Кэрри в дни войны
Шрифт:
Она поставила сумку с гусем на землю и посмотрела на Ника.
— Я ничего не хочу ждать, — захныкал он, — я хочу быть там все время. Я не хочу возвращаться к Эвансу, не хочу. Я и раньше-то не хотел жить у него, а теперь не хочу еще больше. Я хочу домой…
Кэрри понимала, о чем он говорит. После той уютной, светлой, теплой кухни дом Эванса стал еще более холодным и неприветливым, чем прежде. Но Ник накручивает себя, сообразила она, и вот-вот начнется истерика, а потому жалеть его ни в коем случае нельзя.
— Николае Питер Уиллоу, помни, что только нужда подгоняет человека. Ну-ка, сейчас же успокойся и помоги мне нести гуся!
6
— Видели
Как только они вошли в кухню, он закидал их вопросами. На лице у него было написано нетерпение и неприязнь, а потому Кэрри ответила осторожно:
— Она была в спальне. А дом и чай неплохие.
— Кэрри, что ты говоришь? — удивился Ник. — Дом чудесный. И Хепзеба угостила нас замечательным чаем. — И глаза его засияли при воспоминании.
Мистер Эванс шумно вздохнул и нахмурился.
— Лучше, чем в нашем доме, значит? Что ж, когда сам не платишь за угощение… Эта мисс Грин! Уж ее-то скупой не назовешь, но это — щедрость за чужой счет. Ей самой не приходится трудиться до седьмого пота, выколачивая каждую копейку!
— Хепзеба превосходно ведет хозяйство, Сэмюэл. — Тетя Лу посмотрела на брата, и на шее у нее выступили розовые пятна. Облизнув губы, она добавила примирительным тоном: — И она жалеет Дилис.
— А почему бы и нет? — фыркнул мистер Эванс. — Место у нее отличное. Хозяйка слишком больна, чтобы следить за расходами, а потому можно недурно набить себе карман, коли пожелаешь.
Кэрри почувствовала, что лицо у нее отвердело от гнева, но она промолчала. Есть вещи, которые понимаешь без слов, и она поняла, что мистер Эванс завидует Хепзебе. Завидует потому, что у Ника сияют глаза. Никогда нельзя давать мистеру Эвансу понять, что тебе кто-нибудь или что-нибудь нравится. Ему совершенно все равно, хорошо им с Ником или нет, но если он поймет, что в Долине друидов им лучше, чем дома, то запретит там бывать.
— Мне Хепзеба Грин показалась очень славной, — осторожно сказала она. — Но дом ужасно старый и темный и чересчур большой. И мы немного боялись мистера Джонни.
Она поймала себя на том, что притворяется глупой маленькой девочкой и нарочно сюсюкает, но мистер Эванс этого, по-видимому, не заметил, как не заметил и недоумения Ника.
— Значит, вы видели этого идиота? — только и спросил он.
— Мистер Джонни вовсе не идиот, — возмущенно заверещал Ник. — Он… По-моему, вы просто…
Он замолчал, и Кэрри увидела, что губы его дрожат, пока он ищет слова, чтобы сказать мистеру Эвансу, какой он гадкий и подлый! Но, по всей вероятности, так и не сумел их отыскать, потому что зарыдал, громко всхлипывая, а из его широко открытых глаз хлынули слезы.
— Он устал, просто устал, — поспешно сказала Кэрри. — Мы очень долго шли, ему это не под силу. Пойдем ложиться, Ник…
Она обняла его за плечи и подтолкнула вон из комнаты, наверх, прежде чем он успел опомниться. Но когда он пришел в себя, уже в спальне, где нечего было бояться, ибо дверь была плотно прикрыта, а свеча горела, он обрушился на нее:
— Я считаю, Кэрри Уиллоу, что ты самое подлое существо на свете. Подлая, толстая корова! Сказать, что Хепзеба очень славная, да еще таким слащавым голоском!
— Я вовсе не собиралась… — начала было Кэрри, но ее остановил его ледяной взгляд.
