КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
Шрифт:
Сообразив наконец, что мирные переговоры зашли в тупик, я поняла, что терять мне больше нечего, и решила, не теряя темпа, не отсиживаться в пассивной обороне и перейти в решительную контратаку:
— А почему, собственно, вы на меня орете, сударь?! Кто вам дал на это право? Какого хрена, в конце-то концов?!
— Я старше вас на двадцать три года! — не унимался очень ранимый, судя по болезненной реакции, Стеймацки. — Имейте уважение к взрослому человеку, который, кстати, находится при исполнении служебных обязанностей, и извольте выслушать меня до конца!
— Дяденька, извини засранку, — пробормотала
— Что вы сказали?
— Я извинилась перед вами на родном языке моей матери.
— О'кей! — Тон непрошенного визитера чуть смягчился, но по-прежнему сохранял интонации классного руководителя самого отстающего класса в школе. — Если бы я был тем, за кого вы меня принимаете, вас бы уже не было в живых, мэм. Я выломал бы эту хлипкую дверь и утопил бы вас в ванной. И без кретинских разговоров о моей супруге, о которой вы возомнили черт знает что. Причем сделал бы это так тихо, что господин Онассис, на которого вы тут ссылались, ничего об этом не узнал. Вместе с администрацией вашего долбаного отеля. И перестаньте, ради Иисуса, грозить мне автоматом. У вас там, в ванной, кроме зубной щетки и тампонов ничего нет…
— Не хамите мне, сударь! — вновь повинуясь рефлексам, вяло взвизгнула я. Я понимала, что безнадежно проигрываю этот раунд задверных переговоров, и пыталась, наподобие опозоренных жен японских самураев, сохранить напоследок лицо. — В конце концов, я женщина, а не угол от бани, на который мочится всякий, кому не лень!..
На этот раз Стеймацки замолчал на добрую минуту. Очевидно переваривал только что услышанное.
— Прошу прощения, мэм, — пробормотал он примирительно. — Вы меня просто вывели из себя…
Наступило томительное молчание. Порезвившись вдоволь, я поняла, что пришло время выбрасывать белый флаг. Где-то в глубине души я чувствовала, что этот самый Стеймацки не врет. Впрочем, даже если бы и врал, что я могла сделать? Изображать героя «Трех поросят» с хижиной из соломы? Решив про себя капитулировать не сразу, а постепенно и с достоинством, я возобновила прерванный диалог через дверь:
— Ну, хорошо, ваша осведомленность в вопросах женских… м-м-м… мелочей выдает в вас цивилизованного человека.
— Слава Иисусу!
— Но кто сказал, что цивилизованный человек не может состоять на службе у КГБ? У них тоже есть супруги, а некоторые из них уже давно перешли с ваты на тампоны. И потом…
— Да вы что, мэм, издеваетесь надо мной?!
— Хотите доказать мне свою лояльность, сударь?
— А что, у меня есть другой выход? — судя по имени и фамилии, мой визитер явно происходил из итальянской семьи, однако свой последний вопрос задал с неподражаемой еврейской интонацией, сделавшей честь моей покойной бабушке Фане Абрамовне.
— Тогда выйдите, пожалуйста, из моего номера. Дайте мне десять минут. Я оденусь, приведу себя в порядок, после чего я в вашем полном распоряжении.
— И это все?! — судя по облегченно-восторженному возгласу, Стеймацки ожидал, что я потребую от него в качестве гарантий слетать в эту саму «заграницу», куда так экстренно отправили моего единственного на данный момент мужчину, и привезти с собой Юджина в качестве парламентера.
— Это все! — торжественно подтвердила я. — Ваше счастье, сударь,
— Ага. Мягкий. С таким характером в серпентарии надо работать! — прошипел визитер. — Со змеями-девственницами!..
Ровно через минуту после того, как дверь за Стеймацки захлопнулась, я вышла из ванной, быстро оделась, навела на лице некое подобие косметического марафета, которое практически все советские женщины осуществляют в жестком цейтноте и под девизом «Домажусь на работе!», после чего плюхнулась в кресло с сигаретой и стала ждать. Кем бы на самом деле не был этот человек (хотя после того, как незваный визитер так убедительно доказал мне инженерную несостоятельность моих защитных бастионов в виде хлипкой двери ванной, я чувствовала, что, скорее всего, Стеймацки именно тот, за кого выдает себя), у меня все равно не было выбора. Как ни странно, но то ли от того, что я впервые за эти долгие две недели оделась «на выход», то ли в предчувствии хоть каких-то перемен в своем беспросветном бытие заложницы развитого капитализма, настроение у меня заметно улучшилось.
— Все русские очень недоверчивы, — проворчал Стеймацки, появившись в номере, как и большинство его коллег, совершенно бесшумно. Этот секрет (Господи, да разве только этот?!) я так и не могла постигнуть.
Преодолев секундную нерешительность, я взглянула на обладателя немолодого голоса, к которому уже успела привыкнуть. Стеймацки действительно выглядел намного старше меня — на вид ему было лет шестьдесят, не меньше. Обычный мужчина средней упитанности с невыразительным, чуть сморщенным лицом, зачесанными назад седыми волосами, понимающими темными глазами, чуть приподнятыми, как у паяца, уголками тонких губ и вздернутым по-вологодски носом, который казался на этом лице явно чужеродной деталью, пришпандоренной Создателем в самый последний момент, когда он обнаружил отсутствие в своем конструкторе под названием «Сделай сам» именно этой детали. Короче, ничего особенного. Моя непотопляемая подруга, воспринимающая любую особь мужского пола, вне зависимости от его возраста, убеждений и социального статуса в качестве потенциального спутника жизни, о таких мужиках всегда говорила одно и то же: «С этого лица воду не пить. Засуха!»
— Вы не правы, господин Стеймацки! — возразила я, вставая. — Нет народа более доверчивого, чем русские. Просто их постоянно обманывают.
— Вы готовы, мисс? — Стеймацки явно не желал вступать со мной в дискуссию по национальному вопросу, чем еще раз подтвердил свое несоветское происхождение.
— Вы даже не представляете себе, как я готова!
— Оденьте это, — Стеймацки протянул мне огромные, в пол-лица темные очки.
— Ну да, конечно, — пробормотала я, водворяя очки на переносицу. — В них я сразу стану неузнаваемой.
Женщина в темных очках в разгар зимы как-то естественно сливается с толпой. И как я не подумала об этом!..
— Вы что, иронизируете? — мой поводырь полуобернулся.
— Да Бог с вами, господин Стеймацки, — я одарила его совершенно искренней, лучезарной улыбкой. — А если даже иронизирую, то исключительно над собой. Это, кстати, еще одна сугубо национальная русская черта. Знаете, складывается такое ощущение, словно меня оставили на второй год и заставляют заново учить уже пройденный материал.