КГБ в смокинге. Книга 2
Шрифт:
— …что ни о каком прощении и речи быть не может, — закончила я.
— Зачем же так, Валентина Васильевна? У нас с вами добрая страна. И она всегда готова простить, если, конечно, человек, совершивший ошибку, осознает ее пагубность…
Эта тварь все ощутимее действовала мне на нервы. Явно дожидаясь Мишина, он, дабы время не тянулось столь мучительно, заполнял его идиотскими воспитательными беседами, причем, судя по всему, получал от этого ликбеза немалое удовольствие.
— Послушайте, господин в бабочке… — я придвинула ближе тарелку с тортом:
— Можно Анатолием, — благосклонно сказал он.
— Было бы странно, если бы вы разрешили величать вас Абрамом.
— Вы правы, — на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Так вот, Анатолий, странная складывается ситуация, а? Вы подсаживаетесь в ресторане к незнакомой женщине, мало того, пристаете к ней, делаете какие-то дурацкие намеки… А если я вызову метрдотеля или полицейского? Не говоря уж о том, что я вовсе не обязана выслушивать ваш идиотский бред и могу просто уйти…
Он поднял на меня светлые глаза, в которых на протяжении всей беседы ни разу не блеснула хоть искра улыбки.
— Должен вас огорчить, Валентина Васильевна: никто не станет выводить меня из ресторана. Никто не даст вам возможность покинуть этот зал. Даже двух метров пройти не дадут…
— А если я закричу? Устрою скандал? Буду звать на помощь?
— Тогда вас выдадут за сумасшедшую и увезут в специальной машине.
— Куда?
— Туда же, куда я собираюсь доставить вас без лишних театральных эффектов. Так что сидите тихо, Мальцева, и доедайте свой торт.
Он отхлебнул глоток светлого пива, аккуратно утер рот салфеткой и снова поднес бокал к губам. Я видела, как он наслаждается своей силой и моей беспомощностью.
— Вам никто не говорил, что вы плохо кончите? — зло спросила я. — И самое интересное, что это произойдет очень скоро.
— Что? — он явно не ожидал от меня такого паса.
— Возможно, вас застрелят, — мстительно сказала я. — Или повесят…
— Меня?.. — он поперхнулся пивом и на всякий случай огляделся по сторонам. — Ну, знаете, Валентина Васильевна… Кто же меня повесит? Уж не ваш ли дружок Мишин?
— Может, мой дружок Мишин, — согласилась я. — Или дружки моего дружка Мишина… Но вообще вы зря тут нарисовались. Что, послать больше было некого? Ведь теперь все: ваш портрет списан. Не боитесь мести?..
Надо отдать ему должное: он не дрогнул, только взгляд как-то напрягся, окаменел. Словно он вспомнил, что взять меня — только часть дела. Причем весьма незначительная, если учесть, что второй частью является пленение Витяни Мишина.
— Кстати, Анатолий, — продолжала я, — как вы думаете, могли мой зверь-дружок оставить подружку в ресторане без оружия? А вдруг у меня в сумочке пистолет? И вот я достаю его и нацеливаю вам в живот…
Мои руки лежали на коленях, скрытые от него тяжелой темно-вишневой скатертью.
— Взвожу курок…
Он судорожно сглотнул слюну.
— Грохочет выстрел — ба-бах! — и вы, раскинув руки, валитесь на спину! Прямо здесь, в хорошем
Мой улыбчивый собеседник, надо признать, не столько испугался, сколько встревожился. Он сжал свой бокал двумя руками.
— Резвитесь, Валентина Васильевна?
— Резвлюсь. А почему бы и не порезвиться напоследок? Сейчас здесь будет не до смеха. Всем. Ну и мне, конечно. Но вам, уважаемый любитель пива, будет хуже всех.
Он, наверное, уже понял, что имеет дело с совершенно сбрендившей бабой, и решил поставить точки над «i».
— Скажу вам честно, Мальцева: вы меня уже не интересуете. Я вами разочарован.
— Так быстро?
— Да. Вы интересовали меня до того момента, пока я не увидел вас за этим столиком. А глупости вы болтаете, как я понимаю, либо со страху, либо потому, что элементарно переели. Жаль. Мне говорили, что вы умная женщина.
— Кто?
— Вы.
— Я спрашиваю, кто вам это сказал?
— Люди, которые хорошо вас знают.
— Ну-ну… — я снова взялась за торт.
— Так вы не хотите ответить, когда должен подойти Мишин?
— Кто это? — потревоженное творение чешских кондитеров из шоколада и взбитых сливок вызывало во мне дурнотное головокружение. Почему-то вспомнился анекдот о госте, у которого спросили, сколько ложек сахара насыпать ему в чай, и который ответил: «Восемь. Я не люблю очень сладкий». — Послушайте, Анатолий, вы мне надоели!..
Я чувствовала, что время, отведенное Витяней для его конспиративных дел, из-за которых, собственно, я и была сослана в ресторан, истекало. Тот факт, что этот хмырь по-прежнему сидел напротив и с удручающим упорством пил из меня кровь, однозначно свидетельствовал, что Витяня все еще где-то гуляет. Иначе к чему был весь этот ресторанный допрос с гастрономическим пристрастием? С другой стороны, тактика, которой я придерживалась в навязанной мне беседе, была настолько примитивной, бездарной и, главное, лишенной хоть каких-нибудь перспектив, что мне и самой становилось не по себе. В голову не приходил даже классический женский вопрос: «А что потом?» Потому что ответ я знала…
— Я бы оч-чень хотел («оч-чень» он произнес именно так, словно причмокивал в предвкушении маминого обеда с блинчиками), чтобы вы правильно поняли ситуацию… От этого многое зависит. И прежде всего — ваша личная судьба. Не могу поверить в то, что она вас не волнует.
— Она меня волнует даже больше, чем вы можете вообразить, — вставила я.
— Ну вот. Тогда прошу вас взвесить следующие обстоятельства. Ресторан оцеплен, все подходы к Ратушной площади контролируются специальными нарядами. Мне важно знать: куда отправился Мишин, а также куда и когда он должен вернуться? Сюда? Или вы договорились о другом месте встречи? Где это место? На который час вы назначили рандеву? Если вы сейчас не ответите мне, то автоматически возьмете на себя ответственность за все, что может произойти…