— Я знаю, что ты собиралась. Предательница, вот кто ты! Подлая, низкая предательница, ты еще хуже, чем он! Он говорит плохое обо всех людях, ты же, чтобы подлизаться к нему, говоришь плохое даже про тех, кто тебе нравится. Ненавижу его и тебя вместе с ним и не хочу ничего слушать! — И, закрыв уши руками, он бросился на кровать.
— Неправда! — возразила Кэрри. — Ты несправедлив ко мне.
Но, учитывая то настроение, в каком он пребывал, было бесполезно что-либо объяснять. Он остался лежать, а она, вспомнив, что не сказала спокойной ночи, пошла вниз, ступая, как им велел мистер Эванс, по краю лестницы, чтобы не портить ковер. Она была уже почти внизу, как вдруг услышала его голос:
— Девочка, между прочим, неплохо соображает. Мисс Грин не удалось заморочить ей голову своим обхождением да елейными речами. Говорю тебе, Лу, было бы очень полезно почаще посылать ее туда смотреть, что да как. Мне и без этого известно, чем там занимается мисс Грин, но хотелось бы иметь доказательства.
Тетя Лу ответила что-то, но так тихо, что Кэрри не расслышала, и мистер Эванс рассмеялся. Говорил он громче обычного, в его голосе более явственно проступал валлийский акцент.
— Шпионить? Это что еще за слово, сестра? Разве я такой человек, что пошлет ребенка шпионить? Смотреть, что да как, — вот что я сказал, и никому от этого вреда не будет. Я забочусь только о Дилис, да и тебе не мешало бы о ней хоть изредка подумать. Чего бы она ни натворила, она остается нам родной сестрой.
— Я впервые слышу это от тебя, Сэмюэл, — заметила тетя Лу тоже громче и менее робко, чем всегда. — За много-много лет.
— Нет, я ее не прощаю, не думай, — сказал мистер Эванс. — Но одно — когда она была гордой и сильной и совсем другое — когда она лишена этих качеств. Мне больно думать о: том, как она лежит там беспомощная во власти этой женщины.
Во власти Хепзебы? Он что, хочет сказать, что Хепзеба колдунья? И Альберт это сказал. Кэрри стояла в холодном холле, дрожала и думала про Хепзебу, вспоминая, как она завораживающим голосом рассказывала им историю старого черепа. И вдруг почувствовала, что она на самом деле виновата во всем том, в чем обвинил ее Ник. Предательница, грязная, подлая предательница, стоит, подслушивает и позволяет мистеру Эвансу думать, что ей и вправду не понравилась Хепзеба. Что ей не заморочили голову, как он выразился! Она сию же минуту расставит все по своим местам. Войдет и скажет им прямо в лицо! Глубоко вздохнув, она вбежала в кухню, и они обернулись к ней: тетя Лу — с виноватым видом, а мистер Эванс — наливаясь кровью от гнева.
— В чем дело, девочка? Ты ведь пошла спать, так? Вверх и вниз, вверх и вниз по ковру!
— Я ступала по полу, — возразила Кэрри, но его лицо уже стало совсем багровым, а на лбу проступили вены, когда он приподнялся со стула.
— Вверх и вниз, вверх и вниз — я этого не потерплю, понятно? Ну-ка марш в постель! — И, пока Кэрри бежала по лестнице, сзади гремело: — Вверх и вниз, туда и сюда, взад и вперед — только бы суетиться и плутовать…
…Наступило и прошло рождество. В сочельник мистер Эванс пребывал в сравнительно веселом расположении духа, за обедом шутил и раздавал подарки. Нику нож, а Кэрри Библию. Нож этот оказался довольно тупым перочинным ножом, но это было лучше, чем ничего, а Кэрри изо всех сил старалась выглядеть довольной, потому что Ник лукаво на нее посматривал. Следующий же день получился неудачным: накануне мистер Эванс переел, настроение у него было дурное, а тетя Лу, боясь ухудшения его состояния, ходила на цыпочках, тем самым еще больше его раздражая.