Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")

Автор неизвестен

— Сын мой, нетерпеливый всегда причиняет себе зло. Ты пострадал из-за того, что недостало у тебя терпения. Но горевать об этом поздно. Что было, то было, а что было, то прошло.

Потом приблизился он к тому коню, что стоял в левом стойле. Копь стал длинным, поджарым, тонконогим. Алы-киши провел рукой по морде, глазам, крупу коня. Затем снова вернулся к первому. Конь этот был прекрасен — с изогнутой шеей, широкой грудью, выпуклыми глазами и черной гривой, высокий с узкой спиной, крутыми бедрами. Надо было иметь глаза, чтобы полюбоваться им. Конь заржал и взвился на дыбы.

Оскалив зубы, он хотел броситься на Алы-киши. Старый табунщик крикнул. Конь узнал его по голосу и успокоился. Алы-киши погладил его

по гриве, шее, спине, потом сказал:

— Сынок, еще несколько дней не выводи их из конюшни. А запирать дверь не надо. Сам ты каждый день будешь приходить кормить и поить их. [11]

Ровшан отвел отца в дом, а сам вернулся в конюшню, чтобы накормить коней.

Так прошло несколько дней. Как-то раз отец спросил Ровшана:

11

В некоторых вариантах Алы-киши на сороковой день приходит посмотреть жеребцов в конюшню. Взглянув на Гырата, он заметил у него на крупе впадину и спросил у Ровшана, не падал ли свет на коня. Ровшан ответил, что в потолке конюшни есть маленькое, словно проколотое иголкой, отверстие. Алы-киши поручил сыну поправить крышу.

— Ну, сынок, что поделывают наши кони? Как они едят?

— Отец, — отвечал Ровшан, — конь, что стоит справа, не жует, а мелет как мельница. Ячменя и сена не напасешься. И другой конь не плох. Но ест меньше. Да и сам он спокойнее, а тот, что справа, не стоит на месте. Пляшет, точно обозлившийся верблюд.

Старик снова вместе с сыном пошел в конюшню. Ощупал он коней и сказал:

— Ровшан, сын, кони хороши, теперь уже можно оседлать их и по-одному испытать. Поезжай сперва по свежеполитой пахоте, потом по колючему кустарнику, а после скачи по скалистым кручам.

Ровшан, как сказал отец, вскочил сперва на коня из правого стойла. Проехал сначала по свежеполитой пахоте и вернулся к Алы-киши. Старик зажал коню ноздри, конь не фыркнул. Послушал сердце и убедился — дышит ровно. Ощупал копыта, не нашел и комочка грязи. Тогда Ровшан вскочил на другого коня, поехал в поле, и снова вернулся к отцу. Алы-киши и этому коню зажал ноздри, выслушал сердце, ощупал копыта. И этот конь всем был хорош; только к одному из его копыт пристал комочек грязи.

Ровшан снова сел на первого коня и поскакал по колючему кустарнику. Промчавшись сквозь кустарник, конь вернулся с быстротой молнии и встал возле старого табунщика. Алы-киши ощупал его ноги и нигде не мог найти колючки или ссадины. И второй конь выдержал испытание, только одну из задних ног его слегка оцарапала колючка.

Теперь Ровшана ждало последнее испытание. Снова вскочил он на первого коня и поскакал к скалистым кручам. Конь пулей спустился с крутого склона и, взвившись соколом, встал около старого табунщика. Алы-киши крепко сжал коню ноги, конь не вздрогнул, не пошевелился, не моргнул глазом.

Настала очередь второго коня. Ровшан пустил и его вниз по склону. Конь, ударяя копытами о камни, спустился с горы.

Старик сказал:

— Сын мой, Ровшан, первый конь отлично выдержал свое испытание. И второй неплох. Оправдает он положенные на него труды. Но с первым конем ему не сравниться. Равного не сыщется под небом. Называю первого Гырат, другого — Дурат. Коли придется тебе идти в опасный путь на врагов, осаждать крепости — садись на Гырата, он выручит тебя из беды, спасет от смерти. Хорошенько смотри за ним, береги пуще жизни.

Помолчал старик, потом сказал:

— Сын мой, кони выросли, прошли все испытания. Пришло время отомстить Гасан-хану. Выведи, оседлай их, пойдем сводить наши счеты.

