Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")
Шрифт:
Так, не отличая ночи от дня, а дня — от ночи, после долгого пути доехал он, наконец, до подножья Ченлибеля. Посмотрел он кругом, чтобы найти проход к горе, вдруг видит — со всех четырех сторон окружили его.
— Эй, чего это вы кольцом сошлись вокруг меня? Я не купец, чтоб взять с меня дань, и не паша, чтоб получить за меня выкуп. Я таков же, как и вы. Отведите меня к Кероглу. У меня к нему дело.
— Сперва скажи мне, какое у тебя дело, — заметил один из удальцов. — Если понадобится проведем тебя к нему. А может мы и сами ответим тебе.
— Если бы вы могли ответить мне, не стал бы я искать Кероглу. Мне надо видеть его самого.
Словом, удальцы — свое, Белли-Ахмед — свое.
В конце-концов увидели удальцы — нет, ничего не выпытают у упрямца. Повели его к Кероглу. Белли-Ахмед вручил ему весточку от Нигяр-ханум. Кероглу распечатал
31
В варианте «Дербенд» (ашуг Вели) эту гошму (ашугская песня, импровизация) Кероглу посвящает Мовминэ-ханум. Поэтому последнее четверостишие относится к Мовминэ-ханум.
Только Кероглу прочитал письмо, тотчас же призвал он Дели-Мехтера [32] и сказал:
— Оседлай Гырата, я должен ехать в Стамбул.
— Кероглу, где твой разум, что тебе делать в Стамбуле? — запротестовали воины. — Не знаешь разве, что паши жаждут твоей крови? Поедешь и пропадешь.
— Нет, — сказал Кероглу, — я должен ехать.
— Да скажи, наконец, — настаивали удальцы. — Почему ты должен ехать?
Кероглу прочел им письмо Нигяр. Выслушав его, Дели-Гасан повернулся к воинам и сказал:
32
Мехтер —конюх. Кероглу всех своих бойцов, даже не носивших оружия, например, конников и ашугов, называл дели (т. е. удалец).
— Разве может не ехать он после этакого письма? Такому молодцу, как наш Кероглу, как раз под пару будет такая розочка, как султанская дочь. Только, друг Кероглу, путь тебе предстоит трудный и опасный. Не езди один. Позволь и нам отправиться с тобой.
Тут Кероглу прижал к груди свой саз и сказал:
— Нет, Дели-Гасан!
К своей красавице, игид, Один поедет он, один. Чтоб враг был по заслугам бит, Один поедет он, один. И неприятеля сразит, И край враждебный разорит, И налетит, и сокрушит — Один поедет он, один. Он свой стальной надев доспех, Пройдет дорогу без помех. Храбрец, одолевая всех, Один поедет он, один. К Нигяр спешит он — не свернуть Его с пути-пылает грудь. В далекий путь, в далекий путь Один поедет он, один. Я, Кероглу, беру клинок, Чтобы султана, что жесток, Перед Гыратом гнать я смог — Один поеду я, один.И снова повторил то, что пропел под звуки саза:
— Мои отважные удальцы, за Нигяр-ханум отправлюсь я один. Вы оставайтесь. Охраняйте Ченлибель.
Оказав это, Кероглу поднялся. Отвага его пришлась по нраву Белли-Ахмеду.
— Кероглу! — сказал он. — Поверь
33
Тирмэ —дорогая узорчатая шаль.
— Ну, я отправляюсь в путь, — сказал Кероглу Дели-Гасану: — Тебе поручаю заботу о молодцах. А Белли-Ахмеду придется побыть у вас до моего возвращения.
Покорно склонив голову, Дели-Гасан тотчас приказал взять Белли-Ахмеда под стражу, и двум воинам крепко-накрепко стеречь его. У Кероглу был такой обычай. Всякого вестника он не отпустит, пока не проверит сказанного. Если тот говорил правду, Кероглу награждал его и провожал с почетом. Если же тот замышлял зло и язык его был лжив, то дело решал египетский меч.
Только Кероглу успел отдать свои приказания Дели-Гасану, как Дели-Мехтер подвел Гырата. Кероглу подвесил к поясу меч, взял пику и, распрощавшись со своими удальцами, соколом взлетел на спину Гырата и пустился в путь.
Когда Гырат чувствовал, что поводья не натянуты, он летел, точно пущенная из лука стрела. Удальцы только-то и увидели, что пыль на дороге к Ченлибелю. Молнией несся окрыленный Гырат, перелетал через горы, мчался над долами. Другой бы такой путь и за неделю не осилил, а он уже на следующий день к вечеру подскакал к Стамбулу.
Кероглу постучался в двери первого же встретившегося ему на окраине домика. Ему открыла старушка.
— Послушай, мать, я из дальних стран, — обратился к ней Кероглу, — не приютишь ли ты меня на одну ночь?
— Почему бы нет? — отвечала старушка. — Пусть хоть смерть зайдет в дом, куда не заходят гости. Слезай, заходи!
Кероглу спешился. Провел Гырата на конюшню, а сам вошел в дом и сел в сторонке. Старуха принесла хлеба. Поев, Кероглу стал расспрашивать старуху про ее жизнь.
— Эх, — вздохнула она, — на всем свете у меня есть один-единственный сын, зеница моего ока. Он садовник в гранатовом саду дочери султана Нигяр-ханум.
Кероглу принял это за доброе предзнаменование. Казалось, счастье само свалилось к нему с неба. Говоря о том, о сем, он разузнал, что самого султана в Стамбуле нет: он отправился в паломничество в Мекку.
— Послушай, мать, — спросил он старуху, — а где же твой сын?
— Дочь нашего султана, Нигяр-ханум, — ответила, старуха, — каждый месяц с сорока своими красавицами-прислужницами отправляется гулять в гранатовый сад… Послезавтра как раз наступает срок. Она придет. Значит, сыну надо присмотреть, чтобы в саду все было в порядке.
Допоздна затянулась беседа Кероглу со старухой, но сколько они ни ждали, сын старухи так и не пришел. Наконец, она сказала:
— Дитя мое, он не пришел. Должно быть, переночует в саду. Дай-ка я постелю тебе постель, ложись себе и спи. Ты, верно, устал с дороги.
— Хорошо, — ответил Кероглу. — Хочешь постелить — стели!
Старуха начала стлать постель. Кероглу увидел: она стелет ему на почетном месте, а себе — у самого входа, и сказал:
— Не надо, мать. Постели лучше мне у дверей! Старуха призадумалась. Вспомнила она о том, как он расспрашивал о султане и его дочери. Посмотрела на богатырскую фигуру Кероглу и его невиданное оружие и испугалась: