать Кьеркегора своим, похоронив его на священной земле. Кто-то зачитал оскорбительный отрывок из «Момента». Поднялся шум…
Послесловие
Кьеркегор скоро был позабыт. Интерес к его творчеству пробудился только в начале XX века. Тогда в Германии в его идеях увидели своего рода философскую параллель незадолго до этого появившемуся и сразу вошедшему в моду психоанализу Фрейда.