Кэрри в дни войны

Бодэн Нина

— Нет, нет, разумеется, не опоздали. Извините, ради бога. Пожалуйста, приходите и уходите, когда вам будет угодно. Зал свободы устроили из моего дома! Праздничный чай давно ждет, но ты предпочитаешь развлекаться где-то на стороне! Пожалуйста, не оправдывайся. У тебя все написано на лице.

— Я обещала вернуться к половине седьмого, и мы вернулись, — упорствовала Кэрри.

— Прикажете подавать? Слуг, значит, из нас сделали? А благодарности никакой? Тетя ухаживает за вами, в кровь стирая руки, а «спасибо» слышит мисс Грин? И за что, могу я поинтересоваться?

За чужой счет легко быть щедрой! Мисс Грин имеет возможность приглашать в дом кого ей заблагорассудится, ибо счета оплачивает не она.

— Кроме нас с Ником, там никто не бывает, — сказала Кэрри.

— А вас туда, между прочим, приглашали? Это ведь дом моей сестры. Она вас приглашала? Нет. Но вас это мало волнует, поскольку вы ее ни разу не видели. Зато держать бедняжку подальше от людских взоров очень устраивает мисс Грин.

— Никто ее не держит, она просто больна! — выкрикнул Ник. До сих пор он слушал молча, стоя у дверей, но теперь прошел в середину комнаты и уставился на мистера Эванса горящими от гнева глазами. — И Кэрри, между прочим, ее видела, — добавил он.

Мистер Эванс перевел взгляд на Кэрри, и она задрожала.

— Только один раз, — еле слышно проронила она.

— А почему ты не сказала мне об этом?

— Я не думала…

— Не думала! О чем не думала? Что мне может быть интересно? Моя родная сестра — и мне неинтересно услышать о ней?

— Да не о чем особенно рассказывать-то.

— Она ничего не говорила? Сидела и молчала? Ничего не просила передать мне, ее брату?

Кэрри почувствовала, что задыхается. Лицо мистера Эванса, бледное и влажное, как сыр, нависло над нею.

— Говори, девочка, и не пытайся лгать!

Кэрри затрясла головой. Говорить она не могла. Ей казалось, что сбывается дурной сон, было так страшно, хотя она не понимала почему. Бесцветные глаза мистера Эванса впивались в нее, спасения не было…

Ее спасла тетя Лу.

— У вас новая блузка, тебя Лу? — звонким голосом спросил Ник, и мистер Эванс, забыв про Кэрри, повернулся к сестре.

Она стояла в дверях и растерянно улыбалась. На ней была розовая с оборочками блузка, совсем не похожая на ту, что она носила всегда, волосы гладко причесаны, а губы накрашены! У нее был совсем другой вид. Она стала почти хорошенькой.

— Легкомысленная женщина — оскорбление взора божьего, — страшным голосом возвестил мистер Эванс.

Тетя Лу перестала улыбаться.

— Тебе нравится моя блузка, Ник? — храбро спросила она. — Ее мне подарила приятельница, у которой я гостила. И помаду дала тоже она.

— Помаду! — завопил мистер Эванс.

— Большинство женщин пользуются помадой, Сэмюэл, — тихо вздохнув, сказала тетя Лу. — Я хочу быть как все, когда мы пойдем на танцы. В лагерь, — прошептала она. Голосок тети Лу был едва слышен. — На американскую базу.

— К американским солдатам? — взревел мистер Эванс. Он повернулся к детям. — Марш отсюда оба! Мне нужно поговорить с сестрой.

Они выбежали из кухни во двор, туда, где еще светило солнце.

Прочь с глаз, но чтобы было слышно. Правда, их совсем не интересовало, что скажет мистер Эванс, потому что они слышали это уже раньше. Женщины, которые мазали губы, носили короткие платья и гуляли с американскими солдатами, по его мнению, обречены на вечные муки. И тетя Лу знала это.

— Она, должно быть, совсем рехнулась, раз вошла в кухню и дала ему увидеть себя в таком виде. Как будто не знает, что он собой представляет.

— Она сделала это только для того, чтобы он отстал от тебя, — объяснил Ник. — И не ругал тебя в твой день рождения.

— Правда? — переспросила Кэрри и добавила: — Как ты думаешь, долго он будет ее бранить?

— Пока она не заплачет. Тогда он велит ей умыться, и мы будем пить чай. Ты хочешь есть, Кэрри?

— Нет.

— И я не хочу. У меня кусок в горло не полезет. — Он сидел, сгорбившись и прислушиваясь к доносившемуся из кухни реву. — Хоть это и не в первый раз, а привыкнуть все равно трудно. Противный он, мерзкий и болтливый кабан. За что он к тебе привязался? Что требовал сказать?

— Не знаю.

— А при нем ты знала, — взглянул на нее Ник. — По твоему лицу было видно, что ты знаешь. И он это тоже понимал.

Кэрри застонала и так широко развела руки в стороны, что у нее заболели лопатки. Потом она опустилась рядом с ним и уткнулась головой в колени.

— По-моему, он хотел, чтобы я сказала что-нибудь плохое про Хепзебу. Что она, например, плохо обращается с его сестрой. Но не только это. — И, с ужасом припомнив, что поручила ей передать своему брату миссис Готобед, добавила громко и решительно: — Не буду я шпионить для него, не буду! И ничего ему не скажу!

— Не кипятись, сестричка, — мягко посоветовал ей удивленный Ник. — Никто этого и не требует. Не может же он тебя заставить.

— Не знаю. — Уверенности у Кэрри не было.

8

— Мистер Эванс ненавидит американцев, — рассказывала Кэрри Хепзебе. — Тетя Лу собиралась вчера навестить свою приятельницу, но он ей не позволил, потому что в тот раз, когда она ездила к ней, они ходили на танцы с американскими солдатами. Не понимаю, почему он не разрешает. Американцы ведь приехали сюда помогать нам воевать с Гитлером.

Хепзеба и Кэрри были на кухне одни. Хепзеба гладила. А поскольку в Долине друидов электричества не было, то она пользовалась двумя чугунными утюгами, попеременно ставя их на огонь. Когда один утюг становился холодным, она брала другой и, послюнив палец, пробовала, достаточно ли он горячий. Вот и сейчас попробовала, и утюг сердито зашипел.

— Да, мистер Эванс не любит американцев.

— И вообще он противный! — возмущалась Кэрри. — Бедная тетя Лу, как она плакала! Стояла у мойки, мыла посуду после чая, а по щекам у нее бежали слезы. — Вспомнив об этом, Кэрри чуть не задохнулась от гнева и беспомощности. — Миссис Готобед тоже назвала его злым и бесчестным.