Еще в детстве, играя в поле, Ровшан нашел на земле какой-то камень. Камень был мал, но очень тяжел и крепок. Он сверкал, переливаясь искрами. Ровшан поднял камень и швырнул в пасшегося на лугу теленка. Камень пролетел мимо, но поднятый им вихрь свалил теленка, и тот околел. Ровшан пришел и рассказал отцу все, как было.

Выслушав сына, Алы-киши сказал:

— Ровшан, ступай разузнай, чей был теленок, заплати за него столько, чтоб хозяин не остался в обиде, а потом разыщи камень и принеси мне.

Ровшан пошел, сперва заплатил за теленка, а потом отыскал камень и принес отцу. Алы-киши ощупал камень, поворачивая его и так и сяк, — и понял: камень этот — упавший с неба осколок молнии.

На другой день Алы-киши один, без Ровшана, взяв камень, пошел к кузнецу. После взаимных приветствий он протянул мастеру небольшой осколок от камня к сказал:

— Мастер, сделай мне из этого шило.

Мастер взглянул сначала на осколок, потом на Алы-киши:

— Алы-киши, — сказал он, возвращая осколок, — ты человек, повидавший свет, разве выкуешь шило из камня?

После долгих споров и уговоров Алы-киши упросил мастера положить камень на наковальню и попробовать, куется он или нет. Смотрит кузнец — и вправду камень было легко ковать, поддавался он молоту точно воск. И пожалел он о словах, сказанных Алы-киши. Сделав шило, он отдал его Алы-киши. Тот уплатил за труд и спрятал шило в карман. А камень понес к оружейнику и сказал:

— Мастер, выкуй мне из этого камня меч.

Оружейник был еще большим пустомелей, чем кузнец. Все же и его после долгих споров и уговоров Алы-киши удалось упросить.

За семь дней мастер выковал из камня меч и воскликнул:

— Клянусь аллахом, что это за меч! Горит как солнце, сияет как луна!

Позарился мастер на меч. И когда в назначенный срок Алы-киши пришел за ним, он дал ему взамен другой. Но Алы-киши повел свое дело умело. Молча вытащил он из кармана шило, вонзил в клинок и проткнул его насквозь.

Увидел оружейник, что ему не провести Алы-киши и, делать нечего, — отдал ему его меч. Алы-киши взял свой меч и принес домой, [12] но Ровшану об этом не сказал ни слова.

Ровшан оседлал, как подобает, Гырата и Дурата и подвел их к отцу. Когда все было готово к отъезду, Алы-киши прошел в дом, вынул из тайника меч, отдала его Ровшану и сказал:

— Ровшан, возьми меч и с честью носи его. Такого, меча еще не видел мир. Перед ним ничто не устоит. Он все расколет, разрушит, раскрошит. Этим мечом ты заставишь ханов, беков и пашей захлебнуться в их собственной крови. А трусов и предателей меч этот заставит вопить о пощаде. С этим мечом будешь ты покорять крепости, разрушать все на своем пути. Но никому не говори, что он выкован из молнии. Скажи, что ковали его из египетской стали. Пока под тобою Гырат и этот меч у твоего пояса, никакой враг тебе не страшен.

12

В варианте «Кероглу» (ашуг Асад) изготовление египетского меча описывается так.

После того как испытали жеребцов, Ровшан, по приказанию отца, взяв свою мать и Дурата, направился в родное село Мурад-бейли. Он оставляет их там, а сам возвращается обратно. Алы-киши посылает его к мастеру-лезгину, чтобы тот изготовил меч.

Мастер отдает Ровшану изготовленный меч, и он отправляется мстить за отца.

В этом варианте сам турецкий султан приказал выколоть глаза Алы-киши. При встрече с султаном во время сражения Ровшан убивает его сына и визиря. Вместе с отцом он бежит в Мурадбейли и, собрав вокруг себя храбрецов, обосновывается в Ченлибеле.

Первыми присоединяются к Кероглу его удальцы: Исабала, Белли-Ахмед, Коса-Сафар, Чопур-Мехти, Алайпозан, Тыпдагыдан, Танрытанымаз и Дилбилмез.